{84}.
После российского завоевания жители Центральной Азии стали задаваться новыми вопросами, причем оно же дало и саму возможность задавать эти вопросы в новой форме. На рубеже XIX и XX веков в Туркестане возник совершенно новый реформаторский дискурс. Его участники искали решение проблем, с которыми столкнулось общество. Почему Центральную Азию завоевали? Что давало европейцам военное и экономическое превосходство, позволяющее им не только править миром, но и совершать новые открытия? Как мусульманам выжить в новом колониальном мире? И это были далеко не абстрактные философские вопросы. Вызовы и соблазны, связанные с приходом колониализма на территорию мусульманских обществ, сделали эти вопросы предметом практического интереса. Улицы нового Ташкента с газовыми фонарями и модными магазинами – и да, с кабаками и борделями – вызывали вопросы, требующие ответа, по крайней мере у тех, кто с этими явлениями как-то взаимодействовал. О необходимости реформ вещали в общественных учреждениях (газетах, благотворительных организациях, а затем и театрах), которые в Центральной Азии были в новинку. То, какими должны быть эти реформы, обсуждали социальные группы, которые также появились совсем недавно, и для них был характерен новый взгляд на мир. Питавшие эти взгляды идеи были своего рода аналогами тех движений, которые существовали где-то далеко-далеко. Поезда, пароходы и почта, связывавшие Центральную Азию с мировой экономикой, доставляли туда печатные книги и газеты с других краев света. С 1870 года «полезную информацию» печатали в газете «Туркестанские ведомости», а вскоре здесь появились газеты на различных тюркских и персидском языках – из Крыма, Османской империи, Ирана и Индии. Эти газеты связывали Центральную Азию с далекими странами, с которыми раньше она не контактировала. Газеты, книги, современные карты и глобусы давали людям «новые знания о мире», как они не раз замечали впоследствии в своих автобиографиях. Поразительно, но ни одна из этих газет не выходила на русском языке, и сама Россия никаких моделей развития и образцов для подражания не предлагала. Они приходили из других мусульманских обществ Российской империи и других стран. Такое взаимодействие было чем-то новым, а возникало оно благодаря связям, построенным империей{85}.
Рис. 7.1. Новометодная школа в Самарканде, ок. 1911 года. Ученики сидят за партами, которые расставлены аккуратными рядами. Занятия на открытом воздухе в школах не проводились. Вероятно, ученики специально позируют Сергею Прокудину-Горскому, одному из пионеров цветной фотографии, который путешествовал по Российской империи по заданию императора, чтобы задокументировать многообразие ее народов. Из коллекции фотографий Прокудина-Горского, Библиотека Конгресса США, Отдел гравюр и фотографий
Наиболее важными были связи с другими мусульманскими обществами Российской империи, которые пребывали в ее составе сильно дольше Туркестана. Среди татар Поволжья и Крыма в последней четверти XIX века возникло модернистское реформаторское движение, которое фокусировалось прежде всего на начальном образовании. Его главным поборником был Исмаил Гаспринский, крымский мирза (дворянин), получивший российское образование и поживший в Москве, Париже и Стамбуле. Гаспринский выдвинул идею школы «нового метода», где мусульманских детей будут учить алфавиту по новому фонетическому методу, что, в свою очередь, позволит осваивать функциональную грамотность более эффективно, чем в традиционных мектебах (см. рис. 7.1). В школах нового метода функциональную грамотность предполагалось сочетать с новыми видами знаний (арифметикой, общим естествознанием, географией и историей), чтобы обеспечить подготовку мусульманских детей к жизни и работе в современном мире. Новометодная школа (усул-и джадид, буквально: новый метод) дала название движению джадидизма. Школа была центральным элементом движения, однако проект реформы Гаспринского охватывал сразу несколько сфер. По его мнению, как только мусульмане Российской империи дотянутся до цивилизации, у них появятся газеты, книги и театр на их родных языках, а также учителя, врачи и предприниматели. В 1883 году Гаспринский получил разрешение на издание газеты. Ее назвали Tercüman («Переводчик») и с ее помощью доносили идеи реформ до читателей по всей Российской империи, Восточному Туркестану и державе Османов. Идеи Гаспринского обрели благодатную почву среди татар Волго-Уральского региона, где в современном образовании был заинтересован окрепший купеческий класс. Филантропы открывали обновленные медресе в Казани, Уфе и Оренбурге; татарское книгопечатание возникло в последней четверти XIX века, а после 1905 года появилась мощная периодическая печать. На рубеже XX века татарские издательства выпускали множество оригинальных произведений, а также переводы на татарский язык произведений русских и других европейских авторов.
Османская империя служила еще одним важным источником моделей реформ. Это было единственное достаточно мощное мусульманское государство, сохранившееся до XX века. Османские султаны претендовали на титул халифа – духовного лидера мусульман всего мира и символа мусульманского единства. Начало было положено в 1517 году, когда они завоевали Ближний Восток. Далеко не все мусульманские правители признавали этот титул, но по мере того, как все больше и больше исламских обществ подпадали под колониальное иго, многие в мусульманском мире снова начинали испытывать уважение к Османской империи, возлагать на нее надежды и перенимать ее модель модернизации исламского общества. Конечно, османы в то время находились в тяжелом положении. Как и династия Цин, Османская империя столкнулась и с внутренними потрясениями, и с иностранными интервенциями, из-за которых само будущее империи стало неопределенным. Поэтому с начала XIX века османские государственные деятели искали способы укрепить государство посредством централизации и создания новых институтов. В ходе этих исканий империя занималась вопросами современного мусульманского образования и создания новых институтов в рамках ислама. В середине XIX века статусу халифата османы стали придавать особое значение. Поскольку в качестве защитников немусульманского населения в Османской империи выступали европейские державы, османы искали дипломатические рычаги воздействия, претендуя на звание духовных лидеров всех мусульман мира, большинство из которых тогда оказались в колониальном подчинении у той или иной европейской державы. На практике возможности османов предпринимать какие бы то ни было значимые шаги для защиты или помощи другим мусульманам были ничтожны (миссия, которую они отправили к Якуб-беку, – мы упоминали о ней в главе 5 – была абсолютно исключительной), однако статус халифата создавал новые узы эмоциональной солидарности с мусульманами из столь отдаленных друг от друга мест, как Бенгалия и Ачех[8], а также Бухара, Ташкент и Яркенд. Тем временем османская пресса и другие издания стали появляться в Центральной Азии, где они были понятны образованной аудитории. Еще сильнее симпатизировала Османской империи Бухара. Эмиры позиционировали себя как последних мусульманских правителей в Центральной Азии и хранителей ислама. Поэтому они вели глубоко консервативную культурную политику, не позволявшую новому методу школьного обучения распространяться в Бухаре. Однако бухарские купцы, у которых были тесные связи с Российской империей и другими странами, хотели давать своим сыновьям современное образование. В 1909 году они основали благотворительное общество для отправки студентов в Стамбул, где те получали образование, которое бухарские эмиры не одобрили бы.
Рис. 7.2. Лидеры джадидов: Махмудходжа Бехбуди из Самарканда (слева) и Абдурауф Фитрат из Бухары (справа), ок. 1913 года
В Туркестане идеи реформ пришлись по душе новому поколению, тесно связанному с тем новым миром, который навязала Центральной Азии Россия, пусть даже само это поколение и происходило из старого мира. Мунаввар Кары, например, родился в семье, где все обучались по традиционной исламской модели. Он получил образование в медресе в Ташкенте и Бухаре и сам был богословом (частица «кары» в его имени – почетное звание, указывающее на то, что он выучил Коран наизусть), однако чтение газет и других современных работ убедило его в необходимости реформы. В 28 лет он написал редакционную статью, которую мы цитировали выше. Махмудходжа Бехбуди, его самаркандский коллега, был муфтием (юрисконсультом) – эта должность существовала и при российском правлении. Он родился в состоятельной семье, у которой были и некоторые интересы коммерческого характера, а в 1899–1900 годах восемь месяцев путешествовал по Кавказу и Османской империи, совершая хадж. Махмуд познакомился с современными образовательными учреждениями, наилучшие образцы которых в те несколько десятилетий можно было найти в Османской империи и Египте. По возвращении в Самарканд он стал ярым сторонником реформ; на тот момент ему не исполнилось и 26 лет. Абдурауф Фитрат из Бухары получил традиционное образование в медресе, а затем был удостоен стипендии благотворительного общества Бухары для обучения в Стамбуле (рис. 7.2). Решение приехать в Стамбул стало для него судьбоносным. Бухарские купцы и в мыслях не имели отправлять студентов в Санкт-Петербург (столицу империи) или Тегеран (столицу Ирана, на языке которой говорили в Бухаре), не говоря уже о татарских городах Казани или Оренбурге. Они выбирали Стамбул, потому что он был столицей единственного сильного мусульманского государства, где воплощались в жизнь новые идеи, касающиеся того, как сосуществовать с современным миром. Фитрат приехал в Стамбул в 1909 году, сразу после младотурецкой революции, когда весь город переполняли дискуссии о будущем. Четыре года в Стамбуле сформировали его мировоззрение на всю оставшуюся жизнь.