Эмиль решительно поднял руку:
— Только не сегодня! Ни о бедах, ни о политике! Сегодня мы празднуем! Бертин, тащи-ка вино, выпьем за Солей и Реми, за их возвращение!
Жак, который тоже за время их отсутствия вырос не меньше чем на дюйм, впервые осмелился что-то сказать:
— Папа, а мне можно будет немножко?
— Почему нет? — Эмиль сегодня был настроен благодушно. — Сегодня, думаю, даже мать не будет против!
Анри, которого давно привлекал рубиновый цвет вина, тоже робко осведомился:
— А мне, дедуль? Попробовать только!
— Нет, нет, — запротестовала Барби, — ты еще маленький!
На лице парнишки еще не успело отразиться чувство разочарования, а Эмиль уже распорядился по-своему:
— От глотка ничего не будет. Давай попробуем с тобой лучшее французское вино, которое прошло через все британские засады и заставы!
Все с интересом ждали, что будет. Анри глотнул, как будто это было парное молоко, подавился, закашлялся.
— Гадость какая! — наконец произнес он ко всеобщему веселью, только бабушка укоризненно покачала головой.
— Я же говорила, рано ему еще! — проговорила она, вытирая подбородок Анри уголком фартука.
— Верно, — согласился Эмиль. — Но теперь он и сам это знает. А ты как, Венсан? Не хочешь попробовать?
Тот, широко раскрыв глаза, с ужасом смотрел на то, что произошло с братишкой.
— Нет, спасибо, дедушка!
Все снова засмеялись. Эмиль начал разливать вино остальным. Реми переглянулся с Солей, она улыбнулась, кивнула, и тогда он встал предложить тост:
— За вашего очередного внука и нашего первого сына, который должен появиться на свет к концу апреля следующего года!
Послышались поздравления. Барби и Даниэль вскочили с мест, бросились к Солей, стали ее обнимать. Когда шум наконец утих, Солей смогла задать вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:
— Ничего не слышно о Луи с Мадлен?
В комнате сразу стало тихо.
— Нет, — Эмиль сказал это каким-то сдавленным голосом. — Мы ничего не слышали. Можем только молиться, что они были уже на острове, когда англичане взяли Бобассен.
— Если бы это было не так, вы бы наверняка узнали. Слухами земля полнится, — попытался успокоить его Реми.
Они выпили, послали Бертина за другой бутылкой, прикончили и ее. Перед сном все опустились на колени для семейной молитвы, вознеся хвалу господу за счастливое возвращение путешественников и испросив благословение для тех, кого нет рядом.
Усталые и приятно разомлевшие от непривычного вина, Солей и Реми оказались в той самой комнатушке, где провели свою первую брачную ночь. Казалось, так давно это было — как будто целая вечность прошла.
— Здесь Пьер с ребятишками спал, — сказала Солей, чувствуя себя немного неловко из-за того, что тем теперь придется устраиваться где-то в другом месте. — У меня есть такое подозрение, что он рассчитывает сюда скоро привести свою Сесиль.
— Хорошее место для молодых! — засмеялся Реми, задувая свечку. — Мы тут неплохо начали, а? Не то, что на оленьей шкуре под открытым небом?
— Я и там, по-моему, была не против, — честно призналась Солей.
— Ну, а мне вообще все равно где, лишь бы с тобой. Ладно, не будем терять времени, пока ты еще не стала как шарик, тогда к тебе не подступишься.
— Я такая счастливая — в жизни такой не была! — успела проговорить Солей, прежде чем Реми закрыл ей рот поцелуем.
Назавтра, однако, жестокая реальность начала властно вторгаться в ее жизнь. Когда она вытирала последнюю тарелку — они засиделись за завтраком, чего раньше никогда не бывало, она глянула в окно, и сердце у нее тревожно сжалось: Реми о чем-то беседует с близнецами, в лицах у них ничего мальчишеского, никакого веселья. О чем это они? Она инстинктивно опустила руку на живот, как будто желая защитить свое дитя. Неужели ему грозит опасность?
— Как тут дела, правда, мам? — спросила она тихонько.
Она рассчитывала, что Барби улыбнется ей в ответ, успокоит. Однако мать, помедлив, сказала с нескрываемой болью:
— Боюсь, не совсем хорошо, дочка!
Даниэль, оторвавшись от котла, где уже готовился обед, повернулась к сестре:
— О Гран-Пре ничего не слышали?
— Да нет, по пути мы никого не встретили из наших мест.
— Англичане себя все хуже ведут, — начала Барби. — Даже отец это теперь признает. В начале июня пришел отряд из форта Эдвардс — вроде бы рыбу ловить. Потребовали, чтобы их по домам разместили — раньше-то в амбарах спали и ничего. Ну ладно, наши деревенские их приняли, накормили, напоили, они все посмеивались, притворялись друзьями…
Голос у нее прервался, и тут за нее продолжила Даниэль:
— Дождались, пока все уснули, поднялись посреди ночи, устроили обыски, забрали все оружие и патроны! Как грабители! Погрузили все в лодки и отправили в Пизик — вроде властям это нужно!
— Верно, — подтвердила Барби. — Жорж Дюбеи — у них один мушкет на всю семью остался, солдаты не нашли. И у многих так же.
— И никто их не остановил? — Солей сама поразилась своим словам: видать, что-то здорово изменилось в ней после того, как она насмотрелась на сожженные дома и поля, на толпы беженцев…
— Посреди ночи-то? — тихо ответила вопросом на вопрос Барби. — Проснулись, а на них ружья нацелены — их собственные. Слаба Богу, у нас никого не было. А теперь все злые. У Бланшаров волки нескольких овец задрали, и у Гийома Труделя тоже — без ружей их и не отгонишь! Близнецы неделю назад привезли дюжину мушкетов из Луисбурга — но это было так опасно! Я уж молилась, молилась за них пресвятой деве!
Солей не могла скрыть своего изумления.
— И папа знает, что они этим занимаются? И не против?
— Без этого нам совсем плохо было бы всем. Англичане никакие товары не пропускают, пришлось бы жить только тем, что огород да поле дает. Знает, конечно. Убедили его, что они любого солдата перехитрят. Если бы так!
Значит, Реми был прав насчет близнецов: они вовсе не такие беззаботные сорванцы, как она думала. Несмотря на жаркий день, Солей почувствовала озноб.
— Но ведь эти солдаты, они не сделают здесь того, что в Бобассене? — сказала она, как будто убеждая саму себя.
— Почему нет? — воскликнула Даниэль. — Что им помешает? Базиль говорит, они все лодки у рыбаков забрали в округе, только у нас чего-то тянут. А Селест! На прошлой неделе один ее знакомый солдат, она еще думала, он к ней хорошо относится, так вот он привязался — откуда у нее такая юбка, с французской вышивкой? Селест вроде его убедила, что это она у микмаков выменяла, хотя на самом деле ей Антуан привез. Она боится, что если об этом дознаются, Антуана наверняка в тюрьму упекут! Или еще хуже что будет…
Солей хотела было воспользоваться случаем, чтобы расспросить подробнее о подруге и о том, как у нее дела с Антуаном, но Барби сказала:
— Микмаки уходят прямо целыми селениями. Бертин на прошлой неделе хотел выменять кое-что на табак у Железного Орла — никого не нашел. Все снялись! Он нашел кого-то, кто ему рассказал про них: оказывается, в Канаду ушли, подальше от англичан. — Она поколебалась, затем все-таки решила высказаться до конца: — Отец, по-моему, не прав, если думает, что все будет по-прежнему. Их колонии на юге растут, им наша земля нужна, да и солдат они оттуда берут.
Даниэль закрыла крышку, совсем забыв о приправе, которую она приготовила, чтобы бросить в котел.
— В Галифакс, к полковнику Лоуренсу, послали выборных, чтобы пожаловаться насчет ружей и лодок, — затараторила она. — Объясняли ему, объясняли — что хищники без отстрела расплодятся, тем более что и индейцы уходят, что даже путникам опасно будет ходить, не то что овцам! Пьер говорит, в петиции было сказано, что, забрав ружья, они не усилят нашей верности правительству, а только лишат нас средств самозащиты, и знаешь, что им на это ответили?
Она прямо кипела от негодования. Да, теперь Солей видела: в Даниэль уже не осталось ничего детского.
— Что она наглая и мятежная. А петиция была такая мирная, так все хорошо было изложено, насчет нее с папой советовались и с Пьером, так что, представляешь!
Каково? Они забирают наше имущество, и мы еще после этого наглецы?! Да еще потребовали, чтобы мы тут же приняли эту их присягу! Конечно, те, кто передавал петицию, отказались.
Час от часу не легче. Солей облизала разом пересохшие губы.
— И что дальше?
— Месье Грегуар попросил позволения вернуться и посоветоваться с земляками, которые помогали составлять петицию, — досказала Барби, опускаясь на скамью, как будто ноги ее уже не держали. Пальцы ее все разглаживали невидимую складку на юбке. — Тогда всех бросили в тюрьму на острове Джорджа, посреди бухты в Галифаксе. Только месье Грегуара отпустили, он там заболел, едва до дома добрался. Сын его с ним там был, того не отпустили.
У Солей все похолодело внутри.
— Боже мой! — выдохнула она едва слышно. — Что с нами теперь будет?
— Кто знает? — эхом отозвалась Барби.
Солей никогда не слышала такой горечи, такой беспомощности в голосе матери. Она негнущимися пальцами повесила сушиться полотенце. Да, теперь наверняка даже их отец понимает, что все так просто не решится. Что же им делать? И что англичане позволят им делать?
28
Акадийцы были удивительно мирными и законопослушными людьми. У них не было судов, потому что, собственно, не было и преступлений. Правда, англичане считали преступлением контрабанду, но для акадийцев это было не более как способ выживания, на который их толкало безумие тех, кто ими правил. Когда между кем-либо из местных жителей возникал конфликт, дело либо улаживалось по взаимной договоренности, либо передавалось на решение соседям.
Впрочем, если бы даже кто-нибудь попытался апеллировать к властям, например в споре о границах того или иного владения, власти отказывались от вынесения какого-либо вердикта. Говорили, это из-за того, что иначе создался бы правовой прецедент, подтверждающий, что акадийцы действительно имеют какие-то права на землю, которую англичане предназначали для своих переселенцев.