Начало холодной войны совпало с эпохой деколонизации, которая не только открывала новые возможности, но и создавала проблемы для советской дипломатии. Основная задача состояла в том, чтобы ослабить влияние бывших колониальных хозяев на новые независимые государства и вывести эти государства из-под глобальной гегемонии Соединенных Штатов. Окно возможностей представляло стремление новых государств к независимости, а также их желание управлять своей судьбой и ресурсами. Советский Союз провозгласил себя защитником эксплуатируемых и проводником на пути к альтернативному развитию, который привел бывшие колонии к равенству с метрополией и – теоретически – положил конец эксплуатации. Во многих отношениях это было возвращение к риторике 1920-х годов, когда Советы изображали себя потенциальными освободителями колониального мира. В 1925 году Сталин отметил провозглашение Таджикистана «у ворот Индостана» как пример для «восточных стран»{355}. Вскоре после этого он совсем забыл о таких вещах, поскольку его внешняя политика все больше сосредоточивалась на поддержании безопасности Советского государства. Когда Хрущев возродил (в измененной форме) идею преобразования еще недавно колонизированного мира, он взял с собой в мировое турне политиков и интеллектуалов из Центральной Азии. Во время визита в Индию и Афганистан в 1955 году он хвастался: «В нашу делегацию входят… представители Узбекистана и Таджикистана, народы которых исповедуют ислам. Но чем мусульмане отличаются от других верующих в нашей стране? В нашей стране нет таких различий, потому что все народы нашей страны являются достойными членами великого Советского Союза и составляют единую семью народов нашей страны»{356}. Одним из членов делегации Хрущева был Шараф Рашидов, будущий первый секретарь Коммунистической партии Узбекистана.
На протяжении 1950-х годов Рашидов много путешествовал по деколонизирующемуся миру в качестве советского эмиссара. Выходцев из Центральной Азии почти никогда не назначали на службу за пределами их собственных республик (в отличие от русских и некоторых украинцев, татар и армян, чья география службы охватывала весь Советский Союз), но многие из них представляли Советский Союз за рубежом – особенно в мусульманском мире. За поездками Рашидова в качестве советского культурного эмиссара в 1950-х годах последовали назначения многих выходцев из Центральной Азии советскими послами за границей. В 1956 году Хрущев перевел Бободжона Гафурова, первого секретаря компартии Таджикистана, в Москву на должность директора Института востоковедения. Гафуров был назначенцем Сталина, и его удаление из Душанбе было частью хрущевского плана избавления от сторонников Сталина в республиках. Однако его назначение в Москву было не просто вежливым пинком наверх. Гафуров возглавлял институт почти до самой своей смерти в 1977 году и внес значительный вклад в разработку его политики. Гафуров был историком, чей opus magnum – «Таджики», впервые опубликованные в 1949 году, – стал основополагающим документом таджикской национальной истории. Благодаря академическим заслугам он наладил связи с учеными в мусульманском мире и за его пределами. В дополнение к многочисленным международным конференциям, которые он организовывал, он регулярно проводил у себя в институте встречи с послами из стран третьего мира. Он был одним из самых выдающихся представителей Центральной Азии в мире.
Однако самым видным представителем Центральной Азии в советской дипломатии стал узбек Нуритдин Мухитдинов (1917–2008). Он прошел войну и получил тяжелое ранение под Сталинградом. После демобилизации он построил партийную карьеру в Узбекистане. В 1955 году Хрущев назначил его первым секретарем партии республики в рамках борьбы со сторонниками Сталина, а в 1956 году вызвал Мухитдинова в Москву и ввел его в Президиум Коммунистической партии Советского Союза. Он стал первым представителем Центральной Азии в этом органе власти. «У нас в центре не хватает людей с Востока и даже людей, которые о нем что-то знают, – сказал Хрущев Мухитдинову. – Вы узбек, азиат, мусульманского происхождения, следовательно, вы разбираетесь в этих вопросах. Кто, кроме вас, будет заниматься нашей восточной политикой?»{357} Мухитдинов не только занимался «восточной политикой», но и стал ключевым союзником Хрущева в борьбе за контроль над партией. Во второй половине 1950-х годов Мухитдинов выезжал за границу и принимал многочисленных гостей в Москве и Ташкенте. Когда в 1961 году Хрущев отвернулся от своих протеже, Мухитдинова исключили из президиума. Он остался в Москве и еще несколько лет работал в различных ведомствах союзного уровня. Затем, в 1968 году, Брежнев назначил его послом в Сирию, которая являлась ключевым союзником СССР. Война 1967 года обернулась для советских целей на Ближнем Востоке такой же катастрофой, как и для арабского национализма, и посольская должность в Дамаске имела решающее значение. Мухитдинов работал в Сирии вплоть до своей отставки в 1978 году.
Утверждение о том, что Советский Союз не только решил национальный вопрос, но и привел бывшие колонии к равенству, стало центральным в самопрезентации страны в третьем мире в начале холодной войны. В последующие десятилетия советские писатели утверждали, что опыт Центральной Азии показал, как социализма можно достичь «в обход капитализма». Таким образом Ленин скорректировал теорию исторических этапов Маркса, и эта поправка имела большое значение для новых независимых стран третьего мира, которые столкнулись с проблемами модернизации и развития. Путь к светлому бесклассовому будущему социализма, не требующий длительного пребывания на этапе капитализма, действительно стал бы для них по-настоящему великим даром. Для многих новых независимых стран советская модель плановой экономики с ее элементами импортозамещения и самообеспечения была весьма привлекательной. Центральная Азия теперь была не форпостом революции, а примером для подражания другим.
У холодной войны был и культурный фронт, где две сверхдержавы вели битву за сердца и умы людей в странах третьего мира. Американцы не только отправляли джазовые труппы в мировые турне, но прибегали и к более грубой тактике: например, платили кругленькие суммы писателям из стран третьего мира за публикацию проамериканской или антисоветской художественной литературы. Американцы оказывали большую моральную и финансовую поддержку эмигрантам из Советского Союза и антикоммунистическим организациям по всему миру. У коммунистов не всегда находились пригоршни долларов, которыми можно было бы разбрасываться, однако им удавалось извлекать прибыль за счет сильных чувств. Для многих антиколониальных интеллектуалов Соединенные Штаты выступали защитниками глобального статус-кво, который почти не изменился с предоставлением формальной независимости бывшим колониям. Многие люди, которые не были коммунистами, по-прежнему видели в Советском Союзе еще один полюс поддержки своих устремлений, и их привлекали эгалитарные идеалы, которые исповедовали Советы. Новая хрущевская дипломатия обратила эти связи себе на пользу при значительной поддержке центральноазиатских деятелей. В октябре 1958 года в Ташкенте состоялась Конференция писателей стран Азии и Африки. В числе присутствовавших были Назым Хикмет – турецкий поэт, живший в изгнании в Москве, Фаиз Ахмад Фаиз – пакистанский поэт, вызывавший у родного государства множество подозрений, Усман Сембен – сенегальский писатель и режиссер, Уильям Дюбуа – афроамериканский ученый и активист, индонезийский писатель Прамудья Тоер, китайский писатель Мао Дунь и Мулк Радж Ананд, писатель из Индии. Вел конференцию Рашидов, тоже писатель. Конференция учредила Ассоциацию писателей Азии и Африки, один из символов солидарности стран третьего мира и попытки наладить глобальные связи без посредничества Европы или Соединенных Штатов. Организация просуществовала до конца холодной войны и регулярно проводила конференции, в том числе в Алма-Ате в 1973 году.
В большей степени, чем какое-либо другое место, Ташкент стал центром взаимодействия СССР с третьим миром. Издательство «Радуга» публиковало произведения центральноазиатских авторов на персидском, арабском, урду, хинди и других иностранных языках. В 1968 году в городе начали раз в два года проводить кинофестиваль, где показывали фильмы из стран Азии и Африки (а с 1976 года – и Латинской Америки), а тысячи студентов из Африки, стран Ближнего Востока и Южной Азии учились здесь в университетах и институтах. В Советском Союзе никогда не снимались ограничения на поездки за границу, и этот факт делал присутствие иностранных студентов в Ташкенте еще более примечательным. Некогда экзотически-азиатский, город стал витриной советской современности, и официальные делегации со всего мира, поток которых никогда не иссякал, своими глазами увидели эту метаморфозу (особенно после землетрясения 1966 года). Приглашение в регион иностранных гостей имело важные последствия и внутри страны. Жители Центральной Азии, особенно те, кто так или иначе участвовал в приеме приезжих, стали гордиться своей советскостью; теперь и они тоже ощущали себя составной частью романтизированного образа революции. Отметим, что ислам, если и сыграл в этом процессе какую-то роль, то незначительную. Большинство иностранных студентов, обучавшихся в Центральной Азии, были мусульманами, однако в основном они были убежденными приверженцами секуляризма. Все их обучение проходило полностью на русском языке. Кроме того, большинство из них были русофилами, и наличие общей с центральноазиатами религии мало что для них значило.
Дипломатических успехов Советский Союз достиг не на всех фронтах. Несколько ближайших соседей СССР – Турция, Иран и Пакистан – по-прежнему относились к нему настороженно и в 1950-х годах перешли в лагерь США. Их правительства подавляли социалистические движения с разной степенью жестокости. Гораздо лучше складывались у Советского государства отношения со странами, которые стремились дистанцироваться от Соединенных Штатов. Индия стала близким другом СССР. В других странах Ближнего Востока модернизационные режимы, пришедшие к власти в результате свержения консервативных монархий (как это случилось в Египте, Сирии, Ираке и Ливии), стали лучшими друзьями страны Советов, чьей политикой социальных преобразований и опытом развития они восхищались. Во всем исламском мире дебаты о Советском Союзе были сосредоточены на его отношении к мусульманам внутри страны. Для антикоммунистов ограничения на исповедание ислама и религиозное образование служили четким свидетельством того, что Советский Союз подавлял религию и что его заявления о национальной автономии лишь уловка для отвода глаз. Представители левого фланга больше обращали внимания на экономическое развитие региона и социальные преобразования, одновременно отмечая религиозную свободу в советской жизни. Коммунисты быстро поняли, что от них требуется. В 1954 году, вернувшись из поездки в Индию, Пакистан и Афганистан, Рашидов написал докладную записку Мухитдинову, тогдашнему первому секретарю Коммунистической партии Узбекистана, в которой утверждал, что Узбекистану необходимо принять активные меры для противодействия «пропаганде в этих странах… со стороны американских и английских империалистов», согласно которой мусульмане в Советском Союзе подвергаются притеснениям. Рашидов предложил опровергнуть эту точку зрения, издав путеводитель по исламским местам в республике. Однако, как он отметил, «многие мечети, святыни и религиозные памятники в Узбекистане находятся в запущенном состоянии и используются не по назначению». Таковы были последствия антирелигиозных кампаний 1927–1941 годов. В знаменитом медресе Баракхана располагалась база горючих материалов, а здание на территории мечети Тилля-шейха, где размещалось САДУМ, было пе