После приема у царя Иван Черемисинов вернулся обратно в Казань и снова принял команду над стрельцами, охранявшими (и наблюдавшими) за Шигалеем, оказавшись в самой гуще политической борьбы и интриг при «царском» дворе351. Ситуация в столице ханства тем временем оставалась крайне напряженной. Шигалей не пользовался авторитетом у казанской знати и духовенства, и его положение было чрезвычайно двусмысленным. Идти на выполнение всех требований русского государя означало для Шигалея утратить остатки влияния в Казани, а пойти на поводу у оппозиции неизбежно привело бы к потере доверия со стороны Ивана, и тогда за судьбу казанского «царя» никто не дал бы и ломаного гроша352. Дело дошло до того, что Шигалей, использовав добытые русскими сведения о пересылке между ногаями и казанскими «князьями», недовольных правлением московского ставленника, пошел на крайние меры. 14 ноября в Москву прибыли гонцы из Казани от русского представителя при «царе» князя Д.С. Палецкого, который писал, что-де «казаньские люди Бибарс с братиею и мьногые князи казаньскые ссылаются на царя в Нагаи, а сами хотели царю убить и боярина великого князя князя Димитриа убити же, и царь ся у них того поведал дополна». В ответ Шигалей пригласил заговорщиков к себе на пир и «велел побить у собя на пиру». Часть заговорщиков была перебита касимовскими татарами из окружения Шигалея, а часть – стрельцами Черемисинова «на цареве дворе», после чего стрельцы перебили «по подворием» противников незадачливого казанского «царя», не приглашенных на пир. Всего же, сообщал в Москву князь, «убил царь Бибарса-князя з братиею, Кадышь-багатыря, Карамышь-улана, а всех убил князей и уланов и мырз того дни и назавтрие семьдесят человек»353.
Резня, устроенная Шигалеем с использованием стрельцов Ивана Черемисинова, отнюдь не укрепила его позиций. Князь Палецкий, покидая Казань в конце 1551 г., оставил нашего героя «с его стрелци» (весь прибор – 500 бойцов354) «царя беречи от казанцов и государя безвести не дръжати», и очень скоро в Москву стали поступать сведения о том, что противники Шигалея отнюдь не собираются складывать оружия и готовят на весну переворот. В Казань из Москвы спешно отправился царский гонец с грамотой Шигалею и, естественно, Черемисинову, с наказом «жить бережно от казанцов»355. Однако ситуация в «Казанском юрте» продолжала оставаться крайне напряженной, борьба «прокрымской» и «прорусской» партий не прекращалась, равно как и сношения с ногаями356, и, поскольку Шигалей явно не пользовался поддержкой казанцев – даже тех, кто придерживался московской ориентации, то дальнейшее промедление с принятием экстраординарных мер, скорее всего, закончилось бы печально. Казань, как это уже было неоднократно, могла снова оказаться вне русской сферы влияния, и этого в Москве допустить никак не могли. Поэтому здесь вздохнули с облегчением, когда в январе 1552 г. оставшиеся в русской столице после учиненного Шигалеем убийства виднейших казанских аристократов приехавшие еще в октябре 1551 г. послы «Муралей-князь да Костров-князь да Алемердин-азий» «били челом» Ивану, «чтобы государь пожаловал, царя Шигалея свел с Казани, а дал бы им наместника боярина своего». Примечательно, что послы подчеркивали, что Шигалей настолько был ненавистен казанцам, что ему, Ивану, достаточно только убрать стрельцов Черемисинова из охраны «царя», чтобы тот сам сбежал из Казани, и тогда город и вся «земля Казанская» примет царских наместников357.
Шах-Али, оказавшись в чрезвычайно двусмысленном положении, не стал дожидаться, пока его или убьют сами казанцы, или «сведет с царства» присланный из Москвы боярин, и решил сыграть на опережение. «Те же зимы (7060/52 г. – В. П.), марта 6, в первую неделю святого Поста, выехал царь Шигалей ис Казани на езеро рыбы ловити, а с ним многие князи и мурзы казанцы и городецкие и все пятъсот стрелцов великого князя»358. Действительно, Иван Черемисинов и его стрельцы были единственной опорой незадачливого казанского «царя», и он с ними практически не расставался ни на час, вполне обоснованно опасаясь за свою жизнь. И хотя сегодня можно только догадываться о том влиянии, какое имел Черемисинов в Казани, совершенно очевидно – его роль во всех этих событиях была далеко не последней и оставалась значимой и в последовавших за бегством Шигалея из Казани переменах.
Вернемся к «казанской истории». Выбравшись за стены своей непокорной столицы, Шигалей объявил казанским «князем и мурзам», что он намерен ехать к Ивану, а их берет с собой в качестве заложников, после чего в сопровождении своего двора и стрельцов Черемисинова направился в Свияжск. Похоже, что сидевший там воеводой князь С.И. Микулинский был заблаговременно оповещен Черемисиновым о намерениях Шигалея, поскольку летопись сообщает, что в тот же день князь отправил в Казань двух казаков с царскими грамотами. В этих грамотах говорилось, что, идя навстречу казанскому челобитью, царь и великий князь «сводит» Шигалея со стола, ставит наместником в «Казанской земле» князя С.И. Микулинского и предлагает казанцам присягнуть на верность ему, Ивану. «Лутчие люди» казанские ответили согласием, и 7 марта в город отправились находившиеся в Свияжске «князья» Чапкун Отучев и Бурнаш в сопровождении Ивана Черемисинова «с тем словом, на чем на Москве князи государю били челом и на чем в Свияге Чапкун и Бурнаш правду давали». Вечером того же дня Микулинский получил от Черемисинова весть, что «вся земля Казанская государеву жалованью ради, правду дают, и к боярам едут лутчие люди»359.
8 марта 1552 г. Черемисинов вернулся в Свияжск, сопровождая казанских «лутчих людей», но оставался здесь он недолго и вечером того же дня поскакал обратно в Казань «досталных людей их (казанцев. – В. П.) к правде приводити и того смотрити, нет ли какова лиха». Ночью стрелецкий голова отписал Микулинскому, что все идет своим чередом, как было договорено, «никоторого лиха нет, царицу отпущают, двор опоражнивают, а сельские люди, дав правду, и по селам розъезъжаются», и потому можно отправить в Казань «лехкой кош с ествою» с охраной, чтобы можно было приготовиться к приезду царских наместника и воевод360. Однако прошло всего несколько часов, и все резко переменилось. Что же случилось?
Утром 9 марта 1552 г. князь С.И. Микулинский со товарищи выехал из Свияжска и направился в Казань, где Черемисинов готовил ему встречу и завершал приведение казанцев к присяге на верность Ивану IV. Не доезжая города, Микулинский отпустил вперед себя по их просьбе «князей» Ислама и Кебека вместе с мурзой Алике Нарыковым. Последние, вихрем прискакав в город, огорошили встретивших их казанцев вестью, что-де царские воеводы намерены город разорить, а его жителей всех побить. Новость, сообщенная приехавшими татарскими аристократами, произвела эффект взорвавшейся бомбы, «люди замешалися… иные на собя доспех кладуть»361. Черемисинов, у которого не было под рукой его стрельцов, не сумел остановить начавшийся мятеж и взять ситуацию под свой контроль. Видимо, начавшиеся волнения застали его вне ханского дворца, где находились приехавшие накануне 8 детей боярских с их людьми да 70 казаков, сопровождавших кош. Голова покинул Казань и поспешил навстречу воеводам, медленно ехавшим к городу.
Узнав от нашего героя об измене казанцев, князь Микулинский со товарищи попытались решить дело миром, однако возглавивший новое казанское правительство «князь» Чапкун Отучев (тот самый, что был одним из авторов проекта смещения Шигалея и установления личной унии Казани и Русского государства) не пошел на соглашение. Воеводы повернули назад, в Свияжск, и с этого момента новая война стала неизбежна.
Вместе с воеводами вернулся в Свияжск к своим стрельцам и Иван Черемисинов. Впереди его и его людей ожидали тяжелая весна и лето 1552 г., заполненные постоянными стычками с казанцами и поддержавшими их «горними людми». Ситуация осложнялась еще и тем, что в Свияжске вспыхнула эпидемия цинги, «и язвами многие померли, и иные мруть и болны лежать дети боярскые и стрелцы и казакы»362, и, надо полагать, от эпидемии досталось и стрельцам Черемисинова. Но самого стрелецкого голову «немочь великая» не тронула, и в июле он с теми из своих людей, что не умерли и не болели, ходил в составе рати князя С.И. Микулинского на «горних людей». Последние русскими ратными людьми были побиты, «воеводам добили челом, государя правду дали и к городу Свияжьскому пошли и з женами и з детми»363.
13 августа 1552 г. стрельцы Черемисинова вместе со своим головой встречали прибывшего в Свияжск с главными силами русского войска Ивана IV. Интересно – участвовали ли Иван Черемисинов в совещании, которое устроил царь по прибытии в Свияжск с Шигалеем, своим братом и воеводами на предмет того, как действовать дальше364. Конечно, формально у стрелецкого головы не хватало «дородства», чтобы присутствовать на этом собрании высших русских военачальников. С другой стороны, кто, как не Черемисинов, достаточно опытный и знающий служилый человек, проведший почти год в Казани, лучше всех знал ситуацию в городе, характер его укреплений и прочие детали казанского быта, и эти его знания очень могли пригодиться в планируемых действиях по овладению столицей татарского государства? Но, не имея возможности подтвердить участие головы в совещании, оставим это и перейдем к описанию участия Черемисинова и его стрельцов в осаде и штурме Казани русскими войсками – пожалуй, самой яркой странице в биографии нашего героя.
К сожалению, разряд Казанского похода, подобный тому, какой остался после похода Полоцкого или похода Ивана Грозного в Ливонию в 1577 г., не сохранился. Поэтому точно реконструировать обстоятельства участия стрельцов приказа Ивана Черемисинова в осаде и взятии татарской столицы нельзя, можно лишь сделать некоторые предположения, включив их в общее описание действий русских войск на ближних подступах и под валами Казани. Скорее всего, наш голова и его люди были включены царем в Большой полк и в его составе, переправившись 16 или 17 августа через Волгу «на Казанскую сторону», совершили переход к устью реки Казанки, где 20 августа 1552 г. завершилось сосредоточение главных сил русского войска перед последним броском на Казань