Ожидая звонка Хекера, я попытался дозвониться до Седвилла в Лондоне и Этьена в Париже, чтобы узнать, как они оценивают ситуацию. Этьена не было на месте, но Седвилл довольно быстро перезвонил, и мы сравнили то, что нам было известно. Седвилл уже слышал, что Канада, которая до конца 2018 года оставалась председателем G7, готовит проект заявления, хотя никто из нас его еще не видел. Я рассказал Седвиллу, что сказал Трамп за последние двадцать четыре часа, чтобы британцы могли учесть это.
В 11:05 позвонил Помпео. Он сказал, что позвонил Хейли, рассказал ей, о чем мы договорились, она согласилась… а потом перезвонила Трампу через его голову, нажаловалась и зачитала совершенно другой набор тезисов, которые президент принял. Помпео хотел провести с ней и со мной телефонную конференцию на троих, чтобы все были на одной волне, но прежде, чем он успел всех соединить, позвонил Трамп. Президент заявил, что его устраивает вариант Хейли и что он не хочет, чтобы его критиковали в прессе за излишнюю мягкость. Вообще-то и Помпео, и я были совершенно счастливы сделать максимально жесткое заявление, которое мы могли бы приписать Трампу… но мы оба знали, что борьбу за право выертеть президентом на этот раз выиграли не мы, а Хейли. Вскоре после этого, в Овальном кабинете на очередном брифинге разведки, Трамп сказал мне:
— Вы заметили, что заявление [Хейли] было немного жестче, чем я хотел, но это же нормально. Вы, наверное, все равно любите пожестче, верно?
Я сказал, что меня устраивает это заявление, добавив, что мы призвали Россию освободить украинские корабли и экипажи, но Трамп оборвал меня:
— А вот про освобождение экипажей не надо. Если они этого не сделают, повторится история с иранскими заложниками. Я этого не хочу.
Я сказал, что расскажу Хейли, но к тому времени, как я вышел из Овального кабинета, она уже сделала свое заявление. Многие другие страны говорили то же самое, поэтому я не думал, что мы будем выделяться так, как это не понравилось бы Трампу. В любом случае, этот инцидент спровоцировал Трампа еще раз рассказать одну из его любимых историй, связанную с его первым телефонным разговором с Меркель. Она спросила, что он собирается делать с Украиной, и он ответил, спросив ее, что она собирается делать с Украиной.
Мы с Помпео получили очередную возможность увидеть типичный образ действий Хейли во времена, когда госсекретарем был Тиллерсон: образ действий свободного электрона. Что поделать — ее заявление об увольнении уже было подписано Трампом, срок полномочий истекал через месяц и мы были уверены, что ее преемник, кем бы он ни оказался, действовать таким образом не будет.
Хекер позвонил в половине второго, чтобы закончить наш разговор, и сообщил, что на только что завершившейся встрече с участием представителей Украины, России, Франции и Германии. Россия заявила, что украинские корабли не подали требуемого уведомления о прохождении временной зоны отчуждения (разрешенной международным правом для таких целей, как военные учения), что казалось нелепым. В разговоре Меркель с Порошенко он сказал, что внес изменения в законопроект о военном положении, находящийся на рассмотрении в Раде, сократив срок действия с шестидесяти до тридцати дней, что позволило провести мартовские выборы в соответствии с графиком. Это был прогресс, хотя военное положение помогло бы Порошенко политически, и стоило бы понаблюдать, будет ли впоследствии продлен тридцатидневный период (спойлер: нет). Меркель разговаривала с Путиным примерно через час, чтобы призвать к деэскалации с обеих сторон, в частности, попросив Путина напрямую взаимодействовать с Порошенко.
Утром 28 ноября я вылетел в Рио-де-Жанейро, чтобы встретиться с новоизбранным президентом Бразилии Жаиром Болсонару перед встречей G20 в Буэнос-Айресе. Я позвонил Трампу из самолета примерно в восемь сорок пять утра, чтобы спросить, есть ли у него какие-либо дальнейшие соображения по двусторонней встрече с Путиным, запланированной на G20, поскольку Россия все еще удерживает украинские корабли и экипажи. Трамп сказал, что, по его мнению, было бы ужасно встречаться с Путиным в таких обстоятельствах, и что пресса будет говорить только об украинском вопросе. Он сказал, что я должен передать сообщение Путину, объяснив, что он с нетерпением ждет встречи, но что России нужно сначала освободить моряков и корабли, чтобы встреча могла сосредоточиться на ключевых вопросах, а не на Украине. Я связался с Патрушевым в Москве примерно через два часа, чтобы передать послание Трампа, и он сказал, что немедленно передаст его президенту Путину, который, по его мнению, обязательно рассмотрит его. Он знал, что я знаю позицию России, но все равно лишний раз подробно изложил ее.
Я приземлился в Бразилии около одиннадцати вечера по местному времени. Трамп позвонил снова. Он собирался сделать заявление о двусторонней встрече, если Путин гарантирует, что после него объявит об освобождении кораблей и экипажей, тем самым фактически отдав должное Трампу за их освобождение. Учитывая разницу во времени, я не стал звонить в Москву. Более того, если бы мы изменили нашу позицию на данном этапе, это выглядело бы так, будто Трампа отчаянно нуждается во встрече — и, вероятно, так и было.
На следующее утро я разговаривал с заместителем главы нашей московской миссии Энтони Годфри (Хантсман был в отъезде), который сказал, что русские обвиняют экипажи в незаконном проникновении на чужую территорию — по меньшей мере, плохой знак. Патрушев связался со мной, когда я летел в Буэнос-Айрес, и сказал, что у него есть сообщение Путина, которое он хотел бы, чтобы я передал Трампу: из-за “незаконного пересечения” границы России возбуждено уголовное дело, ведутся следственные действия. Русские утверждали, что, судя по документам, которые они изъяли с кораблей, и информации, предоставленной экипажами, это была военная провокация, операция, проводимая и контролируемая Службой безопасности Украины. Поэтому, по словам Патрушева, в соответствии с российскими юридическими процедурами сейчас ведутся формальности, поэтому освобождение кораблей и экипажей невозможно. Он сказал, что убежден, что мы поймем их, ведь действия Москвы не отличаются от политики Трампа вдоль мексиканской границы. Затем последовала лекция о наших действиях в последние недели по этому вопросу и многое другое.
Было мало возможностей ошибиться в сообщении Патрушева, но я спросил, сколько времени может занять разбирательство против украинских экипажей. Он сказал, что не может дать мне ответа, но выяснит и даст мне знать. Я сказал, что поговорю с Трампом и посмотрю, состоится ли еще двусторонняя встреча. Оказалось, что Трамп опаздывал (как обычно), так что я дозвонился до него только в 11:20 по вашингтонскому времени, когда он был уже в воздухе. Я пересказал послание Путина, и добавил, что я воспринял его как “очень твердое ”нет»».
— Что бы вы сделали? — спросил Трамп. Я сказал, что я бы отменил встречу. Трамп немедленно согласился, сказав, что мы больше ничего не можем отдать. Твит на этот счет появился вскоре после этого, прежде чем я смог перезвонить Патрушеву. Он сбросил мой звонок, чтобы показать, насколько они раздражены.
В Буэнос-Айресе мы с помощником Путина по внешнеполитическим вопросам Юрием Ушаковым встречались несколько раз, чтобы выяснить, есть ли какой-либо способ провести встречу двух президентов, но пришли к выводу, что, учитывая высказанные публично позиции обеих сторон по инциденту в Керченском проливе, это невозможно. Однако им удалось переговорить на ужине лидеров G20, когда вокруг не было других американцев, кроме Первой леди. Они воспользовались переводчиком Путина, и американский агент, следовавший за президентом, не мог подслушать разговор. Русские ничего не сообщали об этой встрече в своей прессе, а Трамп рассказал мне, что он просто сказал Путину, что не видит возможностей для встречи до тех пор, пока инцидент в Керченском проливе не будет урегулирован и корабли и экипажи не вернут Украине — что в ближайшее время не представлялось возможным. В более позднем двустороннем разговоре Трампа и Меркель Трамп намекнул, что если бы новым украинским президентом стал некто, симпатизирующий России, это помогло бы избежать третьей мировой войны. Русским бы это понравилось.
Украина оставалась в основном спокойной, пока мы ожидали первого тура президентских выборов 31 марта, но на первый план начали выходить другие вопросы. Трамп был недоволен нашим послом Йованович — 21 марта он сказал мне по телефону, что она “ругала нас как сумасшедшая”, что «поливала дерьмом и меня и вас» и что ее похоже вообще не волновало ничего, кроме темы LGBTQ. Трамп потребовал, чтоб ее уволили сегодня же. Я пообещал передать это Помпео, но он был на Ближнем Востоке и не брал трубку — то ли был занят, то ли из-за разницы в часовых поясах. Позже в тот же день после заседания СНБ я отозвал заместителя госсекретаря Джона Салливана в сторонку и передал указание Трампа. Салливан и так знал, что Трамп хотел уволить Йованович, поэтому очень серьезно воспринял то, что президенту пришлось это повторять.
Несколько дней спустя, 25 марта, Трамп вызвал меня в Овальный кабинет. Я застал его в маленькой столовой с Руди Джулиани и Джеем Секулоу (еще одним его частным адвокатом), которые явно наслаждались обсуждением реакции на доклад Мюллера о его расследовании в России. Оказалось, что именно Джулиани распространял истории о Йованович, которую, по его словам, протежировал заместитель помощника госсекретаря в европейском бюро Джордж Кент (с должностью Кента Джулиани, кстати, напутал). Трамп снова заявил, что Йованович должна быть немедленно уволена.
Ближе к вечеру я все же смог дозвониться до Помпео и передать указание уволить Йованович, добавив, что президент требует этого явно с подачи Джулиани. Помпео сказал, что уже говорил с Джулиани раньше, и не было никаких фактов, подтверждающих какие-либо из его утверждений. Да, конечно, она, как и 90 процентов сотрудников дипломатической службы, скорее всего, голосовала за Клинтон. Но дело в том, что она пыталась бороться с коррупцией на Украине и, вполне возможно, преследовала некоторых клиентов Джулиани. Помпео попросил еще раз поговорить с президентом, а он пока попробует уломать Джулиани.