463. Правда, спустя меньше чем через полгода непорядок был исправлен – в разрядной росписи государева похода на берег навстречу наступающему с юга по донесениям сторожей крымскому «царю» Девлет-Гирею Иван Черемисинов, сопровождавший Ивана среди прочих «в стану у государя дворян», оказался пятым, позади Василия Грязного и Малюты Скуратова464.
Вообще, начало 70-х гг. оказалось для Черемисинова чрезвычайно насыщенным событиями. Нет, он больше не вседает в седло и не водит царские рати на супостатов – его служба проходит при дворе, в непосредственной близости к государю, о чем свидетельствуют постоянные упоминания его имени рядом с самим Малютой Скуратовым. И, находясь в ближнем окружении царя, Иван выполняет разного рода царские поручения, прежде всего дипломатические – встречает послов, сопровождает их к государю, участвует в переговорах и пр. Так, в декабре 1570 г. Черемисинов доставил крымских гонцов, минуя Москву, в Александрову слободу, затем в январе 1572 г. вместе с Малютой Скуратовым присутствовал на переговорах со шведскими послами, а месяцем позже участвовал в переговорах с Девлет-Гиреевым посланцем Джан-Мухаммедом наряду с Малютой Скуратовым и дьяком Андреем Щелкаловым465.
Нельзя исключить также, что Иван Черемисинов сопровождал царя в неудачной для русского воинства кампании 1571 г., когда Девлет-Гирей сумел выйти к самой Москве и сжечь ее, опустошив на обратном пути уезды к югу от столицы. Но если это не более чем предположение, то совершенно точно Черемисинов «явил» царю крымского гонца Девлет-Килдея в июне 1571 г. в селе Братошино на том самом памятном приеме, о котором потом рассказывали легенды и на описании которого стоит остановиться подробнее466. Спалив Москву и разбив русские полки, Девлет-Гирей попытался ковать железо, пока оно горячо, и навязать Ивану Грозному те условия мира, которые были ему нужны. При этом хан не остановился перед прямыми оскорблениями в адрес Ивана, полагая, что тот не сможет ему ответить. В своем послании «московскому» крымский «царь» так и писал, что он-де искал встречи с Иваном, «и было б в тебе срам и дородство, и ты б пришел против нас и стоял», ну а раз «московский» не решился вступить на «прямое дело» с ханом, значит, у него, у Ивана, нет ни чести, ни достоинства467. Потому совсем неудивительной выглядит дерзость татарского посла, который, по сообщению английского дипломата и купца Дж. Горсея, передававшего ходившие по Москве рассказы о том приеме, заявил: послан-де он, посол, своим господином «узнать, как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом, от которого он посылает ему избавление (тут посол вытащил грязный острый нож), – этим ножом пусть царь перережет себе горло».
Московский же летописец добавлял к этому, что Иван Грозный, принимая послов, «нарядился в сермягу, бусырь да в шубу боранью и бояря. И послом отказал: “Видишь де меня, в чем я? Так де меня царь зделал! Все де мое царьство вьшленил и казну пожег, дати де мне нечево царю!”…»468.
Б.Н. Флоря комментируя эти живописные подробности переговоров, сомневался в их достоверности, поскольку, как он указывал, они не подтверждаются материалами посольских книг. Однако историк сам же несколькими строками ниже писал, что «переговоры оказались для царя тяжелым испытанием…» и что татарские посланники фактически безнаказанно могли позволить себе оскорблять его, православного царя, главу всего православного мира. И это, продолжал историк, «было для Ивана IV глубочайшим унижением, забыть и простить которое он никак не мог»469. И как в таком случае могли сохраниться в официальной приказной документации детали этих переговоров, столь оскорбительные и унизительные для Ивана? Учитывая же характер царя, мы отнюдь не считаем возможным не доверять рассказам о том, как проходила встреча Ивана Грозного с татарскими послами.
В памятном для русского оружия 1572 г., когда русским полкам под началом князя М.И. Воротынского удалось наголову разгромить Девлет-Гирея, Иван Черемисинов сопровождал государя в его новгородской поездке. Накануне же решающих событий царь в начале июля отправил «на берег перед царевым приходом к бояром и воеводам и ко всей рати московской и новгороцкой с своим государевым жалованным словом и з денежным жалованьем князь Осипа Михайловича Щербатово Оболенсково, да Ивана Черемисинова, да думново дьяка Ондрея Щелкалова. И князь Осип Щербатой государевым словом бояром и воеводам и всей рати говорил, чтоб государю служили: «А государская милость к вам будет и жалованье; и поехали к государю…»470 Инспекционный характер этой поездки не вызывает сомнения, равно как и стремление Ивана приободрить засидевшихся и притомившихся от вынужденного безделья ратных людей государевым жалованьем и обещаниями будущих милостей и наград. И то, что среди посланных в этот чрезвычайно ответственный момент был Черемисинов, свидетельствует о том доверии, которое испытывал царь к нему в это время.
Но эта служба оказалась для Ивана предпоследней. Последний раз в документах имя нашего героя можно встретить в росписи государева похода зимой 1572/73 г. под Пайду, где он был назван первым среди тех дворян и детей боярских, кто должен был «в стану у государя спати в головах, у ношных в сторожей быти им же, а с ними расписаны стольники и стряпчие, и жильцы»471. Черемисинов по-прежнему оставался в числе приближенных царя, но дни его были уже сочтены. Судя по всему, по возвращении из похода под Пайду Иван Черемисинов умер. Во всяком случае, в 7083 (1574/75) г. сын Ивана Демид «взял» у Спасо-Евфимьева монастыря то самое село Адамцево, что завещал на помин своей души монахам его отец почти десять лет назад472. К сожалению, когда, где и при каких обстоятельствах закончил свой век (а умер Иван Черемисинов, разменяв шестой десяток лет, что для сына боярского того времени был достаточно почтенный возраст), где упокоилось его бренное тело – неизвестно. Можно лишь предположить, что похоронен он был в Спасо-Евфимьевом монастыре, куда он в свое время сделал вклад на помин своей души.
Очерк IVЭтапы большого пути: стрелецкий голова, монах-расстрига и дворянин его королевской милости – Тимофей Иванов сын Пухов Тетерин
В 1583 г., чувствуя приближение своей смерти, Иван Грозный приказал своим дьякам и подьячим выписать «из государевых книг имена и прозвания опальных людей разных городов, поминати их по государеве цареве и великого князя грамоте на литиях и на литоргиях и на понахидах в церквах божиях по вся дни». В длинном перечне опальных и казненных по указу грозного царя его слугами обращает на себя внимание длинный список имен под одной и той же фамилией – «Василий Тетерин, Иван Селиванов, Григорий да Иев, да Василий, да Михайла, да дети их 5 человек – девять человек дети Гундоровы Тетерина, Осип Тетерин» и чуть дальше среди казненных упомянут еще один Тетерин – Ширяй и его сын Василий473. По существу, пресекся целый род служилых людей, и на это обратил взгляд князь А.М. Курбский в своей «Истории о князе Московском», не очень жаловавший своим вниманием не отличавшихся «породой» служилых людей средней руки. Он дополнил короткую запись в синодике рядом деталей, отметив, что среди прочих казненных по царскому приказу был «муж разумный и во священных писаниях искусный, з детками погублен и братиею их, Василей и Григорей, глаголемыя Тетерины; и других стрыев и братии их немало всеродне погубити повелел со женами и з детками их»474.
Так печально закончилась история рода Тетериных, царская опала на которых обрушилась еще в начале 1565 г., когда с учреждением опричнины в завоеванные казанские земли были сосланы 11 представителей этой фамилии475. За что же царь так жестоко обошелся с Тетериными, в чем была их вина? Отечественный исследователь, один из крупнейших специалистов по истории России эпохи Ивана Грозного, Р.Г. Скрынников связывал казнь Тетериных с розыском по делу боярина И.П. Федотова и расправой с заподозренными в участии в земском заговоре, о существовании которого до сих пор спорят историки476. Конечно, исключить такую связь нельзя, но за что Тетерины пострадали тремя годами ранее? И тут необходимо вспомнить о еще одном представителе рода, брате казненного Осипа Тетерина Тимофее. Вряд ли стоит сомневаться, что его судьба и печальная история рода Тетериных тесно взаимосвязаны, но как? Об этом и о Тимофее Тетерине, который, возможно, стал злым гением (а ведь все могло оказаться совсем иначе) для прочих своих родственников, и пойдет речь дальше.
Памятуя о том, что на Москве в те времена статус человека и его положение в обществе определялись прежде всего его «породой», несколько слов о родословной Тимофея Тетерина. Он и его многочисленные родственники происходили из старинного суздальского рода, служившего суздальско-нижегородским князьям по крайней мере с начала XV в.477 Еще на заре правления Василия II Темного некий Павел Григорьев сын Тетерин был послухом у данной грамоты княгини Марии Нижегородской478, что говорит само за себя – не всякого допустят быть свидетелем при составлении княжеской грамоты. Впоследствии, судя по всему, Тетерины сделали правильный выбор и вовремя перешли на службу великим московским князьям. При Иване III их карьера пошла в гору, поскольку Василий Борисов сын Тетерин – заметная персона при дворе Василия III. Первое упоминание его имени в документах датируется апрелем 1508 г., когда Василий Тетерин в качестве «судного мужа» участвовал в судебном разбирательстве по земельной тяжбе князей Данилы и Давыда Кемских со своей теткой княгиней Анной Кемской479. Прошло 7 лет, и мы видим Василия Тетерина дьяком в Новгороде, где он описывает Шелонскую пятину, а потом встречает послов императора Максимилиана I Якоба Ослера и Мауренбурга Штеллера480. Первый дипломатический опыт пошел Василию впрок, и годом позже, в 1516 г. он был отправлен с посланием от Василия III к императору, имея наказ по дороге завернуть к тевтонскому магистру, вынашивавшему планы заключения союза с Москвой против Литвы