{281}. Такого рода карьера научила Шахиди большей гибкости. Он симпатизировал Советам, но нравился и китайцам, которым долго служил. Он говорил по-русски лучше, чем по-китайски, и работал главой Ассоциации по защите мира и демократии. Его назначение было последней отчаянной попыткой Гоминьдана наладить отношения с Советами, поскольку КПК начала побеждать Гоминьдан в гражданской войне в Китае. Шахиди станет последним губернатором республиканского Синьцзяна.
Судьба Синьцзяна решалась в ходе событий, разворачивавшихся за его пределами. Поражение Японии в войне усилило конфликт между Гоминьданом и КПК, и в 1946 году Китай попал в тиски полномасштабной гражданской войны. К 1949 году коммунисты были на грани победы. Жестокая гражданская война так и не дошла до Синьцзяна. К лету 1949 года коммунистические силы собирались в провинциях Ганьсу и Цинхай, а ГМД полностью отступил. В августе 1949 года Чжан, перешедший на сторону коммунистов, призвал Шахиди и Тао Чжиюэ, командующего силами ГМД в Синьцзяне, сдаться. Сообщается, что Чан приказал Тао сопротивляться. Тем временем «три господина» вступили в заговор с Ма Буфанем и Ма Цзиньшанем, китайскими мусульманскими генералами гоминьдановской армии, с целью свержения Тао и борьбы с коммунистами{282}. Кроме того, они призвали Гоминьдан объявить независимость Синьцзяна, чтобы вторжение коммунистов выглядело инцидентом международного уровня. Из этих инициатив ничего не вышло, поскольку Чанкайши предпочел сдать Синьцзян коммунистам, а не объявлять его независимым. Тао распустил офицеров, пожелавших уйти, а затем сдался вместе с оставшимися 80 000 солдат, телеграфировав о своем решении в конце сентября 1949 года. На следующий день Шахиди заявил о своей верности КПК, тоже по телеграфу. Так прошло «мирное освобождение» Синьцзяна. Он сдался коммунистам еще до прихода Народно-освободительной армии (НОАК).
Победа коммунистов в Китае изменила расчеты Сталина относительно ВТР. Он поддерживал республику только потому, что хотел заключить сделку с Гоминьданом. Теперь республика потеряла для него всякую пользу, и он с радостью ею пожертвовал. Он помог НОАК оккупировать Синьцзян: когда выяснилось, что у НОАК нет ресурсов для оккупации провинции, советское правительство перебросило по воздуху дивизию НОАК в Урумчи в середине октября, через две недели после провозглашения КНР в Пекине{283}. Кроме того, Советы отправили в Синьцзян тысячу тонн авиационного топлива и 10 000 тонн зерна, чтобы помочь НОАК пережить зиму{284}. Сталин беспокоился, что вакуум власти в Восточном Туркестане откроет дорогу британским или американским завоеваниям в регионе, поэтому с готовностью помог коммунистам его оккупировать{285}. В «мирном освобождении» Синьцзяна немалую роль сыграла помощь Советов.
Новая ситуация поставила ВТР в неловкое положение. Республика прямо выступала против ханьцев и за независимость, и до этого у нее не было никаких связей с китайскими коммунистами. Помимо этого, она была союзницей Советов, которые поддерживали КПК. Мао замкнул круг, объявив революцию в трех районах ВТР неотъемлемой частью китайской революции. Самопровозглашенный революционный режим едва ли мог возражать китайской революции и не мог сопротивляться теперь, когда Сталин, его покровитель, поддержал КПК. В результате Касыми отказался от претензий ВТР на независимость и приветствовал новый режим. НОАК относилась к трем районам ВТР с осторожностью. Потребовалось некоторое время, чтобы реорганизовать армию ВТР и очистить ее от лиц, подозревавшихся в национал-сепаратизме. Но самая большая политическая проблема разрешилась таинственным образом. В конце августа Мао пригласил делегацию из ВТР принять участие во Всекитайской народной консультативной конференции в Пекине, на которой собрались представители разных политических партий и национальностей, чтобы выразить солидарность КПК. Делегация ВТР из пяти человек отправилась в Алма-Ату, где села на самолет, который должен был доставить ее в Пекин. Самолет так и не долетел. Четыре месяца спустя Пекин объявил, что самолет потерпел крушение недалеко от Иркутска в Сибири, и все, кто был на борту, погибли. Лидеры ВТР исчезли. Для участия в конгрессе спешно собрали другую делегацию во главе с Сайфутдином (или Сайфиддином) Азизи. Он открестился от всех требований об автономии Синьцзяна и его трех северных округов.
Тайна этой авиакатастрофы остается неразгаданной по сей день. Смерть лидеров ВТР была чересчур удобна для слишком многих заинтересованных сторон, чтобы ее можно было списать на несчастный случай. Архивы не дают никаких неопровержимых доказательств (они вообще редко их дают), и поэтому – в отсутствие документальных свидетельств – выдвигались объяснения самого разного характера. Некоторые авторы утверждают, будто делегация прибыла в Пекин, но ее членов арестовали и заключили под стражу. В последнее время ученые намекают на причастность Сталина. ВТР перестала быть полезна Советскому Союзу. Сталину нужна была безопасная граница с Синьцзяном и чтобы тот был неотъемлемой частью государства, которое, как он надеялся, станет дружественным и податливым китайским коммунистическим режимом. Он предложил Центральному комитету КПК после захвата Синьцзяна увеличить долю ханьцев в населении с 5 до 30 %, чтобы обеспечить контроль Китая над «столь большим и богатым регионом и для защиты китайских границ»{286}. На пути к этой цели лидеры ВТР оказывались неудобным препятствием. Независимо от того, что стало причиной авиакатастрофы, она решила эту проблему как для Мао, так и для Сталина.
Так закончилась вторая в ХХ веке попытка заявить о национальных правах тюркских народов Восточного Туркестана. И ВТР, и «три господина» потерпели поражение. Для последних это был конец. Иса и Бугра бежали в Индию, а затем в Турцию, где жили в изгнании. У них не осталось никаких иллюзий относительно способности или готовности Гоминьдана удовлетворить какие бы то ни было национальные требования. Из всех восточных туркестанцев, работавших с ГМД, только Йолбарс Хан – слуга бывшего вана из Кумула, который возглавил первое восстание против Цзиня Шужэня в 1931 году и с тех пор вращался в политических кругах, так и не добившись сколько-нибудь заметной должности, – последовал за Гоминьданом в изгнание на Тайвань. Там он жил до 1971 года и служил напоминанием о притязаниях Чан Кайши на Синьцзян.
Русский Туркестан испытал на себе всю тяжесть социальных потрясений, вызванных русской революцией, и у пришедшей туда советской власти уже были свои корни в регионе. Китайский Туркестан сильно пострадал после провозглашения республики, но для китайских коммунистов он оставался terra incognita. Правда, несколько сотен из них в течение короткого периода работали в провинции, когда Шэн был связан с СССР, но этот краткий эпизод, закончившийся жестоким преследованием коммунистов со стороны Шэна, не оставил особого следа в представлениях партии о мире. В Синьцзяне же, несмотря на мощное советское влияние в трех округах ВТР, на момент его «мирного освобождения» не было ни одного члена КПК мусульманского вероисповедания.
Вторую ВТР стерли из китайской коммунистической историографии и присовокупили к общей истории китайской революции – во главе с КПК и против империализма и его лакеев, таких как Гоминьдан. Китайская наука старательно избегает термина «Восточно-Туркестанская республика» и называет ВТР «Революцией трех округов». Коренные народы Синьцзяна играют в этой истории лишь пассивную роль. Они и их лидеры находились «под влиянием Советов», «ими манипулировали» или «их соблазняли», и «таким образом, социально-политическая ситуация в приграничных районах Синьцзяна становилась все более нервной, беспорядочной и напряженной»{287}. Полное освобождение региона требовало вмешательства ханьцев и КПК. Уйгуры помнят две ВТР очень по-разному, рассматривая их обе как неудачные попытки добиться национальной независимости, которые все еще осуществимы в будущем. Безусловно, кульджинская ВТР была соткана из множества противоречий. В ней правили уйгуры, население трех округов под управлением ВТР в основном состояло из казахских кочевников, а бóльшая часть оседлого мусульманского населения Восточного Туркестана вообще оставалась вне ее досягаемости. Советская поддержка позволяла этому государству существовать и даже процветать, одновременно во многих отношениях его ограничивая. Однако нет никаких сомнений в том, что правительство в глазах населения, которым оно управляло, было легитимным, как и в том, что оно адекватно выполняло задачи управления на протяжении всех пяти лет своего существования. В первую очередь оно служило Китаю напоминанием о колониальном характере его власти в провинции.
Коммунизм
Четыре десятилетия между китайской революцией и распадом Советского Союза стали периодом реального социализма. Для Центральной Азии это были годы преобразований. В советских республиках в годы после смерти Сталина произошел отход от террора: Советское государство предпочло осуществлять власть через социальные институты. В последующие десятилетия было мало потрясений и насилия, которыми отмечены годы после Первой мировой войны. Сталинские годы ознаменовались таким количеством разрушений, что все то новое, что создавалось, неизбежно оказывалось в этой зловещей тени. Послевоенное восстановление обеспечило стабильность и долгосрочный экономический и демографический рост, которые во многом преобразили Центральную Азию. Крупномасштабные инвестиции в инфраструктуру и промышленность привели к процветанию, а стабильность, к которой стремилось новое руководство, позволила укрепить местные политические элиты внутри советской системы. СССР всегда был государством, ориентированным на развитие: быстрая индустриализация и инвестиции в человеческий потенциал были основными опорами легитимности режима, но только после Второй мировой войны Центральная Азия перестала быть периферией государства и полностью интегрировалась в него. У советской политики в Центральной Азии было много общего с политикой других стран по отношению к своим бывшим колониям, которые серьезно вкладывались в их развитие. Строительство каналов, плотин и промышленных предприятий направило Центральную Азию в советское русло, а благодаря системе образования жи