Заседание СНБ, созванное в три часа в зале заседаний, продолжалось около семидесяти пяти минут и закончилось безрезультатно. Предложенный Пентагоном ответ на сирийскую атаку с применением химического оружия был намного слабее, чем должен был быть, в основном потому, что Мэттис разложил варианты, представленные Трампу, таким образом, что реального выбора практически не оставалось. Вместо трех вариантов (легкий, средний и тяжелый), Мэттис и Данфорд (который, казалось, не делал ничего такого, чего Мэттис не хотел, но казалось, не был особо доволен всем этим) представили пять вариантов. Я видел эти варианты всего за несколько часов до заседания СНБ, что делало невозможным по-настоящему взвешенный анализ сотрудниками СНБ. Их нельзя было ранжировать по тяжести — вместо этого два варианта были охарактеризованы как “с низким риском” и три — “с высоким риском”. Только один вариант был классифицирован как готовый к использованию (один из вариантов с низким уровнем риска), при этом один вариант был частично готов (тоже с низким уровнем риска). Более того, даже в рамках альтернативных вариантов потенциальные цели были объединены непостижимым образом; выбор между различными элементами пяти вариантов привел бы к еще большей путанице.
Учитывая настоятельную необходимость нанести удар в ближайшее время, чтобы подчеркнуть нашу серьезность, это практически не оставляло выбора, тем более что Британия и Франция торопили нас по своим собственным причинам. Если бы Трамп настаивал на одном из “более рискованных вариантов”, прошло бы еще несколько дней, а мы уже потратили почти неделю. Более того, поскольку Мэттис рекомендовал наносить удары только по целям, связанным с химическим оружием, прочие варианты, о которых спрашивали Трамп, не были включены. Вдобавок, Мэттис заявил без обиняков, что операция приведет к потерям со стороны России — что подталкивало нас к войне с Россией, несмотря на наши усилия избежать таких жертв и разговор Данфорда-Герасимова. Во время атаки крылатыми ракетами в апреле 2017 года Соединенные Штаты поразили цели, где не было русских, хотя мы знали, что русские находятся рядом с другой взлетно-посадочной полосой на том же аэродроме. Казалось, никого особенно не волновали потенциальные потери со стороны Ирана, хотя и русские, и иранцы все чаще находились на всей сирийской территории, удерживаемой силами Асада.
В конечном счете, хотя Трамп всю неделю говорил, что хочет значительного ответа, он не решил его дать. И его окончательный выбор среди вариантов упустил центральную стратегическую точку, которую Мэттис должен был знать. Атака 7 апреля 2018 года была просто худшей из всех — хотя на мой взгляд, она должно была быть нацелена не только на объекты сирийской программы создания химического оружия, но и на штабы, авиабазы, а также угрожать самому режиму, например, ударами по дворцам Асада. То, что мы не смогли значительно поднять градус эскалации, фактически гарантировало, что Асад, Россия и Иран вздохнут с облегчением.
Даже если бы президент принял решение об оптимальном ударе, процесс принятия решения был совершенно неприемлемым. Мы столкнулись с классической бюрократической уловкой классического бюрократа, структурирующего варианты и информацию так, чтобы только его варианты выглядели приемлемыми, чтобы добиться своего. Конечно, Трамп подлил масла в огонь, смутно выразив, чего хочет, беспорядочно перескакивая с одного вопроса на другой и, как правило, сводя на нет попытки провести последовательную дискуссию о последствиях выбора. СМИ изобразили встречу, подробности которой были быстро обнародованы, как победу Мэттиса из-за его “умеренности”. Однако для достижения лучшего результата потребовалось бы больше бюрократических разборок и еще одно заседание СНБ, что привело бы к потере более важного времени. Это тянулось бы бесконечно, и Мэттис знал это. Действительно, Сирия уже отвела оборудование и материалы от нескольких целей, которые мы надеялись уничтожить. Я был доволен, что действовал честно, но Мэттис играл краплеными картами. Он знал, как Трамп реагировал в таких ситуациях, намного лучше, чем я.
Когда встреча закончилась, я почувствовал, что Трамп просто хотел решить хоть что-то и вернуться в Овальный кабинет, где он чувствовал себя более комфортно. Опытный бюрократ переиграл меня. И что гораздо важнее, стране и президенту не оказали должной помощи. В течение следующих нескольких месяцев я перепробовал множество способов проникнуть в военное планирование Пентагона на случай подобных непредвиденных обстоятельств, чтобы получить больше информации заранее, чтобы помочь сделать процесс принятия военно-политических решений более всеобъемлющим и гибким, иногда успешно, иногда нет.
После того, как мы покинули зал заседаний, мы указали прессе, что мы не приняли никаких окончательных решений и что СНБ снова соберется в пятницу в пять часов вечера, тем самым заставив всех думать, что любые военные действия начнутся через несколько дней. Но мы ясно дали понять друг другу, что нацелены на выступление Трампа перед нацией в пять часов вечера в пятницу (середина ночи по сирийскому времени), в котором он объявит о трехсторонней атаке. Я немедленно провел короткую видеоконференцию с Седвиллом и Этьеном. Я объяснил, к какому решению мы пришли, чтобы мы все были готовы к предстоящим переговорам между Трампом, Макроном и Мэй. Сперва, примерно в 16:45 состоялся разговор с Мэй. Она была довольна результатами заседания СНБ, о содержании которого знала от своих военных — еще один признак того, что Мэттис полностью одурачил нас.
Ожидая в Овальном кабинете звонка Макрона, Трамп опять принялся крыть на чем свет стоит Тиллерсона. Он расскказал об одном ужине с Тиллерсоном и Хейли. Хейли попыталась возразить Тиллерсону по какому-то вопросу, на что он ответил: “Не смей больше разговаривать со мной в таком тоне”. Прежде чем Хейли смогла ответить, Тиллерсон сказал: “Ты ничто, ты просто п…а, и никогда этого не забывай”. В большинстве администраций за такое увольняли, поэтому я задался вопросом, говорил ли он это на самом деле. И если нет, почему Трамп сказал, что он это говорил?
После этого позвонил Макрон, но разговор был ничем не примечательным. Тем временем наши приготовления ускорились. Когда я, наконец, уходил поздно вечером, Кушнер вошел в мой кабинет, чтобы сказать, что Трамп считает, что я проделал отличную работу. Я так не считал, но это означало, что я, вероятно, доживу до конца своего четвертого рабочего дня.
В пятницу я звонил в правительства различных арабских государств, чтобы прозондировать их на предмет заинтересованности в создании арабских экспедиционных сил, которыми Трамп хотел заменить американскими войска в Сирии и Ираке. Он вообразил, что в дополнение к рабочей силе арабы заплатят США за небольшие остающиеся контингенты их стоимость +25 %, которые потом поднял до 50 %. Я мог только представить реакцию. Однако мне было ясно, что даже не получив замены от арабов, Трамп почти наверняка просто вывел бы оставшиеся силы США из Сирии, и скорее раньше, чем позже. Я говорил с министром иностранных дел Катара Мухаммедом бин Абдулрахманом аль Тани; шейхом Тахнуном бин Зайедом аль Нахайяном, моим коллегой в ОАЭ и Аббасом Камелем, главой национальной разведывательной службы Египта. Я ясно дал понять, что идея исходила непосредственно от президента, и все они пообещали отнестись к ней очень серьезно. Позже, объясняя предысторию, я передал все это Помпео, когда он стал госсекретарем, сказав, что мы быстро ни к чему не придем. Он с готовностью согласился, и на этом все закончилось.
В девять пятнадцать утра Келли пригласил меня к себе в кабинет, сказав, что Трамп только что звонил, среди прочего, желая пересмотреть удар, на который он согласился накануне. Мы связались с Мэттисом и Данфордом по телефону, а затем соединились с Трампом, который все еще находился в резиденции.
— Мне не нравятся цели, — сказал он, — нам скажут, что это просто ничто.
Теперь он также был немного обеспокоен химическими выбросами после атаки, хотя Маттис накануне подчеркнул, что министерство обороны не думает, что они будут. Трамп сказал, что думал о том, чтобы написать в твиттере, о том, что он планировал атаку, но отменил ее, потому что хороших целей больше не было, хотя он держал “палец на спусковом крючке”. Я чуть не взорвался, и я мог только представить, что делали Мэттис и Данфорд. Келли казался беспечным — несомненно ему такое было не в новинку.
Я сказал, что мы должны были согласиться на более сильный удар, но теперь уже поздно менять решение и ничего кроме твитов нам не оставалось. Остальные согласились. Трамп был зол на Германию и готов выйти из НАТО, а также полон решимости остановить «Северный поток-2». Трубопровод не имел прямого отношения к вопросу, но раз уж о нем зашла речь, он попросил Мнучина убедиться, что работа идет. “Не тратьте этот кризис [в Сирии] на Меркель”, — сказал он, имея в виду проект трубопровода. Затем Трамп рассказал о возможных действиях России в ответ на удар по Сирии, таких как потопление судна ВМС США, что, по заверению Мэттиса, было очень маловероятно, несмотря на присутствие нескольких российских военных кораблей в Восточном Средиземноморье. После более бессвязных высказываний Трамп, казалось, решил идти дальше, и Келли быстро сказал: “Мы будем считать это приказом на 2100”, что означает время, которое сейчас прогнозируется для выступления Трампа в пятницу вечером, объявляющего о нападении. Трамп согласился. Я был рад, что опыт Келли в Белом доме остановил распространяющийся хаос этой телефонной дискуссии и позволил принять полностью обдуманное (хотя и неадекватное, на мой взгляд) решение, чтобы двигаться вперед.
К счастью, день больше не принес сбоев, и мы начали обзванивать ключевых законодателей Палаты Представителей и Сената. Макрон позвонил снова, чтобы сказать, что после разговора с Путиным в Москве, похоже, все хорошо. Путин дал стандартный ответ, что силы Асада не проводили атаку с применением химического оружия. Путин также прокомментировал, насколько неудачно было бы с точки зрения пиара, если бы будут распространять ложную информацию о нападениях Асада. Макрон, похоже, предположил, что Россия проводит в Великобритании и Франции, а возможно, и в Америке кампании влияния по С