рые мы хотели раскрыть и осмотреть, и многое другое. Из опыта работы МАГАТЭ в Ираке в 1991 году и после этого, который я лично пережил во время правления Буша-старшего, мы знали, что существует огромное количество информации, которую можно очень эффективно скрыть без надлежащих, постоянных инспекций на местах до, во время и после любой денуклеаризации. Последующий международный мониторинг, такой как взятие проб почвы за пределами штолен, не мог заменить инспекций внутри горы Пунгери, что Север прекрасно понимал. Эта пропагандистская игра свидетельствовала о недобросовестности Пхеньяна. Даже CNN позже говорила, что северокорейский подход “подобен топтанию на месте преступления”. Чон думал, что этот вопрос можно было бы поднять на межкорейской встрече в Пханмунджоме позже на этой неделе, но Север отменил встречу в последнюю минуту, что стало еще одним типичным пхеньянским гамбитом. Затем они прямо пригрозили отменить встречу Трампа и Кима, пожаловавшись на ежегодные американо-южнокорейские военные учения под названием “Макс Тандер”. Это была еще одна пропагандистская уловка, но она и последующие жалобы на эти военные учения, абсолютно жизненно важные для нашей совместной военной готовности, как оказалось, повлияли на Трампа сильнее, чем КНДР смела и мечтать.
Я рассказал Трампу об этом северокорейском извержении примерно в шесть тридцать вечера, и он сказал, что наша линия в прессе должна быть такой: “Какова бы ни была ситуация, меня это устраивает. Если они предпочтут встретиться, я готов. Если они предпочтут не встречаться, я тоже не против. Я полностью пойму”. Я позвонил еще раз около семи часов и долго слушал, как Трамп критикует южнокорейско-американские военные учения: он был против них в течение года, не мог понять, почему это стоило так дорого и было таким провокационным, ему не нравились полеты B-52 с Гуама, и так далее, и тому подобное. Я не мог поверить, что причина этих учений — быть полностью готовым к нападению Северной Кореи — не была объяснена раньше. Компетентные военные часто проводят учения. Особенно в альянсе, совместное обучение имеет решающее значение, чтобы союзные страны не создавали себе проблем во время кризиса. “Сражайтесь сегодня вечером” — таков был лозунг Вооруженных сил США в Корее, отражающий их миссию по сдерживанию и отражению агрессии. Снижение боеготовности может означать “сражайтесь через месяц”. Однако, как я понял, Трамп просто не хотел об этом слышать. Учения оскорбили Ким Чен Ына и были неоправданно дорогостоящими. Дело закрыто.
Тем временем мы работали над логистикой для встречи в Сингапуре. Был один критический момент — Помпео предложил, чтобы он, Келли и я были с Трампом всякий раз, когда он был рядом с Кимом, на что мы с Келли с готовностью согласились. Я также беспокоился о том, насколько сплоченными мы могли бы быть, учитывая ежедневные вспышки темперамента Трампа, к которым все привыкли в Белом доме. Один из таких странных эпизодов в середине мая включал пренебрежительные высказывания Келли Сэдлер, сотрудницы отдела коммуникаций Белого дома, о Джоне Маккейне. Ее комментарий, унижающий Маккейна о том, что «как он может проголосовать за кандидатуру Джины Хаспел на пост директора ЦРУ, если он все равно умирает”, просочились в прессу, немедленно вызвав бурю. Трамп хотел продвинуть Сэдлер, в то время как другие хотели уволить ее или, по крайней мере, заставить публично извиниться. Сэдлер отказалась, и это сошло ей с рук, потому что Трамп, который презирал Маккейна, позволил ей это. Сэдлер превратила свою собственную нечувствительность в оружие, обвинив других в утечке информации, что является частой наступательной тактикой в Белом доме Трампа. На встрече в Овальном кабинете Трамп обнял ее и расцеловал. Хотя это фиаско вряд ли было моей проблемой, в какой-то момент я пошел к Келли, полагая, что разумные люди наверняка смогут добиться извинений от этого непокорного сотрудника. После краткого обсуждения, когда мы были только вдвоем в его кабинете, Келли сказал: “Вы не можете себе представить, как отчаянно я хочу выбраться отсюда. Это плохое место для работы, скоро сами узнаете”. Он был первым, кто видел Трампа по утрам и последним — по вечерам, и я мог только догадываться, сколько ошибок он предотвратил за время своего пребывания в должности. Келли ругал прессу, на мой взгляд, вполне оправданно, и сказал: “Они возьмутся и за вас”. Я в этом и не сомневался.
Северная Корея продолжала угрожать отменой встречи Трампа и Кима и начала нападки уже лично на меня. В этом не было ничего нового, начиная с 2002 года при Буше-младшем, когда Северная Корея оказала мне честь, назвав меня “человеческим отбросом”. Они напали на меня, сославшись на ливийскую модель денуклеаризации (интересно, был ли у них источник в Белом доме, который знал реакцию Трампа), сказав: “Мы проливали свет на качества Болтона в прошлом, и не скрываем нашего чувства отвращения к нему”. Конечно, всем участникам переговоров с нашей стороны было ясно, что они действительно осуждают саму концепцию “полной, поддающейся проверке и необратимой денуклеаризации”. Южная Корея по-прежнему обеспокоена попытками Севера свернуть совместные военные учения. Даже «голубиная» администрация Муна прекрасно понимала, что учения имеют решающее значение для их безопасности, и беспокоилась, что это очередная попытка Пхеньяна вбить клин между Сеулом и Вашингтоном. Чон сказал, что Север явно пытается отделить Трампа от меня, рассказав, что на встрече Мун Чжэ Ина и Кима 27 апреля несколько северокорейских официальных лиц спросили о моей роли во встрече Трампа и Кима. Я снова почувствовал себя польщенным. Но что еще более важно, Северная Корея продолжала осуждать совместные военные учения, теперь взявшись за Муна: “Нынешние южнокорейские власти явно оказались невежественной и некомпетентной группой…” Такие атаки были не очень тонким способом Севера запугать Муна, чтобы он выполнял работу Севера за него, оказывая на нас давление, уловка, которая, как мы были уверены, не увенчается успехом.
Что еще более серьезно, глава администрации Кима не прибыл в Сингапур, как планировалось, 17 мая. Подготовка параноидальному лидеру КНДР была грандиозной, хотя и затмевалась тем, что потребовалось президенту США, чтобы совершить такое путешествие. Задержка с закладкой основы может в конечном итоге отложить или даже отменить саму встречу. К понедельнику, 21 мая, ни одна северокорейская передовая группа не прибыла, следовательно, никаких встреч с нашей командой в Сингапуре не было. Трамп начал задаваться вопросом, в чем дело, сказав мне: “Я хочу слиться [из Сингапура] раньше, чем это сделают они”, что звучало многообещающе. Он рассказал, что ему никогда не нравилось, когда женщины расставались с ним, он предпочитал бросать их первым (“Очень показательно”, — сказал Келли, когда я пересказал ему это). Один вопрос заключался в том, отменить ли встречу сразу после приезда Мун Чжэ Ина в город или подождать, пока он уедет. Я призвал Трампа действовать сейчас, потому что потом это выглядело бы как пощечина Муну, в чем не было необходимости. Трамп согласился, сказав: “Я могу написать в твиттере сегодня вечером”. По просьбе Трампа я поговорил с Пенсом и Келли, которые оба согласились, что ему следует написать. Я сообщил об этом Трампу, и тот начал диктовать, что может быть написано в его твите. После нескольких черновиков (соответствующим образом перепечатанных Вестерхаутом) он (или они) выглядел следующим образом:
Исходя из того факта, что диалог изменился в отношении Северной Кореи и ее денуклеаризации, я почтительно попросил своих представителей проинформировать Северную Корею о прекращении встречи 12 июня в Сингапуре. Хотя я с большим нетерпением жду встречи и переговоров с Ким Чен Ыном, возможно, в будущем у нас появится еще один шанс. В то же время я высоко ценю освобождение 3 американцев, которые сейчас находятся дома со своими семьями.
В последующем твите будет сказано:
Я разочарован тем, что Китай не смог сделать то, что необходимо, в первую очередь на границе [имеется в виду применение санкций], чтобы помочь нам добиться мира.
Затем Овальный кабинет был заполнен сотрудниками, готовившими Трампа к обеду с губернаторами штатов. Уходя, Трамп сказал, что, вероятно, напишет в Твиттере после ужина в “восемь или девять часов”. Я проинформировал о твитах Помпео и Пенса, все были уверены, что Трамп отменит Сингапур в тот же вечер. Но когда мы проснулись на следующее утро, никаких твитов не появилось. Позже Трамп объяснил Келли, что его мобильный телефон не работал накануне вечером, но он сказал мне, что хотел дать Муну высказаться, прежде чем отменить встречу. Итак, без всякого энтузиазма я встретился с Чоном и его коллегами за завтраком в гостиной, чтобы обсудить встречу Муна и Трампа позже в тот же день. Юг по-прежнему хотел, чтобы Мун прибыл в Сингапур для трехсторонней встречи после встречи Трампа и Кима.
Другой важной темой нашего обсуждения была декларация “о прекращении Корейской войны”. Первоначально я думал, что декларацию продвигает Север, но позже стал подозревать, что это работа Муна, исходящая из его программы воссоединения и поддержки, еще одна веская причина не покупаться на это. По существу, идея “окончания войны” не имела никакого обоснования, кроме того, что красиво звучала. Хотя из встречи в Сингапуре могло ничего не выйти, мы рискнули легитимизировать Ким Чен Ына не только назначив ему встречу с президентом США, но и проведя прозрачный “мирный саммит”, подрывающий экономические санкции, предполагая, что Север больше не опасен, и не только на ядерном уровне. Я был полон решимости остановить что-либо юридически обязательное, а также свести к минимуму ущерб от любого нежелательного документа, на который Трамп может согласиться. Я беспокоился о том, что Мун подсунет эти дурацкие прожекты Трампу, но что я мог поделать?
Я пошел в Блэр-Хаус, чтобы встретиться с Помпео перед нашей встречей в десять утра с Муном, министром иностранных дел Кан Ген Ва и Чангом. Мун был характерно оптимистичен в отношении Сингапура, и через час я вернулся в Белый дом (Помпео направился в Госдепартамент), чтобы рассказать Трампу, что мы обсуждали. Я присутствовал на одном из разведывательных брифингов, которые Трамп проводил каждую неделю с директором Национальной разведки Коутсом, директором ЦРУ Хаспел и сопровождавших их докладчиков. Я не думал, что эти брифинги были ужасно полезными, как и разведывательное сообщество, поскольку большая часть времени была потрачена на то, чтобы слушать Трампа, а не на то, чтобы Трамп слушал докладчиков. Я сделал несколько попыток улучшить подачу разведданных Трампу, но неизменно терпел неудачу. Имеем, что имеем. Когда я приехал из Блэр-Хауса, Трамп рассказывал докладчикам, что написал твиты об отмене Сингапура накануне вечером, но пришел к выводу, что может подождать еще немного, “потому что все еще есть некоторый шанс, что это может произойти”, и он не хотел отменять “до последней минуты”. Мне стало еще хуже, когда я увидел, до чего мы дошли.