{265}. Сталин бывал достаточно гибок в достижении своих геополитических целей. С религией в Советском Союзе он примирился. Брата Алихана-тюре, Алимхана, назначили на руководящую должность в Киргизии при САДУМе, созданном в 1943 году.
ВТР добилась ряда военных успехов, и к лету 1945 года остановить наступление было, казалось, уже невозможно. Алихан-тюре надеялся, что оно продолжится и приведет к освобождению всего Синьцзяна. В июне он написал одному из советских командиров: «Я надеюсь, что вы примете все меры для ускорения вторжения на юг. Ни одной минуты нельзя тратить впустую. Наступил решающий момент, и надо ковать железо, пока горячо»{266}. Несколькими неделями ранее он написал самому Сталину, «творцу культуры и равноправия всех народов, великому лидеру Советского Союза»:
Я и народы Восточного Туркестана, недавно освобожденные от гнета, надеемся на вас, товарищ Верховный главнокомандующий, в освобождении народов Восточного Туркестана… с помощью великого Советского Союза, оказывающего нам всестороннюю помощь в этом деле. Миллионы людей Восточного Туркестана видят в Вас своего лидера, защищающего интересы угнетенных народов. Мы глубоко убеждены, что всегда будем получать от вас разумную и необходимую помощь. Таким образом мы сможем изгнать всех угнетателей со своей родины. Я надеюсь, что колонизаторы будут изгнаны, если мы получим необходимую нам помощь от Советского Союза{267}.
Однако у Сталина были другие заботы. После подписания Советско-китайского договора о дружбе и союзе в августе 1945 года Сталину от восстания в Синьцзяне было мало толку. Он вынудил ВТР добиваться мира и вести переговоры о прекращении огня. Гоминьдан, считавший восстание «предательством народов Или» и результатом советских махинаций, с облегчением принял это предложение и с готовностью приступил к мирным переговорам.
Алихана-тюре это не удовлетворило, и он настаивал на продолжении военных действий. В конце концов Советы устали от него. В июне 1946 года его вызвали в советский военный штаб в Кульдже и сказали, что с ним хочет встретиться Усман Юсупов, глава Узбекской коммунистической партии. Алихана-тюре посадили в советскую военную машину, перевезли через границу в Алма-Ату и доставили самолетом в Ташкент, где устроили ему официальный прием. Однако после приема его взяли под стражу и несколько месяцев допрашивали. Допросы в Советском Союзе в ту пору обычно заканчивались плохо, но Алихан-тюре уцелел. В конце концов ему разрешили поселиться в Старом городе Ташкента, где он занялся традиционной медициной, писательством и преподаванием. Он тайно преподавал ислам и писал в стол, поскольку в советских условиях такого рода сочинения не издавались. В числе его книг – биография пророка Мухаммеда и мемуары о жизни в Восточном Туркестане, которые, к сожалению, заканчиваются на моменте его прихода к власти. Он прожил долгую жизнь и умер в 1976 году{268}. Сейчас нам все это известно, однако тогда исчезновение Алихана из Кульджи выглядело совершенно необъяснимым.
Еще до своего исчезновения Алихан-тюре уступил значительную часть влияния в правительстве молодым людям более светского толка и ориентированным на модернизацию; многие из них жили и учились в Советском Союзе. Самым выдающимся из них был Ахметжан Касыми (1914–1949). Свидетельств о его жизни немного, но известно, что он родился в Кульдже и осиротел в раннем возрасте. Дядя увез его в Советский Союз в 1926 году и отдал в школу-интернат для сирот в Джаркенте. Он учился в Алм-Ате, Ташкенте и Москве, однако записи о том, какой университет он посещал в советской столице, противоречивы{269}. В Синьцзян он вернулся только в 1942 году, как раз когда Шэн разорвал отношения с Москвой. Касыми немедленно арестовали, и больше года он провел в разных тюрьмах. В 1944 году Ву освободил его, и в конце концов Ахметжан перебрался в Кульджу, где начал работать в газете, издававшейся ВТР. Коллеги быстро оценили его образование и владение русским языком, и он тут же продвинулся в должности. Летом 1945 года он возглавлял делегацию ВТР на мирных переговорах с ГМД, а через год, после исчезновения Алихана-тюре, стал неоспоримым лидером правительства. К осени 1945 года из заявлений ВТР исчезли явные отсылки к исламу.
Переговоры о заключении мирного договора начались в октябре 1945 года и затянулись до следующего лета. Делегацию центрального правительства возглавлял Чжан Чжичжун, бывший командующий Северо-Западным военным штабом Гоминьдана, прибывший в Урумчи, чтобы подавить восстание. В марте 1946 года Чжана назначили губернатором Синьцзяна. В итоге стороны пришли к соглашению, согласно которому у провинции должно быть правительство из 25 чиновников, причем десять из них (включая председателя) назначаются центральным правительством, а остальные 15 выбираются из числа представителей округов. Три округа ВТР должны были выбрать шесть членов правительства. Еще важнее то, что эти три округа должны были содержать вооруженные силы численностью до 12 000 человек, и только половина из них могла находиться под командованием Национальной армии в Синьцзяне. Еще в семи округах провинции следовало создать Корпуса поддержания мира, причем в Аксу и Кашгаре их должны были набирать из мусульманского населения и служить они должны были под командованием офицера-мусульманина. Кроме того, соглашение предусматривало выборы должностных лиц на уровне округов, полную свободу вероисповедания и официальное использование местных языков в правительстве, бизнесе и образовании{270}. Таких договоренностей Китай еще ни с кем не заключал, и им суждено было иметь далекоидущие последствия для Синьцзяна. Первое правительство, предусмотренное этими соглашениями, собирался возглавить Чжан, которого должны были поддержать два депутата-мусульманина: Бурган Шахиди, назначенный провинцией, и Касими, выдвинутый ВТР. Из 25 членов совета только шестеро могли стать ханами.
Условия соглашения так и не были выполнены, и коалиционное правительство так и не пришло к власти. Алихан-тюре скоро исчезнет, а Осман Батыр, казахский военачальник, начнет испытывать опасения относительно союза ВТР с СССР. Чжан, в свою очередь, столкнулся с недовольством армии, многие лидеры которой были категорически против его уступок. Лидеры ВТР всегда с подозрением относились к центральному правительству и его мощному военному присутствию в остальной части провинции. Они почти не занимались восстановлением транспортных связей между ВТР и остальной частью провинции и так и не ввели в Синьцзяне единой валюты, однако им удалось настроить население соседних территорий в свою пользу. Молодежная лига Восточного Туркестана открыла филиалы по всей провинции, и на пике популярности в ней состояли 300 000 членов{271}. Лига пропагандировала отчетливо национальные идеи и требовала широкой автономии в рамках китайского государства. Весной 1947 года, когда Чжан отправился в поездку по югу, его встретили массовыми демонстрациями: люди требовали вывода из провинции китайских войск, провозглашения самоуправления и ухода в отставку самого Чжана{272}. Массовая мобилизация принимала и другие формы. В феврале 1947 года в Урумчи несколько раз собирались большие толпы людей, требуя полностью выполнить мирные соглашения и выслушать замечания Касими и других лидеров ВТР. Городское население по всему Синьцзяну сплотилось вокруг национальной идеи, выдвинутой ВТР.
Столкнувшись с готовым сопротивляться населением, Гоминьдан отказался от идеи о расовом единстве всех граждан Китая и обратился за советом и поддержкой к трем мусульманам Восточного Туркестана, которые, несмотря на множество разногласий, сотрудничали с ним ради расширения прав Синьцзяна в составе китайского государства. Самым важным из них был Иса Юсуф (1901–1995), который работал на Гоминьдан с 1932 года. Он родился в семье бека в Янгигисаре, недалеко от Кашгара, учился в местной китайской школе и одновременно в медресе. Он унаследовал джадидские представления о нации и прогрессе, и место мусульманского общества Синьцзяна в китайском государстве вызывало у него сильнейшее недовольство. В 25 лет его назначили переводчиком в консульство Синьцзяна в Андижане, где он проработал шесть лет, в течение которых сформировалась его личность. Он выучил русский язык, а кроме того, впитал национальные идеи, распространявшиеся в то время среди узбекской интеллигенции. Как раз в это время происходила сталинская революция сверху и одновременно уничтожение центральноазиатской интеллигенции. Этот опыт превратил Ису в убежденного антикоммуниста и навел его на черные мысли о российских геополитических мотивах, и сомнения эти с тех пор не покидали его на протяжении всей жизни. Он пришел к выводу, что Восточный Туркестан не может быть по-настоящему независимым, поскольку любое независимое государство прогнется под советской гегемонией. Решение для него состояло в том, чтобы стремиться к максимальной автономии региона в рамках государства китайского. С этой целью в 1932 году он отправился в Китай и стал налаживать контакты в правительстве. Для достижения успеха у него имелись достаточно необычные навыки, и время было как раз подходящее: Гоминьдан искал способы сохранить единство страны. Ису пригласили в Комиссию по пограничным делам, которая занималась вопросами неханьского населения. Он, в свою очередь, предложил свою помощь ГМД и отправился в поездку по Ближнему Востоку и Индии в 1938–1939 годах, чтобы обеспечить Китаю дипломатическую и общественную поддержку в противостоянии с Японией{273}.