Я вздохнул.
– Там много причин. Книга провалилась, тираж так и не был распродан. Ну, и семейные обстоятельства, смерть деда сильно ее подкосила.
Следователь поджал губы и медленно закивал, словно выражая сочувствие.
– Понимаю. И все же, если вы не против, я хотел бы задать вам пару вопросов об этой книге. У нее, например, очень интересное посвящение. Вот. – Он открыл ее на первой странице и зачитал вслух:
«Моим детям. 1245».
Он поднял на меня взгляд:
– Что это значит?
– Что именно?
– 1245. Что означают эти цифры?
Я открыл было рот, но запнулся. Что здесь происходит?
– Я подсказал ей идею той сказки. Про портного и озера. Про похитителей озер, – сказал я, прочистив горло. – Там в сказке речь идет о пяти озерах. Одно из них чудесным образом исчезает. Третье. Поэтому такой ряд цифр. Тройка пропала.
– «Чудесным образом»? Прям вот чудесным?
– Ну да, это же сказка. Там все происходит чудесным образом.
Следователь сморщился, словно почуял запах говна.
– Тогда еще вопрос. – Он повернул ко мне планшет, на экране – серия снимков. – Вы, возможно, замечали, что на улицах стало неспокойно, – устало сказал он, листая фотографии.
Я смотрю на них. На каждом снимке – стена. На каждой стене – граффити. Геральдическое сердце. Красное, трафаретное, словно фрагмент стеклянного витража.
Я хочу сказать что-то, но начинаю кашлять. Следователь неподвижно наблюдает за мной. Дождавшись, когда я прокашляюсь, он говорит:
– Их много в последнее время, таких граффити.
– Надеюсь, вы не думаете, что это я их рисую, – говорю я.
Он улыбается снисходительно, так взрослый реагирует на шутку ребенка.
– Скажите, только честно: вы верите в гороскопы? – Следователь сцепил пальцы замком на колене. Он вел себя так, словно это был не допрос, а интервью. – Это просто вопрос. Без подвоха, – пояснил он.
– Нет, не верю.
– Да, я тоже. Мне кажется, сегодня, в наше время, когда люди уже почти освоили космос, только законченный, клинический идиот может верить в то, что по расположению звезд можно определить чью-то судьбу. В этом есть что-то архаично-нелепое – это как верить в магию или в единорогов. Вы ведь не верите в магию?
– Нет, не верю.
– Правильно. Вы – скептик. Мне это нравится. Холодный ум. У любого события есть причина. Во всем есть логика. Согласны?
Я был не согласен, но он ждал другого ответа, поэтому я кивнул.
Он снова встал и начал мерить комнату шагами.
– Я тоже скептик. За годы работы я четко усвоил, что совпадений не бывает, и если тебе кажется, что события хаотичны, – значит ты просто не видишь всей картины.
Он остановился возле стены и пару секунд увлеченно ковырял ногтем облупившуюся краску. Потом словно спохватился, вспомнил обо мне, вернулся к столу.
– Месяц назад, восьмого августа, на мясном рынке на улице Ефремова произошел один странный случай. Некий Михаил Е., библиотекарь по профессии, пришел на рынок купить бычье сердце. Ну, любит он есть на обед тушеное бычье сердце. У всех свои причуды. Так вот, эммм, свидетели утверждают, что во вторник, восьмого числа, в восемнадцать сорок по московскому времени, Михаил Е. подошел к прилавку и попросил взвесить ему пару бычьих сердец. А дальше, цитирую, «началась какая-то чертовщина»: когда мясник взял сердце в руки – оно забилось. – Следователь поднял взгляд от листа бумаги, посмотрел на меня. – Прямо в руках у мясника. И даже больше, тут еще есть. На вопль Михаила Е. сбежались и другие посетители рынка и двое охранников. И все как один утверждают, что видели это самое бьющееся сердце, словно живое. Когда же один из охранников попытался поднять его, сердце, опять же, как утверждают двенадцать свидетелей, вдруг засветилось у него в руках. Как лампочка. Наши специалисты опросили всех свидетелей и проверили их – сговор между ними исключен, они не знали друг друга или знали лишь шапочно. Сердце мы изъяли. Надеялись найти там какие-нибудь светодиоды или другие механизмы. Но, – он пожал плечами, – ничего не нашли. У меня есть серьезное подозрение, что один – как минимум один! – из свидетелей находится в сговоре с организатором этого… этого, – он неопределенно махнул рукой, пытаясь, видимо, вспомнить слово «перформанс», – безобразия. И я подозреваю, что именно он – один из них – подменил сердце на настоящее, чтобы сбить с толку следствие. – Он снова замолчал, разглядывал меня своим стеклянным глазом. – Но и это еще не все. Такой же случай произошел спустя три дня на другом рынке, рядом с метро «Алексеевская», а потом, еще спустя день, сердце засветилось в руках у покупателя на рынке на «Юго-Западной». И вот как раз в третьем случае наш шутник – или шутники! – прокололся: мы изъяли светящееся сердце до того, как его успели подменить. – Он вытащил из папки пару фотографий, протянул их мне. На фотографиях: разрезанное сердце, а внутри куча проводов и светодиодов. – Как я говорил: обычная мистификация. Очень умелая, впрочем. Что вы об этом думаете?
Прошла минута прежде, чем я смог открыть рот – настолько дико звучала эта его история. Он засмеялся – явно наслаждался моей реакцией.
– На этом эпопея со светящимися сердцами завершилась. И это объяснимо: чтобы изготовить такой, эммм, аппарат, нужно много сил и времени. Теперь аппарат у нас. Но странности не закончились. На этой неделе, – сказал он, – у нас было несколько облав. Нам удалось выследить и арестовать сразу трех, – он показал три пальца: большой, указательный, средний, – трех участников группировки «Графт». Да, мы считаем, что это не один человек, а целая ОПГ. Я знаю, что вы думаете, люди называют их «уличными художниками», – он изобразил пальцами кавычки, – но мы смотрим на это по-другому. По закону любые не согласованные с властью акции – это экстремизм. И вот мы взяли их, этих людей, и привезли сюда, и здесь я, так сказать, поговорил с ними. Ничего особенного они не сказали. Но! – Он поднял палец. – Кое-что у них все же было. – Длинная пауза, он постучал пальцем по книге. – Книга сказок. Я нашел ее при обыске в квартире одного из преступников. Других книг у него не было, и я подумал: «Зачем она ему?» И тогда я проверил список изъятого имущества при задержании его соратников. И знаете что? У них все же было кое-что общее – книга вашей матери. Бумажный экземпляр в твердом переплете, год издания: 1998, тираж 880 экземпляров. Забавная цифра, никогда не понимал, почему так сложно напечатать ровно тысячу экземпляров? Почему именно 880, вы не знаете?
Я медленно покачал головой.
– Ну да ладно. – Он махнул рукой. – О чем бишь я? Я ведь не просто так спросил у вас, верите ли вы в гороскопы, магию и чудесные совпадения и прочий бред. Мы с вами – скептики по натуре, мы же понимаем, что такого рода «совпадения», – снова изобразил кавычки, – чисто математически настолько маловероятны, что ими можно пренебречь[11]. Согласны?
Я сглотнул.
– И тут я, значит, задумался, – продолжил он, откинувшись на спинку стула (спинка тоскливо скрипнула), – книга никому не известной писательницы, – вскинул руки в защитном жесте, – без обид, мне-то книга очень понравилась, – приложил руку к сердцу, – особенно последняя сказка, как ее? – взял книгу, открыл на оглавлении. – Про человека по имени Графт, который купил себе сердце – прекрасно, я прям расчувствовался там в конце, так трогательно. И вот же забавно, именно там, в этой сказке, есть история о сердцах, которые светятся, если их взять в руки. Невероятно, не так ли? Когда я обнаружил это, я готов был кричать «эврика». – Он засмеялся. – Я наконец-то понял, откуда взялась у уличных художников эта дикая идея – подбрасывать на мясные рынки светящиеся сердца. Ну да ладно, – захлопнул книгу. – Вопрос висит в воздухе: каким образом книга, изданная двадцать лет назад и с тех пор ни разу не переизданная, я проверял, ее нет даже на пиратских файлообменниках, книга-призрак, можно сказать, каким образом эта книга связана с группировкой сепаратистов? – Он засмеялся, хрипло, развел руками. – Абсурд! Что обычно мы находим в квартирах у такого рода людей? Философские, анархистские труды, порнографию, Дюма, Конан Дойла, как ни странно, книги по шифрованию, криптографии. Даже сказки братьев Гримм, что только они не используют для шифрования сообщений. – Он снова поднял палец и постучал им по обложке маминой книги. – Никогда я еще не находил у трех людей одновременно книгу с таким бесславным прошлым – опять же, без обид, но ведь достать ее действительно невероятно сложно. Это не просто раритет, ее ведь уже не существует практически. Даже в тех библиотеках, где эта книга вроде бы числится, в наличии ее нет. Украли. И вот скажите мне, как скептик скептику, какое объяснение кажется вам тут наиболее логичным? Ну, исключая тот вариант, что все они просто любят сказки вашей матери и оказались ярыми ее фанатами? Настолько ярыми, что не боятся цитировать ее в своих, эээ, – как это у них называется… – снова кавычки пальцами, – «перформансах»?
Он замолчал и уставился на меня, я слышал, как жужжит лампочка под потолком.
– Я не знаю, – сказал я.
Он разглядывал мое лицо, словно карту. Юрист учил меня молчать во время допроса; самое главное – не начинать оправдываться, отвечать по существу. Это лишь звучит легко, на самом деле я всеми силами сдерживал слова, вопросы, все эти «На что вы намекаете?», «Что вы хотите этим сказать?». Меня учили отвечать кратко и емко.
Когда тишина стала утомительной, следователь выдохнул и снова откинулся назад на стуле (стул опять заскрипел, еще более жалобно; вот-вот сломается).
– И это все? – спросил он. – Просто не знаете?
Я пожал плечами. Руки я держал между колен, чтобы он не видел, как они дрожат.
– Если вы не против, я поделюсь с вами своими, ммм, соображениями. Как скептик со скептиком. Есть некий уличный художник, который занимается, эммм, перформансами. Не люблю это слово, и все же. Его творения, или, скажем так, «работы», – он изобразил кавычки пальцами, – требуют высокого уровня подготовки и огромных, просто невероятных