Для начала немного хроники Полоцкого похода. 30 ноября 1562 г. Иван Грозный вступил из Москвы на «свое дело и на земское». Полоцкая эпопея официально могла считаться начавшейся, хотя ратные люди давно уже находились в движении, стягиваясь в места, назначенные для сбора вдоль литовско-русской границы. Марш главных сил русского войска к цели был долгим и тяжким – масса ратных людей, «наряд», посоха и обоз с трудом продирались по единственной заснеженной дороге. Однако, несмотря на все трудности, в последних числах января 1563 г. царские полки вышли наконец к Полоцку и приступили к его обложению. Сам государь прибыл 30 января, а на следующий день начались осадные работы, которые шли всю первую неделю февраля. Кольцо осады постепенно сжималось, русская артиллерия приступила к бомбардировке полоцкого посада и замка. 8 февраля полоцкий воевода Ст. Довойна приказал оставить посад, предварительно подпалив его. Сидевшие в шанцах против посада дети боярские со своими послужильцами, стрельцы и казаки, как писал летописец, «палися на полотцских животех», то есть попросту не выдержали зрелища гибнущей добычи, на которую они так рассчитывали, и полезли в пылающий острог, завязав бой с жолнерами Довойны. Иван, пристально наблюдавший за развитием событий, приказал «тех людей поберечи и людей из острогу выслати», что и было исполнено440.
Последующие несколько дней прошли без особых происшествий – русские продолжали вести осадные работы и устанавливали на позициях подтянувшуюся к тому времени тяжелую осадную артиллерию. 10 февраля полочане попытались сделать вылазку, но были «вбиты» обратно в замок, а на следующий день по приказу царя русские заняли посад и установили туры и батареи в непосредственной близости от полоцкой цитадели. Дни литовского Полоцка были сочтены, надежд на то, что великий литовский гетман Н. Радзивил Рыжий сумеет если не заставить русских отступить, то, по крайней мере, прорвет блокаду, у полочан не оставалось. К вечеру 14 февраля бомбардировка Полоцка русской артиллерией достигла своего апогея. «Во многих местех у города стену пробили и ворота Великие выбили, – так оценивались результаты ее работы в разрядных записях, – и с обломков людей литовских сбили, а в городе многих людей из норяду побили». И поскольку неприятель продолжать отказываться сложить оружие, Иван Грозный «о вечерне» отдал приказ воеводам, «чтоб они стрелцом велели городовую стену в местех в пяти и во шти зажечь, в которых местех будет пригоже часы за три или за четыре до света»441. Надо полагать, пожары, которые надлежало зажечь стрельцам, должны были стать сигналом к началу общего штурма Полоцка. Однако Довойна не стал дожидаться, когда начнется приступ, прекрасно понимая, чем он закончится. «Часа за два до света» он дал знать русским воеводам, что намерен сложить оружие и отворить ворота Полоцка. Вечером 15 февраля 1563 г. царские воеводы князья В.С. Серебряный и П.И. Горенский с 12 тысячами детей боярских и стрельцов вошли в город и начали приводить его в порядок, подготавливая торжественный въезд Ивана Грозного в свою «отчину», который и состоялся спустя три дня, 18 февраля 1563 г.442
Какую же роль во всех этих событиях сыграл Иван Черемисинов? Обратимся сперва к летописи, поскольку Ю.В. Анхимюк привел веские доводы в пользу того, что именно летописная повесть о взятии Полоцка легла в основу записей в частных разрядных книгах, повествующих об этой странице русской военной истории443. Согласно тексту Лебедевской летописи, 5 февраля полоцкий воевода Ст. Довойна отправил к воеводам Большого полка князьям И.Д. Бельскому и П.И. Шуйскому парламентеров шляхтичей Я. Быстрицкого и В. Грибуна, а также писаря Л. Гарабурду. Посланцы просили воевод сообщить Ивану Грозному, чтобы тот отдал приказ прекратить огонь «и срока бы дал, а пан Довойна хочет царю государю кликати и бити челом».
Царь откликнулся на предложение полоцкого воеводы, направив на переговоры с его людьми своего «флигель-адъютанта» Ивана Черемисинова и сына боярского Василия Розладина. Выслушав предложения полоцкого воеводы, Черемисинов отправился к Ивану Грозному, сообщив тому, что-де полоцкие посланцы «бьют челом царю и великому князю… чтобы им царь и велики князь милость показал на крестьяны, розлитие крове крестьянские велел бы уняти, а дал бы срока не неделю, а пан Довойна, со всею землею умысля, царю и великому князю хочет бити челом»444. Увы, за пересылками и разговорами прошло немало времени, дело шло к ночи (Черемисинов прибыл к царю «часа за два до вечера»), потому государь приказал прекратить канонаду до утра (правда, тут же отдав другой приказ – продолжать осадные работы и завершить постановку тур вокруг Полоцка).
Утром следующего дня Черемисинов был отправлен царем обратно к стенам Полоцка на встречу с В. Грибуном и Л. Гарабурдой. Последние заявили, что полочане бьют челом государю и просят перемирия до вторника «того для, что в городе многие люди, и со всеми с теми людми переговорити и уложити, как им бити челом государю, занеже деи, пане, то дело великое, не уговоряся со всеми людми, того дела делати нелзе». В итоге и суббота прошла в бесплодных разговорах и пересылках, дело же не сдвинулось ни на йоту. Иван, начиная терять терпение, согласился дать Довойне срок на размышления до утра воскресенья 7 февраля445.
Воскресным утром Черемисинов снова, как и накануне, стоял под стенами полоцкого острога, ожидая ответа Довойны. И снова, как и прежде, В. Грибун и Л. Гарабурда стали «бить челом» царскому посланцу, «чтобы государь пожаловал, дал им сроку до вторника». Царь, заподозривший неладное (он пришел к выводу, что Довойна, вступив с ним в переговоры об условиях сдачи, просто тянет время, надеясь на помощь со стороны Радзивилла), отправил якобы от своих дворовых воевод боярина И.П. Яковли и князя П.И. Горенского сына боярского М. Безнина, дозорщика и ясоула из своей свиты поторопить переговорщиков. Безнин, приехав, заявил буквально следующее (создается впечатление, что перед нами чуть ли не дословная запись его слов): «Прытко будет с полотцскими людми дело и они бы делали ранее, а не будет дела, и они розъехалися и государевым бы делом промышляли; а государеве рати без дела про что томитися»446.
И вот на этом месте начинаются расхождения между летописным повествованием и разрядной повестью. Согласно летописи, переговоры между русскими и литовскими представителями закончились тем, что посланцы Довойны договорились все же о продлении перемирия «до утра до понедельника», с тем чтобы «тое ночи пан (то есть Довойна. – В. П.) со всеми людми переговорит и на чем уложат, и завтра паны из города к воеводам из города выедут». Надо полагать, что царь согласился на такой шаг, хотя для него и было очевидно стремление полоцкого воеводы потянуть время, по той простой причине, что «большой наряд» был еще на подходе и прибыл только к вечеру воскресенья 7 февраля, а без него поставить жирную точку в истории осады Полоцка было сложно447.
На утро же понедельника М. Безнин, прибывший под стены полоцкого острога, встретился с В. Грибуном, который заявил, «что де люди многие, а мысльми своими шатаются; иные люди бити челом хотят, а иные не хотят, и просил сроку на неделю», после чего по Безнину «учали з города из наряду стреляти». Царский посланец поторопился вернуться в царскую ставку, где и доложил о результатах переговоров, после чего Иван приказал начать обстрел города и острога из прибывших пушек и мортир «большого наряда»448.
Так выглядит официальная версия переговоров между представителями Ивана Грозного и Довойны. Как можно заметить из этого описания, Черемисинов, игравший на первых порах ведущую роль в этих негоциациях, с 7 февраля был оттеснен на второй план, а потом и вовсе (по крайней мере, такое складывается впечатление при чтении летописного текста) отстранен от ведения переговоров. Однако иначе обстоит дело в разрядной повести. Вернемся обратно в 7 февраля 1563 г., к тому моменту, когда в разговор между Черемисиновым и Грибуном вмешался царский посланец. Безнин, как мы помним, потребовал быстрее завершать разговоры и дать ответ – «да» или «нет». В ответ он услышал от Черемисинова буквально следующее: «Вы, молодцы молодые, смышляете битися; и ты поеди прочь, а дай нам с Лукашом поговорити; а крестьянской крови про что литися, нечто бы дело зделалося без крови»449.
Интересный поворот сюжета. Д.М. Володихин, автор биографии М. Безнина, анализируя разрядную версию переговоров, писал, что при ее чтении «создается впечатление, что мудрый Черемисинов одернул не в меру горячего Безнина, к тому же унизив его званием «молодца молодого» по сравнению с собой, старшим», подчеркнув при этом, что «возвеличивание Черемисинова, к тому же идущее за счет унижения Безнина, который действовал по воле командования и самого царя, выглядит неестественно». Потому-то историк пришел к выводу, что именно Безнин приложил руку к составлению заготовки, что легла в основу будущей официальной версии полоцкой осады, а вот кто-то из рода Черемисиновых постарался впоследствии отредактировать разрядную версию, «исправляя негативное впечатление от его (Безнина. – В. П.) деятельности»450.
Соглашаясь с такой реконструкцией взаимосвязи текстов (поскольку для нас это не принципиально), зададимся все же вопросом – а как на самом деле обстояло дело? Какой сценарий развития событий выглядит более реалистичным и имел место быть на самом деле? И если внимательно перечитать еще раз обе версии, то складывается впечатление, что разрядная повесть все же точнее отражает перипетии переговоров. Почему? Прежде всего отметим, что, как указывал Б.М. Клосс, есть две версии относительно времени создания Лицевого свода, из которого летописная повесть о взятии Полоцка попала в Лебедевскую летопись, – конец 60-х гг. и вторая половина 70-х – начало 80-х гг. XVI в.451 Ни в том ни в другом случае Иван Черемисинов никак не мог иметь отношения к редактированию текста летописи – в первом случае потому, что он, судя по всему, еще не был в опричнине, а во втором по той простой причине, что наш герой умер примерно в конце 1573–1574 г. Но это косвенный довод, и к тому же довольно зыбкий. А вот другой довод представляется более весомым. Для начала сравним карьеру и статус Черемисинова и Безнина. Иван к 1563 г. был на государевой службе по меньшей мере почти два десятка лет и хотя по объективным причинам не мог подняться на вершину московского военно-политического Олимпа, тем не менее сделал блестящую для людей его круга и происхождения карьеру. В его послужном списке и должность одного из первых стрелецких голов, и «казанская» служба, и астраханская «посылка», и экспедиция на Кавказ. Черемисинов за эти полтора с гаком десятилетия не раз оказывался в эпицентре важнейших событий и политических интриг и по праву