Кармель сошла по лестнице. Волосы на голове вяло шевелились. На Кармель была легкая хлопковая сорочка; Ачимвене поразился худобе возлюбленной.
Он сказал:
– Что это было – вчера?
Кармель пожала плечами:
– Кофе есть?
– Ты знаешь, где он.
Ачимвене присел: ему неловко, он злится. Он натянул одеяльце на ноги. Кармель пошла к примусу, налила в чайник воды из-под крана, небрежно добавила пару ложек черного кофе. Поставила на огонь.
– Этот мальчик… он вроде стриги, – сказала она. – Возможно. Да. Нет. Не знаю.
– Что он сделал?
– Он что-то мне дал. И что-то забрал. Память. Мою или чью-то еще. Ее уже нет.
– Что он тебе дал?
– Знание. О том, что он существует.
– Накаймас.
– Да. – Смешок, горький, под стать кофе. – Черная магия. Как моя. Не как моя.
– Ты была оружием, – сказал вдруг Ачимвене. Она резко обернулась. На столике – две кофейные чашки. Стакан на лакированном дереве.
– Что?
– Я о таком читал.
– Вечно ты о своих книгах.
По ее тону было неясно, всерьез она или нет. Ачимвене продолжил:
– В твоем Разговоре есть безмолвие. Лакуны. – Он не мог себе этого представить, для него Разговор и есть безмолвие. – В книгах есть ответы.
Она разлила кофе, размешала сахар. Подошла, села рядом, их тела соприкоснулись. Передала ему чашку.
– Рассказывай.
Он пригубил кофе. Напиток обжег язык. Сладко. Он заговорил торопливо:
– Я читал об этой болезни. Стриги. Шамбло. Упоминания о вирусе Шангри-Ла, современные описания. Лаборатории Куньмина разрабатывали генетическое оружие, но война кончилась прежде, чем штамм был готов… Они продали его в космос, кто-то выпустил штамм на свободу, он распространился. Абсолютно все пошло не так. Есть намеки… Мне нужен доступ к большой библиотеке. Разные слухи. Загадочные примечания…
– Что в них было?
– Гипотезы о более важной цели. О том, что стриги – побочный продукт. О секретной цели…
Может, они и сами хотели в это поверить. Тайны и загадки нужны всем.
Кармель поежилась. Посмотрела на Ачимвене. Улыбнулась. Кажется, ее первая искренняя улыбка. Зубы длинные, острые.
– Мы можем все выяснить.
– Вместе, – кивнул он. Стал пить кофе, скрывая возбуждение. Впрочем, он знал, что она все видит.
– Мы можем стать сыщиками.
– Как судья Ди, – ввернул он.
– Кто?
– Один сыщик.
– Книжный сыщик, – отмахнулась она.
– Тогда как Билл Глиммунг, – не сдавался он. Ее лицо озарилось. На секунду она стала такой молодой:
– Обожаю Глиммунга!
Даже Ачимвене видел фильмы о Глиммунге. Их снимают в 2D, 3D, полной загрузке, арома-варианте и версии для тач-гобелена. Жанр «марсианский жесткач», студия «Фобос» выдала сотни таких фильмов за десятилетия, а то и века, лучше всех героя играет Элвис Мандела.
– Тогда как Билл Глиммунг, – торжественно подтвердила она, и он засмеялся. Согласился:
– Как Глиммунг.
Так любовники стали соучастниками и сыщиками.
– Там был кто-то еще, – сказала Кармель. Ачимвене спросил:
– Что?
Они шагали рядом по тротуарам Центральной. Кармель сказала:
– Когда я влетела. Залетела. – Она раздраженно потрясла головой, один дред зазмеился у рта, она сдула его прочь. – Когда я прилетела на Землю.
Эти несколько слов пробудили в Ачимвене безымянную тоску. О стольком догадываться, столько всего осознавать – и никогда не покидать родной город. Кармель продолжила:
– Перед тем как лететь, я купила себе новую личину в Тунъюне. Лучшую из возможных. У брюхонога…
Она посмотрела на него: понял или нет? Ачимвене понял. Брюхоног – тот, кого упрятали, вплавили в постоянный кокон-экзоскелет. Частично человек, частично цифровой за счет расширения. Что-то похожее проделывали с евнухами на древней Земле. Ачимвене сказал:
– Ясно. И?
– Личина сработала. Когда я проходила таможню Центральной, меня пропустили, без проблем. И… цифровые не просекли мою… природу. Фальшивая личина их устроила.
– И что?
Кармель вздохнула, выбившийся дред защекотал шею Ачимвене, по телу заструился поток тепла.
– Такое вообще возможно? – Она остановилась, а когда Ачимвене остановился тоже, стала расхаживать туда-сюда. Летучий фонарик подплыл к ним, принялся раскачиваться, будто почуяв напряжение, потом полетел дальше, оставив их в тени.
– На Земле нет других стриг, – заявила Кармель.
– Почему мы в этом так уверены?
– Это факт. Об этом знают все.
Ачимвене поморщился.
– Но ты-то здесь, – парировал он.
Кармель помахала пальцем, ткнула им в лицо Ачимвене.
– Как такое вообще возможно? – заорала она, испугав его не на шутку. – Я думала, все сработало, потому что хотела так думать. Но, уж конечно, они в курсе! Я не человек, Ачи! Мое тело кишит нодальными волокнами, эксабайтами инфы, враждебными протоколами! Ты хочешь сказать мне, что они не в курсе?
Ачимвене покачал головой. Протянул руку, но Кармель отпрянула.
– Что ты такое говоришь? – сказал он.
– Они меня пропустили. – Констатация.
– Почему? Зачем им это понадобилось?
– Я не знаю.
Ачимвене закусил губу. Внутри него совершался интуитивный скачок, нейроны спевались с нейронами.
– Ты думаешь, это из-за тех детей.
Кармель замерла. Ачимвене любовался ее бледным, изящным лицом.
– Да, – сказала она.
– Почему?
– Я не знаю.
– Тогда тебе надо спросить цифрового, – предложил он. – Надо спросить Иного.
Она пронзила его взглядом.
– С чего бы им со мной разговаривать?
Ачимвене не знал, что ответить.
– Будем продолжать, как договорились, – он чуть заикался. – Найдем ответы. Кармель, рано или поздно мы все поймем.
– Как?
Он притянул ее к себе. Она не сопротивлялась. В сознании Ачимвене всплыли слова из древней книги, а с ними и вся сцена.
– Мы доберемся до самой сути, – сказал он.
Вот так в жаркий душный день Ачимвене и стрига Кармель покинули Центральную; они шли пешком и вскоре пересекли невидимый барьер, отделяющий старый район от собственно Тель-Авива. Ачимвене шагал медленно; с его губ свисала электронная сигарета – еще одна винтажная привязанность; федора дарила тень глазам, поля шляпы пропитывал пот. Рядом – крутая Кармель в голубом платье. Они вышли на улицу Алленби и двинулись в сторону рынка Кармель…
– Точно как мое имя, – изумилась Кармель.
– Это древнее имя, – сказал Ачимвене. Мыслями он был далеко.
– Куда мы идем?
Ачимвене улыбнулся, металлический кожух сигареты обрамили белые зубы.
– Любому детективу, – произнес он, – нужен информатор.
Улица Алленби – длинная и грязная, здесь полно сумрачных лавок с пиратскими девайсами, которые, к гадалке не ходи, работать не будут. Кармель ждала у волшебной лавки. Ачимвене поторговался с продавцом соков, вернулся с двумя стаканами свежевыжатого апельсинового сока, передал один Кармель. Они прошли мимо пекарни, в которую зазывали их кремовые сладости. Мимо нода церкви Робота; здешний ржавый проповедник пытался привлечь внимание грустным и расстроенным видом. Мимо прилавков с шаурмой, густо пахших пряностями и бараньим жиром. Мимо дорожного уборщика, издавшего приятную трель, и вербовочного центра марсианского движения кибуцим. Мимо стайки ортодоксальных евреев в черном; у них, как и у Ачимвене, не было нода.
Кармель вертела головой, впитывала запахи, образы, фиды; Ачимвене знал: все это время она питается незамутненными трансляциями. Сам он ничего подобного испытать не мог, но все-таки понимал: фиды здесь, невидимы, но вечно рядом. Как Бог. Вспомнились строки из стихотворения Махмуда Дарвиша. Что-то о стране, в которой видишь только невидимое.
– Гляди, – Кармель улыбалась. – Книжный.
Самый настоящий. До рынка рукой подать, толчея уплотняется, солнечные автобусы, как расправившие крылья насекомые, ползут по Алленби, везя пассажиров, воздух пахнет свежими овощами, перцем, помидорами и еще сладкими апельсинами. «Книжный» был, по сути, двориком под открытым небом: под навесами громоздятся неровными горами книги; цен на них нет, о ценах нужно спрашивать, они всегда зависят от владельца, от его настроения, от погоды, расположения звезд – и от того, нравитесь вы ему или нет.
Означенный владелец стоял в тени длинных металлических этажерок, выстроившихся в ряд и стоявших стеной. Он курил сигару; нестерпимое амбре наполняло воздух и заставило Кармель чихнуть. Мужчина поднял голову и увидел их.
– Ачимвене, – ничуть не удивился он. Потом, прищурившись, тише сказал: – Я слыхал, у тебя случился отличный улов.
– Слухами земля полнится, – ответил Ачимвене самодовольно.
Кармель между тем бесцельно шарилась по полкам, выбирала наугад разваливающиеся покетбуки и журналы, возвращала на место, брала новые. Ачимвене моментально распознал ранние издания Иехуды Амихая, первое издание Йоава Авни, несколько потрепанных книжек о Ринго, которые у него были, и самиздатовский сборник Лиора Тироша. Он поинтересовался:
– Шимшон, что вы знаете о вампирах?
– Вампиры? – переспросил Шимшон. Вдумчиво затянулся. – В литературной традиции? Есть «Нешикат ха‘мавет шел Дракула» Дэна Шокера в серии «Ужасы», тысяча девятьсот семьдесят второй («Кровавый поцелуй Дракулы»), – еще Галь Амир, «Лайла адом» («Красная ночь»), – может быть, первый роман о вампирах на иврите, и «Дам кахоль» Вереда Тохтермана («Синяя кровь»), – примерно того же периода. Не думал, Ачимвене, что это, так сказать, ваша тема, – Шимшон ухмыльнулся. – Но я буду рад продать вам экземпляр-другой. Кажется, у меня где-то завалялся Тохтерман. Дорогой. Если не хотите меняться…
– Нет, – сказал Ачимвене, правда, не без сожаления. – Я сейчас ищу вовсе не хоррор. Я ищу нонфикшн.
Брови Шимшона подпрыгнули, и он воззрился на Ачимвене уже без ухмылки.
– Воен-истор? – он скривился. – Роботники? Код Носферату?
Ачимвене смотрел на него в растерянности: