Но теоретически девушки могли встретиться в БКЗ, и отпечаток смазанного пальчика вполне мог принадлежать Томе.
Линию Шинков – Вертелецкая надо прорабатывать дальше. Завтра будет расшифровка звонков и Риты, и Тамары, а вот что касается звоночков мэра, придется позвонить другу из ФСБ и уже не по телефону объяснить ситуацию. Выносить «сор из избы», согласно русской поговорке, было неприлично, но выбора у Аванесова не было, мэрский след проглядывался в Ритиной истории слишком явно, чтобы закрывать на это глаза. Руслан почувствовал, как это часто бывало, что вот-вот выйдет на след.
– Да, Константин Сергеевич! – ответил Аванесов, выслушал начальника и, положив трубку, произнес: – Ну этого я вам обещать не могу. Под господина Шинкова буду копать, но только потихоньку, чтобы стук моей саперной лопатки вы не услышали.
Аванесов посмотрел на часы, он договорился сегодня встретиться с ветераном правоохранительных органов, бывшим следователем Семеном Александровичем Барановым, в своей среде более известным, как Саныч. Именно он вел дело об исчезновении финансового директора «Промсвязи» Савватеева, может, разговор с опытным коллегой даст новый вектор в расследовании?
Саныч вышел на пенсию давно, подрабатывал в частном детективном агентстве, которое учредил его однокурсник, и на судьбу не жаловался. Денег у него предостаточно, да разве есть у ветерана большие запросы? Хватало бы на хлеб и сигареты, да на бутылочку пива по субботам. Он совсем не походил на классического детектива, не носил черного плаща, черной шляпы и черных очков вполлица, был человеком маленького роста с приятной улыбкой. Последний год своей сыскной работы он искал должников, собирал сведения для заказчиков и занимался супружескими изменами, слежкой за неверными супругами. Пообщаться с бывшими коллегами и помочь в расследовании он не был против и с Аванесовым встретился с удовольствием.
– Как живет нынче милиция? – спросил он, подливая гостю чай.
– Полиция мы теперь, полиция!
– Полицаи всегда были врагами народа. Это опять наше правительство, чтобы изобразить бурную деятельность и отвлечь людей от проблем, взялось переименовывать милицию в полицию, ГАИ в ГИБДД, тьфу! А я ментом был, ментом так и остался. Ну, говори, зачем пожаловал, за какую ниточку из прошлого потянули?
– Ниточка называется «Промсвязь», исчезновение Савватеева.
– Знал я, знал, что всплывет это странное дело.
– Почему странное, Семен Александрович?
– Странное и мутное. Времена такие были, начальники расхватывали государственную собственность под шумок и чем крупнее шишка, тем больший кусок норовила оттяпать. В случае с «Промсвязью» тогдашний губернатор через подставных лиц действовал, Шинков наш активизировался, но провернуть эту сделку им очень мешал Платон Савватеев. И вот Савватеев исчез. В деле есть свидетельство жены, которая показала, что муж утром ушел на работу и не вернулся, его телефон не отвечал, а заявление об исчезновении приняли только через три дня.
– А генеральный директор «Промсвязи» к тому времени слинял из страны? – уточнил Аванесов.
– Да, что мог украл и эмигрировал в Канаду. Желающие положить остатки «Промсвязи» себе в карман наткнулись на сопротивление Савватеева, он оказался крепким орешком. Кстати, коллектив очень сожалел о нем. Грамотный был мужик, толковый и делал все, чтобы предприятие не продали, и не продали бы, если бы он не исчез.
– Его исчезновение было выгодно Шинкову.
– Да не только Шинкову, там целый список «местных акул», но оснований предъявить им претензии не было. Сработано чисто: был человек, и нет человека. На следственную группу оказывалось такое давление, чтобы мы поскорее закрыли дело. Даже версии нам предлагались про Савватеева, – вспоминать противно.
– Какая у него семья была?
– Жена, милая, тихая, приятная женщина, работала на радио. Старушка-мать, сын. Женщин уже давно нет в живых, скончались через полгода друг за другом.
– А сын?
– Он тогда был подростком, может, тоже уехал в Канаду, молодые сейчас продвинутые.
– У Савватеевых были друзья?
– Не вспомню, со многими беседовал тогда. Вот одну женщину, которая дружила с женой Савватеева, помню. Ее звали, как мою маму, Нина Семеновна, фамилия Иванова. Простая фамилия, поэтому и запомнил, и была она учительницей их сына. Чтобы еще кого-то вспомнить, надо дело поднимать. Вот что еще хотел сказать, вдруг поможет тебе в чем-то: слух тут ходил, что мои коллеги собирали информацию по заказу Инги Шинковой об очередной любовнице мэра, он у нас в этом вопросе дока. Никаких подробностей не знаю, но могу поспрошать у сыскарей на предмет встречи.
– Это было бы просто замечательно!
Саныч не обманул, и вечером Аванесову позвонили и назначили встречу недалеко от дома. Молодой человек приятной внешности в словах был аккуратен, говорил, словно чертил остро отточенным карандашом на бумаге без помарок.
– Меня просили вам помочь. Скажите, речь действительно идет об убийстве?
– Да, об убийстве девушки Маргариты Вертелецкой. Ваша информация может быть неоценимой.
– Я действительно получал заказ от одного известного вам лица собрать информацию о Вертелецкой, которая состояла в интимной связи с другим интересующим вас лицом. Досье передано заказчику в единственном экземпляре, но кое-что я помню, было это около года назад.
Аванесов слушал детектива и думал о том, что жену Шинкова надо пожалеть, терпит его похождения, собирает информацию о любовницах, не может выйти из порочного замкнутого семейного круга. Такие женщины не любят проигрывать и способны на многое.
Оказалось, что Рита часто общалась лишь с Аллой Голубевой, но большую часть своего времени она проводила с мужем заказчицы или в своей квартире, с ним или без него.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Руслан. – Правда, негусто, но есть интересные повороты.
На работе его ждал разгневанный Чупров, который сунул ему заявление адвоката Дмитрия Евгеньевича Шинкова.
– Зачем ты допрашивал его?
– Константин Сергеевич, мне не в чем каяться! Я не вышел за рамки наших договоренностей и только беседовал с ним.
– Чего ты у него спрашивал, что он бумагу накатал?
– Ничего особенного, фотографии, где он с убитой девушкой, показал. К его чести, он не отрицал отношений.
– Если ты не отстанешь от Шинкова, мне не удастся сдерживать его претензии. А он человек влиятельный.
– Я что-то не могу понять – он с девушкой сожительствовал, ее убили, а претензии, оказывается, к нам? Вот как нынче мы работаем. У кого еще претензии имеются?
– Ладно, Аванесов, не паясничай, все ты понимаешь. Мэра больше не беспокой.
– Это уж как получится, не каждый день любовниц мэра убивают, знаете ли, – ответил Руслан и направился к выходу.
– Бывших, заметь, бывших любовниц! – крикнул ему вслед Чупров.
Глава 28Больничные коридоры
Четыре месяца до происшествия
Рита очнулась на кровати. Голова кружилась и болела, медсестра привычно вколола иголку в ослабевшую руку и поставила капельницу. Рита смотрела, как в нее медленно, по капелькам, вливается розовое лекарство, наполняя организм спокойствием, умиротворенностью и безмятежностью. Какой сегодня месяц, день, число, она не помнила, да разве это было важно? Ее из одной клетки переместили в другую, менее просторную и свободную, но она по-прежнему оставалась пленницей, наложницей, рабыней.
– Молодая, а жизнь у нее уже неспокойная, нервная, вот и депрессия, срывы, алкогольная зависимость, – Рита слышала, как в коридоре про нее говорили медсестры.
Жаль, что нельзя покурить травку, ей бы сразу стало хорошо. Организм требовал дозу, кости болели, Риту словно выворачивало наизнанку.
Несколько раз ее приглашали в кабинет главного врача. Эраст Никонович сам мерил ей давление, пульс, заглядывал в рот.
– Ну что, Рита, как твое настроение? Как кормят?
Ей не хотелось говорить, но она понимала, что молчание в этом случае – худший вариант.
– Кормят нормально, настроение нормальное. Спать все время хочется. Кости болят.
– Хочется, так спи, высыпайся, нервишки подлечивай. Ты идешь на поправку, организм молодой, живучий. Курс лечения закончим, и тогда боль пройдет.
Рита молчала, в больнице она привыкла больше молчать, и молчание в этом случае было способом защиты. Но ее молчание было только внешним, ведь внутри мысленно она кричала, до истерики, до застывших в горле слез. Молчание приглушало чувства, приводило к отчаянию и депрессии. Беседы с врачом ее изматывали.
После этих встреч просыпавшаяся жизненная сила исчезала, уходила, как в песок вода. Алла не звонила, не появлялась, да и, собственно, звонить было некуда, ее сотовый телефон отобрали. Рита могла часами лежать на кровати и рассматривать потолок, она представляла себя точкой на огромном белом пространстве, точка пульсировала, передвигалась из угла в угол, останавливалась в центре, увеличивалась в размерах и становилась громадной мерзкой кляксой. Мерзкая тварь терпеливо ждала, когда свет потушат, чтобы начать душить Риту.
– Не выключайте свет, я боюсь! – кричала она.
– Конечно, конечно, – спокойно и с улыбкой отвечала медсестра и вводила приятно пахнущее лекарство.
Рита проваливалась в бесконечность, где смеялись и копошились розовые человечки и много другой непонятной мути, у тела не было никакой опоры, и оно растворялось в пространстве.
Швабра скребла пол, не скользила по полу мокрой тряпкой, а именно скребла, и этот звук не давал Рите спать.
– Вы можете мыть потише? – недовольно спросила она, обращаясь к женщине со шваброй, фигура которой ей вдруг показалась знакомой.
– Доча? Что ты тут делаешь? – произнесла фигура голосом продавщицы Яны Свириденко.
У Риты было ощущение, что она увидела инопланетянина, ее голос охрип от напряжения.
– Я тут лечусь!
– Ты заболела? Что с тобой? – озабоченно спросила Яна.
– А ты что тут делаешь? – вопросом на вопрос ответила Рита. – Апельсины в палатке кончились?