– Эй, да чего, Егор, куда ты? Сейчас звездопад начнется!
– В жопу твой звездопад.
Фрагмент из книги Александра Грека «Двойник»[публикуется с разрешения автора]
В 1999 году кандидат в президенты (тогда еще министр обороны) Михаил Иванович Боткин давал интервью на одном из центральных каналов. Все шло отлично, кандидат был лаконичен, четок и самоуверен. В кресле он сидел прямо, почти не двигаясь, на груди – ордена, на лице – спокойствие. Спокойствие, впрочем, было срежиссировано, как и само интервью: каждые пять-шесть минут запись прерывали, чтобы стереть со лба и из-под носа у Боткина капли пота.
– Не забывайте моргать, моргайте чаще, – шептал ему помощник, пока гримеры выгребали из его морщин на лбу растекшийся тональный крем.
– Моргать? Вы там охренели совсем? Это самый тупой совет на свете, – ворчал министр.
– Эксперты по мимике утверждают, что люди чувствуют недоверие к кандидатам, которые моргают реже, чем двадцать раз в минуту.
– Двадцать раз в минуту. Как они это подсчитали, интересно?
Тут включается представитель PR-группы кандидата:
– Опросы показали, что если кандидат слишком редко моргает, у избирателей может возникнуть ощущение неестественности, а это плохо скажется на рейтинге. Та же проблема со слишком частым морганием – такие кандидаты выглядят нервными и суетливыми, избиратели менее охотно отдают за них свой голос.
Боткин жмурится, массирует переносицу.
– У меня от вас голова болит.
Очередной брифинг закончен, запись возобновляют.
– Армия научила меня самым важным вещам в жизни, – говорит кандидат. – Дисциплине, ответственности и любви к родине. Или нет, лучше не так. Давайте переснимем. Любовь к родине на первом месте. Потом ответственность и дисциплина. Или лучше: дисциплина на втором месте, а потом ответственность.
– Стоп!
Помощник снова склоняется над изможденным, потеющим министром обороны.
– Михал Иваныч, теперь вы моргаете слишком часто, – шепчет он.
Министр пьет воду из стакана. Кадык его ходит туда-сюда. Рука дрожит, но не от страха или усталости – он в бешенстве. Еще один такой совет – и он взорвется. Помощник чувствует это и тихонько, бочком отступает.
– Да итижи-пассатижи! Я не могу одновременно моргать и говорить! – ворчит Боткин и с грохотом ставит стакан на столик в центре кадра. Вода выплескивается и течет по краю стакана. Подбегает помощник оператора и вытирает лужу салфетками. Ведущий, журналист Владимир Молчанов, все это время сидит в кресле напротив Боткина и внимательно разглядывает лицо кандидата в президенты.
Как странно, думает он, ты растешь в провинции, в Ленинградской области, учишься в сельской школе, где за одной партой с тобой сидит низкорослый, свирепый мальчишка с неправильным прикусом. Ты даешь ему списывать домашку, потому что если нет – он караулит тебя на пути из школы и бьет, больно, без синяков, со знанием дела. Он не блещет умом и часто даже не понимает вопросов учителей, но его упрямства, наглости и занятий боксом вполне хватает для того, чтобы ни разу не остаться на второй год. Затем школьный ад кончается, ты идешь в университет, а он сперва идет каменщиком на местную стройку, а потом исчезает. И тридцать лет спустя ты включаешь телевизор и видишь на экране того самого мальчишку. Выросший, возмужавший, он стоит на трибуне, в военном мундире, весь в орденах, с серьезным видом, проступающими залысинами и неестественно побелевшими зубами и отвечает на вопросы журналистов. Он стал министром обороны. Тот самый жилистый, как перекрученная, высохшая виноградная лоза, низкорослый пацан, которого звали Желтухой (после того, как на уроке биологии выяснилось, что другое название желтухи – болезнь Боткина). Теперь он на экране, в военной фуражке и куртке цвета хаки, в окружении целой толпы охранников. Все охранники ниже его ростом, и это сразу бросается в глаза, и ты понимаешь, что их специально подбирали так, чтобы министр казался выше. Проходит еще семь лет, и ты снова видишь его на экране, пока сидишь в аэропорту, ожидая вылета, – на одном из центральных каналов рядом с ним стоит действующий президент, хлопает Желтуху по плечу и называет преемником. А потом тебе в студию звонит его помощник и предлагает устроить большое интервью с кандидатом. Ты, разумеется, соглашаешься – разве можно отказаться от такого? – и хотя это дико, но тебе кажется, что если б ты не согласился, то он, как в детстве, подкараулил бы тебя у подъезда и бил бы в солнечное сплетение до тех пор, пока… И вот вы встречаетесь здесь, в студии. Неловкая пауза, объятия (не менее неловкие), воспоминания о «старых добрых» временах. Вы оба пытаетесь вести себя непринужденно, но ничего не получается – кандидат в президенты смотрит на тебя с опаской, даже с тревогой, ведь ты знаешь, каким он был, ты знаешь о нем то, что его pr-команда стерла из «официальной биографии»: пьяные драки и два срока за мошенничество. Он больше не Желтуха, не пацан с района, он – министр обороны самой большой страны на планете, кандидат в президенты, Михаил Иванович Боткин.
– Итак, записываем через – три, два, один.
Камера пишет, софиты светят, Боткин потеет.
– На чем я остановился? – спрашивает он.
– Патриотизм, – говорит Молчанов.
– Патриотизм – верность своим корням, своей крови, совей земле. Тьфу! Своей, своей земле. А не совей. Давайте переснимем.
Кандидат говорит медленно. Теперь, после ремарки про «моргания» все присутствующие в комнате, включая ведущего, заняты только одним – считают, сколько раз в минуту моргает человек в кадре, укладывается ли он в «норматив», в двадцать раз. Судя по медленной, путаной речи Боткина, он тоже считает. Его терпение на пределе. Молчанову кажется, он слышит, как медленно, со скрипом, вращаются перегретые от постоянного подсчета моргания шестеренки в голове у министра.
– Что вы считаете самым страшным грехом? Какой поступок вы не могли бы простить?
– Предательство. – Боткин отвечает без паузы, он даже не пытается скрыть тот факт, что знает вопросы заранее. – Знаете, у Данте Аль… аль… как же его звали?
– Стоп!
– Гриша! – Кандидат смотрит за спину ведущему, туда, где стоит помощник. – Почему я не могу сказать просто «Данте»? Зачем мне нужно говорить его фамилию? Ведь все знают, кто такой Данте!
– Это часть борьбы за аудиторию, – отвечает Гриша. – Если в разговоре кандидат проявляет энциклопедические знания, это повышает его рейтинг среди представителей среднего класса.
Боткин раздувает ноздри и морщится, словно почувствовал запах дерьма.
– Какое мне дело до этого вашего среднего класса? Я – с народом.
Гриша что-то бубнит в защиту среднего класса, ссылается на статистику. Боткин массирует переносицу.
– Ну ладно. Как его там зовут? Алигери?
Гриша произносит по буквам:
– А. Л. Мягкий знак. И. Г. Е. Р. И.
– Алигери?
– Нет, не совсем. Мягкий знак после «л».
В течение минуты вся съемочная группа хором пытается научить кандидата правильно произносить фамилию итальянского поэта, но – тщетно.
– Гриша, блядь, короче, я просто скажу «Данте». Идите на хер со своим мягким знаком. Правитель должен быть твердым, никаких мягких знаков.
Помощник испуганно смотрит на Боткина, он так обильно потеет, что не только рубашка, но и пиджак на спине уже промок насквозь – между лопатками у него настоящая клякса Роршаха.
– Запись через три, два… – На камере зажигается красная лампочка.
Молчанов продолжает задавать вопросы. И тут начинается самое интересное: до людей в студии постепенно доходит, что ведущий отклонился от сценария. Он задает не те вопросы, всячески пытается вывести кандидата на настоящий диалог. Студия медленно, словно нервно-паралитическим газом, наполняется тревогой. Боткин пытается скрыть шок, взгляд выдает его, на лбу выступают крупные капли пота.
– Четыре года назад вы проводили реорганизацию Рособоронэкспорта. Цель: снизить издержки, сделать систему более эффективной. Результат: издержки выросли на двадцать три процента, а все подряды на капитальный ремонт помещений Минобороны в обход тендеров получает одна-единственная организация, принадлежащая вашему зятю. Как вы это объясните?
Присутствующие в студии наблюдают за этим, не шевелясь, словно завороженные, никому в голову не приходит прервать ведущего, остановить запись – температура в студии поднимается все выше, потеют все без исключения. Помощник Боткина, Гриша, стоит в углу, хватает воздух ртом, у него, кажется, приступ астмы. На лице – смесь ужаса и восторга: его начальника, его Хозяина, тыкают носом в просчеты; Хозяина, который однажды чуть не устроил стрельбу в отеле после того, как консьерж сказал, что свободных номеров нет; Хозяина, который недавно приказал своим вертухаям «проучить» красивую девушку, отказавшуюся сесть к нему за столик в ресторане и выпить с ним вина.
Там же, за камерами, среди массовки стою я – мне двадцать, я студент журфака МГУ, прохожу практику на телеканале, наблюдаю за работой своего дяди – Владимира Молчанова.
И вот действующий министр обороны, кандидат в президенты, Михаил Иванович Боткин, три часа просидевший перед камерой под светом софитов с каменным лицом, невозмутимый, как гипсовая статуя, и моргающий ровно двадцать раз в минуту, – сперва выглядит ошарашенным, потом пытается улыбнуться:
– Владимир, вы же серьезный журналист, зачем вы верите желтой прессе? Все это выдумки моих недругов.
– Ну как же? Почему выдумки? У меня данные из открытых источников, вот выписки из Росреестра, заверенные, с печатями. А вот результаты аудита.
– Я же вам объясняю – все эти слухи, которые обо мне распространяют, – это спланированная акция. Единственная ее цель – опорочить меня в глазах моих избирателей.
– Допустим. Но что с вашим зятем?
– А что с моим зятем?
– Он получает заказы от Минобороны в обход конкурса. Разве тут нет конфликта интересов?