332. С другой – говоря о военной карьере нашего героя, нетрудно заметить, что Иван Черемисинов, как Степан Сидоров и Матвей Ржевский, действительно «муж наилепчайший», «в полкоустроениях искусный». Его военная биография, послужной список, является наглядной демонстрацией выдвинутого нами тезиса относительно того, кто именно был «ядром» легионов Третьего Рима. И потому биографии таких «центурионов», как Черемисинов, представляют для изучения русского военного дела той эпохи не меньший, если не больший, интерес, чем жизнеописания военачальников первого ранга.
Однако, увы, именно такой интерес нельзя считать удовлетворенным, поскольку внимание историков, как правило, сконцентрировано на более значимых исторических фигурах – к примеру, если говорить об эпохе Ивана Грозного, то на самом царе и на персонажах из его ближайшем окружении, «толпой стоящих у трона». Из-за них такие личности, как Черемисинов, не видны, теряются на общем фоне. Вот и выходит, что, если возникает желание познакомиться поближе с его биографией, то, по большому счету, ее нет. Есть лишь небольшая статья в «Русском биографическом словаре», небольшая заметка В.Б. Кобрина, которая была использована В.Н. Глазьевым и, пожалуй, все333, если не считать разбросанных в исторических сочинениях то тут, то там упоминаний о сыне боярском. Между тем в источниках сохранилось немало сведений о служебной карьере И.С. Черемисинова, особенно в 50-х гг., когда ему действительно довелось сыграть чрезвычайно важную роль и как военачальника, и как дипломата334. И на основании этих материалов можно попытаться, и, на наш взгляд, не без успеха, реконструировать в общих чертах жизненный путь боярского сына средней руки, сумевшего выбиться если и не в люди, то, во всяком случае, выделиться из общей плотной массы рядовых, незнатных и недостаточно «дородных» дворян и детей боярских Русского государства середины XVI в.
Фамилия Черемисиновых, по словам В.Б. Кобрина, «малознатная», хотя и «родословная»335. По преданию, род Черемисиновых-Карауловых происходил от выходцев из Золотой Орды336. Некий Федор Черемисин был убит в памятном для москвичей Белевском сражении 1437 г.337, и упоминаемый в «Бархатной книге» Семен Черемисин, возможно, был его братом и, во всяком случае, близким родственником. Первоначально вотчины Черемисиных находились, очевидно, в Костромском уезде338. Впоследствии, по мере дробления вотчин (процесс их мельчания описан отечественным исследователем С.З. Черновым на примере эволюции вотчинного землевладения в Волоке Ламском в XIV – начале XVI в.339), представители фамилии выбрались за пределы уезда (как это сделали, к примеру, дети Федора Черемисина Василий и Федор, обменявшие отцовскую вотчину на села в Ростовском уезде340). Наш герой в середине XVI в. имел земли в Суздальском уезде и был записан вместе со своим братом Федором и сыном Деменшей в Дворовой тетради по Суздалю, а также занесен в Тысячную книгу как суздальский сын боярский третьей статьи341. К этому стоит добавить, что в 1550 г. Иван Черемисинов стал одним из первых стрелецких командиров.
Итак, в начале 50-х гг. XVI в. наш герой записан в Дворовую тетрадь, «тысячник» и стрелецкий голова. Надо ли еще раз говорить о том, что на фоне тысяч и тысяч рядовых детей боярских, о которых мы не знаем порой ничего, кроме имени и прозвища, которые всплывают в актовых материалах и тут же исчезают навсегда из поля зрения историков, это был очень неплохой результат для не отличающегося «дородством» московского служилого человека? Попытаемся сделать некоторые предположения относительно жизни Ивана Черемисинова до этого момента. Прежде всего, хоть мы и не знаем точно, когда он родился, тем не менее можно утверждать, что он появился на свет в семье сына боярского Семена Васильева сына Черемисинова и жены его Елены, возможно, в селе Петрово Городище в Суздальском уезде (которым Черемисиновы пользовались по меньшей мере с конца XV в.342) никак не позднее самого начала 20-х гг. XVI в., а скорее всего, и раньше. Иначе, если бы будущий «тысячник» и стрелецкий голова родился позже, он не успел бы так продвинуться вверх по служебной лестнице – чтобы стать головой «выборных стрелцов» и попасть в список «лутчих слуг» и обзавестись сыном. Думается, что здесь не обошлось, с одной стороны, без заслуг самого Ивана Черемисинова, сумевшего отличиться перед лицом самого царя в предпринятых им в конце 40-х гг. не слишком удачных казанских экспедициях, а с другой стороны, свою роль сыграли и «службы» его отца Семена. О последних нам, увы, ничего не известно, но они, судя по всему, обеспечили Ивану лучшие, чем у сотен других отпрысков провинциальных служилых семейств, стартовые позиции.
Так или иначе, но Иван Черемисинов был замечен еще более молодым царем и попал пусть не в ближний круг его окружения, то, во всяком случае, оказался в поле зрения государя. И теперь ему предстояло доказать своей службой, что его выдвижение не было случайностью, «наехать» «роду своему честь» и «собе добро имя», и не только честь и имя343. И надо сказать, это ему вполне удалось, благо возможностей отличиться в то время было предостаточно.
Приняв решение в конце февраля 1550 г. прекратить второй, оказавшийся снова неудачным, поход на Казань, Иван IV тем не менее не отказался от намерения подчинить своей воле казанцев. Призвав «к собе» «царя Шигалея и воевод своих и казанских князеи, которые были с ним у города у Казани» и «учял советовати» с ними, где бы ему, царю и великому князю, «поставити… град Казанского для дела и тесноту бы учинити Казанскои земли»344. Место для этого городка было примечено заранее, и с апреля 1551 г. работа закипела. Дьяк Иван Григорьев сын Выродков был отправлен с детьми боярскими «церкви и города рубити и в судех с воеводами на них вести», затем вниз по Волге отправилась судовая рать во главе с незадачливым казанским «царем» Шигалеем (Шах-Али), а с Нижнего Новгорода в набег («изгоном») на Казань отправился князь П.С. Серебряный, «а с ним дети бояръские и стрельцы и казаки». Надо полагать, что перед князем и отправленными ему на помощь с Мещеры атаманам Елке и Северге (Баскаковым, позднее погибнет во время третьей казанской экспедиции в 1552 г.345) с 2,5 тысячи казаков была поставлена задача отвлечь внимание казанцев от строительства города Свияжска.
Ранним утром («на первом часу дни») 18 мая 1551 г. князь Серебряный с частью своей рати внезапно объявился под стенами Казани и атаковал казанский посад. Как писал летописец, князь «побил многих людей, и живых поимали, и полону русского много отполонили, а князей и мурз великих болши ста побили, и многых мелкых людей и жен и робят побили; а великого князя детей бояръскых на том бою убили Михаила Зачесломского да двух Стромиловых, да жива взяли сотцкого стрелетцкого Офоню Скоблева; да стрелцов человек с пятдесят и взяли и убили и потонуло»346. Судя по всему, в этом набеге стрельцы получили первое боевое крещение, и не подлежит сомнению, что атака казанского посада не обошлась без Ивана Черемисинова и его людей. Во всяком случае, в синодике Архангельского собора поименно названы 15 стрельцов «Ивана Черемисинова», что «под Казанью потонули и побиты»347. Самое же главное – набег судовой рати князя Серебряного позволил главным русским силам беспрепятственно доплыть до Круглой горы на месте впадения реки Свияги в Волгу, сгрузить с «великих лодий белозерских» «град древяны» и, предварительно расчистив место от леса, к 30 июня 1551 г. «поставить» город. Этот новый город-крепость, в строительстве которого приняли участие Иван Черемисинов и его стрельцы, стал базой для организации нового и оказавшегося последним русского наступления на Казань348.
В течение всего лета 1551 г. государевы стрельцы частью находились на Волге, Каме и Вятке «по всем перевозам», а частью стояли гарнизоном в «Свияжском городе». В августе отряд стрельцов сопровождал вместе с другими русскими ратными людьми «царя казанского Утемишь-Гирея с матерью с Сююнбек царицею», и вполне возможно, что именно стрельцам статьи Ивана Черемисинова была поручена эта ответственная миссия (во всяком случае, конвоем командовал князь П.С. Серебряный, и он мог взять с собой тех, кто уже хорошо зарекомендовал себя в походе и боях под его началом, на кого он мог положиться в этом сложном и опасном деле)349. Но если участие стрельцов Черемисинова в сопровождении знатных пленников в Москву не более чем предположение, то сомнений относительно того, что они вместе с городецкими «князьями и мырзами и казаками» сажали Шигалея «на царстве Казанском», практически нет. Летопись сообщает, что 16 августа 1551 г. «поехал царь Шигалей на царство в Казань, а с ним по государеву наказу бояре его Юрьи князь Михаилович Голицын да Иван Иванович Хабаров да дьяк Иван Григорьев Выродков… Да с царем же в Казань поехало триста человек городецких князей и мырз и казаков, да двесте стрелцов з двема сотцкими царя и великого князя, а жили все у царя на дворе»350. Исполняя достигнутую перед этим договоренность, новый казанский «царь» приказал освободить всех русских пленников, находившихся в Казани, общим числом 2,7 тысячи, что и было сделано на следующий день (всего же, как сообщают летописи, из казанского плена освободилось 60 тысяч русских людей). После этого бояре отправили в Москву к Ивану IV гонцов, Данилу Адашева и нашего героя (следовательно, участника этих событий), с вестью-сеунчом о том, «что дал бог, дело его поделалося по его царскому наказу». 28 августа Адашев и Черемисинов прибыли в Москву и были приняты государем. Вне всякого сомнения, гонцы были щедро награждены царем, но, надо полагать, для Ивана Черемисинова более важным была даже не награда, а сам факт участия в этой «посылке». Это позволяло ему надеяться на благосклонность государя по отношению к пусть и разменявшему четвертый десяток лет, но энергичному стрелецкому голове, отличившемуся в очередной казанской экспедиции и доставившему царю радостную новость о победе. И судя по всему, надежды сына боярского оправдались, и довольно скоро.