Мама почесала лоб.
– Мммм, звучит неплохо. Но это не сказка.
– Почему? Ведь в сказках всегда происходят странные вещи. А воровство холодильников – это очень странно.
– Да, но у сказки свои законы: какие бы странные вещи в ней ни происходили, у них должен быть смысл, хотя бы в рамках той реальности, в которой они происходят, должна быть мораль, они должны учить нас чему-то хорошему или предупреждать о плохом, понимаешь?
– Но моя сказка будет учить людей хорошему. Она будет учить, что красть холодильники нехорошо.
Мы переглянулись – и засмеялись. Она погрозила мне карандашом.
– Похоже, кто-то здесь не очень серьезно относится к своей задаче.
– Хорошо, дай подумать. – Я зажмурился, напрягся. – Если тебе нужны чудесные и странные вещи, тогда напиши сказку про похитителя стен.
– Стен?
– Да, стен. – Я хлопнул ладонью по стене. – Просто представь себе этот образ! Ты просыпаешься, а у твоего дома нет одной стены. Ее украл похититель стен.
– Так, – сказала мама. – Меня начинает пугать твоя одержимость похищениями и воровством. Скажи, у тебя есть идеи, в которых ничего не пропадает?
– Ну, – я стучал пальцами по стакану с кипяченой водой, – да. То есть нет. То есть почти. Помнишь, я рассказывал тебе о том, что в нашем поселке есть четыре озера – Первое, Второе, Четвертое и Пятое. А Третьего нет. И никто не знает, где оно. И было ли оно вообще. И если было, то куда пропало. А если его не было, тогда почему озера так странно пронумерованы?
На этот раз мама всерьез задумалась.
– Хммм. – Она прижала кончик карандаша к нижней губе и задумчиво посмотрела куда-то вверх-влево. – Пропавшее озеро. Думаешь, его украл похититель озер?
Я засмеялся.
– Я не знаю. Но я очень хочу выяснить. К тому же если ты напишешь об этом сказку, ты сможешь выдумать все что угодно – пусть это будет похититель озер. Ты ведь сама говорила, что в сказках должны происходить чудеса. Я много думал об этом озере. Иногда мне кажется, что кто-то просто пришел, взял это озеро за край, сложил его аккуратно, сунул себе в карман и ушел с ним. Вот просто так взял и ушел.
– А вот это интересно. – Мама сделала пару заметок на листке бумаги. – Озеро в кармане. Унес озеро в кармане. Слушай, а это отличная идея. Мне надо подумать над ней. Но зачем кому-то похищать озеро?
Я посмотрел в окно. Сотни насекомых летали, вертелись в свете уличного фонаря.
– А может, он не похищал его? Может, хотел просто спрятать? Чтобы защитить. Ну, например, от злого короля.
Эта идея понравилась маме еще больше.
– Спрятать, защитить озеро… – бормотала она, записывая.
(Мне странно сейчас вспоминать все это – эту ночь на кухне, этих насекомых в свете фонаря за окном, и этот диалог: вот так, буквально из ничего родилась новая история, одна из самых известных маминых сказок; и вот вопрос: если бы я знал тогда, как сильно эта сказка про спрятанное озеро аукнется мне в будущем, как бы я поступил?)
Ночные встречи на кухне стали для нас чем-то вроде традиции. Я делал вид, что ложусь спать, дожидался, пока Егор засопит на соседней кровати, выбирался из-под одеяла и, шлепая тапочками, шел на кухню, где за обеденным столом, обложенная черновиками, сидела мама.
Однажды мне даже удалось уговорить ее прочесть мне один из ее черновиков:
<сказка без названия>
Она дышала музыкой. Буквально. Нина родилась с особым даром – ее легкие, пропуская воздух, умели создавать мелодии.
Когда она появилась на свет, акушер долго не мог понять, что происходит, – ребенок плакал, но вместо плача операционную затопила симфония, такая грустная и пронзительная, что все, кто находился в комнате, тоже разрыдались.
Нина росла, а вместе с ней росли ее легкие. Она училась управлять своим даром, училась создавать, конструировать звуки, непохожие ни на один музыкальный инструмент.
Конечно, не все были рады ее дару. Родителям пришлось купить дом, одиноко стоящий в поле, потому что рядом с людьми они жить не могли. Соседи, сперва очарованные мелодичным дыханием девочки, через какое-то время начинали злиться, жаловались на «шум», требовали тишины хотя бы ночью. Но ведь Нина не могла не дышать, и даже ночью ее легкие сплетали из звуков дыхания новые симфонии и колыбельные.
И так они переехали очень далеко и жили в поле, где росли подсолнухи. Отец и мать ее могли уснуть, лишь заткнув уши ватой.
– И? Что дальше?
Мама посмотрела на меня поверх страницы, пожала плечами.
– Ничего. Я не могу придумать. Уже очень давно, сказка просто застряла после того, как… – Она зажмурилась, словно от мигрени. – Я не знаю, что будет дальше.
– Хммм. – Я задумался, почесал подбородок. – А что, если она заболеет и потеряет свой дар? Сначала она будет даже рада, ведь это значит, что она может ходить в школу и общаться с другими детьми.
Мама смотрела на меня, выгнув бровь, я продолжал:
– Но проходит время, и она понимает, что общение – это не так уж и интересно и что люди очень редко говорят о чем-то важном, и даже хуже, по большей части они несут чушь. И она поймет, что теперь она еще более одинока. Ведь раньше у нее была музыка, а теперь – только глупости, которые говорят люди.
Мама улыбнулась, покачала головой:
– Это как-то слишком, эээ, высокомерно.
– Почему? Это же правда.
– Понимаешь, сынок, вряд ли кто-то захочет читать сказку, в которой людей открыто называют идиотами.
– Да подожди ты, я же еще не закончил. Слушай: она затоскует и захворает еще сильнее.
– Еще сильнее, чем сейчас?
– Ну да, прямо очень сильно, сопли, температура, вот это все, и тогда ее родители вызовут врача, и он посоветует им обратиться в Министерство Дыхания, помнишь эту сказку про министерство?
– Конечно.
– И врач скажет им, что в этом Министерстве работает специалист, эмм, назовем его «Мастер Дыхания». Этот Мастер Дыхания настолько мастер, что о нем уже слагают легенды. Однажды к нему обратился один мальчик: у мальчика была проблема, когда он чихал, со всех деревьев вокруг опадали листья. И мальчик обратился к нему, и Мастер Дыхания помог: не вылечил мальчика, но помог ему контролировать свой дар. Круто?
Мама задумалась, кивнула:
– Круто. А как мастер поможет нашей главной героине?
Я почесал затылок.
– Этого я еще не придумал, но… – Меня вдруг осенило, я подскочил со стула и вскинул руки так, что чуть не сбил стакан с водой со стола.
– Придумал! Нет, все было не так! Давай переделаем? Зачеркни вот это все, что я там сейчас сказал. Смотри: ведь у сказки должен быть злодей, правильно? А пусть эту девочку Нину похитит злодей!
Мама покачала головой:
– Что, опять похититель? То он у тебя озера похищает, то девочек.
– Не-не, на этот раз другое. Ее похитит хозяин бродячего цирка! Его цирк выступал в городе, где жила Нина, и он случайно услышал, как она дышит музыкой, и подумал: «Эй, а на этом можно заработать». И похитил ее. И вот она каждый вечер выходит на арену и дышит – люди в восторге, они платят за ее музыкальное дыхание. Но они не видят, что на самом деле к ноге у нее привязана вот такая вот, знаешь, волшебная невидимая леска – чтоб не сбежала. Как птица на жердочке. Помнишь, еще картина такая есть, «Щегол»?
Мама взялась за карандаш, ей явно нравился ход моих мыслей.
– И этот злодей, такой вот Карабас-Барабас, каждый раз обещает отпустить ее, но, конечно же, врет. Потому что он, ну, брехло. А потом, потом она сбежит от него. – Я говорил взахлеб, не успевал за собственными мыслями. – Но сбежать сложно. Потому что, потому что… она ведь дышит музыкой, правильно? Получается, что ее везде слышно, понимаешь? А если ты бренчишь, как музыкальная шкатулка, то спрятаться довольно сложно. Тебя везде найдут по звуку. И ей, значит, приходится учиться задерживать дыхание, сдерживать музыку внутри себя, и только так она может где-то спрятаться. И вот она бежит по ночному городу, за ней погоня, – я вышел из-за стола и изображал бегущую девочку и ее преследователей одновременно, – и она видит, что в одном из магазинов горит свет! Она забегает внутрь, – я дернул воображаемую ручку и забежал в воображаемый магазин. – А там!..
Повисла тишина.
Мама перестала писать и посмотрела на меня.
– Что?
Я выдохнул.
– Не знаю. Вдохновение прошло.
Мама постучала себе по носу кончиком карандаша.
– Давай теперь я попробую продолжить. Пусть это будет магазин портного.
– Портного?
– Ну да. Портной. Который шьет одежду.
– Ма-а-ам, это скучно. – Я закатил глаза. – Это же сказка, там должен быть как минимум продавец ковров-самолетов. Зачем нам портной? Ты бы еще математика вставила.
– Да подожди ты! Это же необычный портной! Он торгует озерами.
Я задумался и закивал.
– А вот это уже неплохо. Но как портной связан с озерами? Ведь озера – это вода, их нельзя зашить, или я не знаю, что там еще делают портные?
Мама улыбнулась:
– А что, если можно? Что, если в этом мире озеро – это такая особая ткань, которую можно зашить, распороть и еще, – она подняла карандаш, – спрятать в карман.
– Я хочу признаться. Эта история про взрыв бомбы и гнутые монеты. Я ее выдумал.
– Я знаю.
– Знаете?
Он сцепил руки в замок на колене, посмотрел на меня.
– Слушай, я ведь тоже не вчера родился. Отличать правду от вымысла – часть моей профессии. Знаешь, в чем разница? Правда бесхитростна, ее не нужно приукрашивать. Когда человек говорит правду, он просто рассказывает историю, и если использует детали, то лишь для уточнения. Ложь работает по-другому. Когда человек врет, он всегда слишком старается насытить историю деталями. Лжец говорит о том, чего не было, поэтому ему без конца приходится дорисовывать и еще каждый раз проверять, верят ли ему. – Он помолчал. – Я проверил: в последние два года в Ростове ничего не взрывалось. – Пожал плечами. – Но, надо отдать тебе должное, ты был чертовски убедителен. А уж эти монеты… Где ты их взял? Неужели специально изготовил, чтобы мозги людям пудрить? Или у них другая предыстория?