268. И в самом деле, случилось небывалое – русские напали на коренной улус крымского хана, чего и вправду доселе не случалось, побили многих крымских людей, освободили немало русских пленников и, в свою очередь, взяли богатый полон и вернулись обратно, и хан ничем не мог помешать им. Вдобавок крымский «царь» рассорился с ногайскими мурзами и лишил себя отменной ногайской конницы. И это тогда, когда крымская сила еще не восстановилась полностью от последствий мора и неудач предыдущих лет (за 2–3 года сделать это было нереально просто физически)! Разве это не повод для радости и больших торжеств? Правда, позднее Иван изменил свое мнение, но это уже другая история.
Царь щедро наградил победителей, послав на Монастырский остров к Даниле Адашеву со товарищи князя Ф.М. Лобанова-Ростовского «с своим жалованием, з золотыми»269. Уместно здесь привести свидетельство английского дипломата Дж. Флетчера. Он писал, что у русских «тому, кто отличится перед другими или окажет какую-либо особенную услугу, царь посылает золотой с изображением св. Георгия на коне, который носят на рукавах или шапке, и это почитается самой большой почестью, какую только можно получить (выделено нами. – В. П.)…»270. Между прочим, получается, что Матвей Ржевский, которому тогда было около или несколько больше 30 лет, дважды получил наградной царский золотой – ту самую большую почесть, которая заменяла в то время русским ратникам ордена и медали. Многие ли даже более высокопоставленные и родовитые воеводы того времени могли похвастать тогда такой наградой, тем более полученной дважды? И на наш взгляд, это как нельзя лучше свидетельствует о том, что Матвей Ржевский действительно был незаурядным военачальником.
Поход 1559 г., вопреки общепринятому мнению, отнюдь не был последним в крымской эпопее Ржевского. В 1560 г. он снова был отправлен царем в низовья Днепра. Об этом Иван Грозный писал в грамоте ногайскому бию Исмаилу, отправленной с послом П. Совиным. И снова, как и в предыдущие годы, отправка Ржевского на Днепр была частью большой игры Ивана IV, имевшей своей целью ослабить Крымское ханство. Царь писал бию, что его замысел состоит в том, что он отправляет «по сеи весне на Днепр наместника своего черниговского Диака Ржевского со многими людми да Тягрибердеи мирзу кипчака, которои к нам приехал служити из Крыму. А велели есмя им с Днепра крымскому царю недружбу делати, сколко им Бог поможет». Одновременно князь Вишневецкий с черкесскими князьями, перешедшими на службу к Ивану, были отправлены им в «Черкасы Пятигорские» «делать недружбу» Девлет-Гирею «с Черкасской стороны», а на Дон были посланы стрельцы с тем, чтобы, соединившись с отрядами ногайской конницы, напасть на владения крымского хана. При этом Иван подчеркивал, чтобы Исмаил «однолично безо всякого переводу сево лета над Крымом промышлял безотступно по тому, как есми к тебе свою мысль приказал», пока на дворе «пригожее» время для такой операции и «чтоб Вишневетцкого и Дьяково стоянье не безлеп было»271. Примечательно, что позднее Иван писал бию, что дал однозначное указание Ржевскому, чтобы тот ждал Исмаила, если потребуется, даже и до самой зимы, что потом предпринять совместные действия против хана272.
Однако, несмотря на все обещания, на все уступки и выполнение Иваном всех требований Исмаила, реального участия в наступлении на Крым ногаев русский царь так и не дождался. Ржевский напрасно прождал биевых мурз и не смог воспрепятствовать выходу татарских отрядов из-за перекопских укреплений в Поле и их набегам на «государеву украйну». Во всяком случае, полное молчание русских источников о том, как действовали в этом году черниговский наместник и его люди, явно свидетельствует в пользу того, что немногочисленный отряд Матвея Ржевского каких-либо успехов на этот раз не добился.
Из разрозненных упоминаний в летописях и дипломатической переписке можно заключить также, что и в 1561 г. русские отряды продолжали оставаться в низовьях Дона и Днепра. Во всяком случае, в апреле 1561 г. Иван сообщал Исмаилу и его мурзам, что он отдал приказ казакам на Дону беспокоить набегами улусы врага бия Гази-мурзы, а в низовья Днепра посланы опять же казаки «Крыма воевати»273. Был ли во главе этих казаков Ржевский – увы, неизвестно. Судя по всему, к этому времени Иван уже основательно охладел к идее продолжения войны с Крымом до победного конца и теперь его она, война, интересовала только как способ отвлечь внимание Девлет-Гирея от северного направления и от вмешательства в русско-литовские и русско-ливонские отношения. Во всяком случае, русское военное присутствие в низовьях Дона и Днепра постепенно стало сворачиваться, а в 1562 г. был срыт Псельский городок. Внимание Ивана Грозного переключается на запад, где началась очередная русско-литовская война, а планы покорения Крыма были отставлены.
Сам Матвей Ржевский тем временем оставался попреж нему в Чернигове. Так, в декабре 1559 г. Иван Грозный отправил послание Сигизмунду II, в котором писал, что его наместник в Чернигове Дьяк Ржевский прислал к нему грамоту с описанием бесчинств, что учиняют литовские люди на русско-литовском пограничье (и, надо полагать, приложил к ней «обидный список», подобный тому, что был составлен полоцким воеводой князем А.И. Ногтевым-Суздальским в аналогичном случае в 1571 г.)274.
Наместничество в Чернигове, пограничном городе, было делом хлопотным и беспокойным, требовавшим от служилого человека, поставленного блюсти здесь государев интерес, решительности, энергичности, бдительности, определенных дипломатических талантов – да мало ли каких еще знаний, умений и навыков, нужных пограничному воеводе. Надо полагать, что Матвей Ржевский успешно справлялся со своими обязанностями и царь не видел необходимости сменять его на протяжении нескольких лет. Во всяком случае, в 7070 (1561/62) г., с началом новой русско-литовской войны, он оставался в Чернигове «для осаднаго дела»275. И снова для того, чтобы представить себе обязанности Ржевского как осадного головы, обратимся к грамотам с наказами получившим аналогичное назначение служилым людям. Так, в апреле 1560 г. Я.Н. Измайлов был извещен царским указом, что к нему направляется назначенный осадным головой Г.П. Денисьев и последний должен «быти и жити в Переславле в осадных головах и стенной приказ, и наряд городовой, и пушки, и пищали, зелья и ядра, и всякий городовой наряд, и пушкорей, и писщалников ведать…»276. Надо полагать, что Иван Грозный не случайно оставил Ржевского в Чернигове тогда, когда сам он собирался с большей частью своего войска в поход на Полоцк. Наш герой как опытный пограничный воевода, и к тому же проведший несколько лет на должности черниговского наместника, был прекрасно осведомлен о ситуации, складывавшейся в этом регионе, и кому, как не ему должно было оставаться здесь, прикрывая это направление на случай каких-либо враждебных действий как со стороны литовцев, так и татар.
О том, как развивалась карьера Матвея Ржевского в 60–70-х гг., сведений сохранилось немного. Был ли он на первых порах по-прежнему наместником в Чернигове или каком другом городе – неясно. Во всяком случае, 14 сентября 1564 г. в Чернигов был назначен на «годование» пребывавший до того в Мценске Ф. Нагой277. Что же до Матвея Ржевского, то можно лишь с уверенностью предположить, что в апреле 1563-го и в марте следующего года он находился в Москве. Дело в том, что 20 апреля 1563 г. и 8 марта 1564 г. датируются поручные записи по князю А.И. Воротынскому и боярину И.В. Шереметеву Большому, и среди прочих поручителей присутствует и наш герой. Кстати, из этих грамот следует, что к тому времени он был весьма зажиточным служилым человеком – в обоих случаях он ручался 200 руб. – сумма, что и говорить, немалая, практически недоступная сыну боярскому средней руки278.
Примечателен и еще один факт, косвенно свидетельствующий о месте Ржевского в служилой иерархии того времени, – в первом случае из 102 князей и детей боярских, поручившихся за князя Воротынского, его фамилия стоит на 45-м месте, а во втором из восьмидесяти четырех – на 38-м месте279. Кроме того, судя по всему, Иван Грозный по-прежнему не терял Матвея из вида. Как надежному человеку, на которого можно положиться, он поручает ему в сентябре 1565 г. вести на помощь своему тестю князю Темрюку Айдаровичу «черкасских казаков и стрелцов» «в судех» вместе с сыном Темрюка князем Мамстрюком по их «челобитью» «на черкасских князей, которые им (то есть Темрюку и его сыну. – В. П.) непослушны, на кавардейских князей на Шопшука (Пшеапшоку Кайтукина. – В. П.) з братиею да на Тазрита да на Маита»280.
Путешествие на Кавказ выдалось сложным и долгим. До начала зимнего ледостава Ржевский со своими людьми и горским князем не успел прибыть в Астрахань и был вынужден зазимовать «под Девичьими горами на усть-Куньи». На место назначения судовая рать прибыла только в конце июня 1566 г. (на Рождество Иоанна Предтечи), соединившись с посланными «полем» конными детьми боярскими князя И.Д. Дашкова, и пробыла там до середины августа («Оспожина дня»). Выполняя данное им поручение «беречи» князя Темрюка от «недругов его», И. Дашков и М. Ржевский со своими ратными людьми «черкасские места, Шапшуковы кабаки з братьею, многие воевали и полону и животов имали много». Попытки князя Пшеапшоки и его вассалов отомстить успеха не имели. «Многие собрався», «черкасские князи» «на князя Ивана Дашкова т на Матвея Дьяка с товарищи приходили и дело с ними делали (то есть между горцами и русскими было серьезное сражение. – В. П.)…», но были отбиты. Как писал летописец, «государьские люди черкас многих побили, а иных поранили». В конце октября 1566 г. Дашков и Ржевский со своими людьми благополучно вернулись в Москву281.
После возвращения из кавказской «государьской посылки» Ржевский на четыре года снова «исчезает» со страниц летописей и разрядных книг. Можно лишь предполагать, что эти годы он, ветеран «малой» войны в Поле, провел на южной границе, на «крымской украйне». Лишь в 1570 г. мы встречаем Ржевского в качестве второго воеводы «в болшом полку у наряду» в росписи «береговой» рати, выставленной на случай прихода «крымских воинских людей» по Оке