Если бы Журба в этот момент повернулся к Громову и перехватил устремленный на него взгляд, его пальцы могли бы вообще онеметь, как на лютом холоде. Но он старался не смотреть в сторону попутчика, а потому успешно отделил от пачки одну купюру и расплатился с заправщиком.
– Далеко еще? – спросил Громов, когда «Жигули» опять выехали на трассу, в последний момент увернувшись из-под радиатора гневно взвывшего грузовика.
– Близко. – Левое переднее колесо попало в выбоину, и Журбу подбросило чуть ли не до потолка.
– Неважные тут у вас дороги, – посочувствовал Громов.
– Дороги-то как раз нормальные…
Это означало: «А вот попутчики хреновые попадаются».
Но Журба оставил эту реплику при себе. Он вообще не проронил больше ни слова, пока не добрались до места.
– Дальше пешком придется, – сказал он, останавливая машину на небольшой площадке, усыпанной колючим щебнем. – Дороги к морю здесь нет. Можно, правда, спуститься вдоль русла реки – она, когда дождей нет, пересыхает к едрене фене. Но лично мне свою колымагу жалко по камням бить. – Выбравшийся наружу Журба ласково похлопал старенькую морковного цвета «шестерку» по разогретому капоту и сразу почувствовал себя немного лучше.
– Пешком так пешком, – легко согласился Громов, перекинув ремень сумки через плечо. – Веди, Сусанин.
– И охота по такой жаре тяжесть таскать? – спросил Журба, ступив бочком на крутую каменистую тропинку, белеющую среди травы.
– Все свое ношу с собой, – откликнулся за его спиной Громов. – В сумке мой арсенал… Все равно его не брошу, потому что он хороший…
Последняя фраза показалась Журбе смутно знакомой. Пытаясь вспомнить, где он ее слышал раньше, он промахнулся рукой мимо узловатой ветки эвкалипта, за которую намеревался схватиться, и шумно вломился в заросли ежевики, куда, в общем-то, не стремился. При его кривых ногах и достаточно грузной комплекции получилось это не слишком грациозно.
– Цирк у вас в Сочи имеется? – Громов невозмутимо ждал, когда спутник выкарабкается на тропу.
– Имеется, – подтвердил Журба, натужно гоняя легкими раскаленный воздух. – А что? – Он подозрительно взглянул на Громова: не издевается ли?
Тот сохранял абсолютную серьезность.
– А театр? – не унимался он.
– И театр есть. – Журба опять начал спускаться первым, то и дело останавливаясь, чтобы отряхнуть запылившиеся штанины. – Летом постоянно артисты приезжают.
– Да, артистов у нас пока еще хватает. А клоунов все меньше остается. Что, я думаю, не так уж и плохо.
После этого неожиданного заявления Громов обогнал Журбу и очутился на берегу первым.
Море ослепительно сверкало под солнцем. Нагромождение валунов, напротив которых был найден утопленник, казалось на этом сияющем фоне почти черным.
– Идем, – буркнул Журба, направляясь в ту сторону.
– Я сам. – Громов вежливо придержал его за локоть. – Отдохни, капитан. Лучше всего будет, если ты посидишь где-нибудь в тенечке.
– С какой это стати?
– Неважно выглядишь.
– Ты же не невесту себе выбираешь, – обидчиво сказал Журба.
Но Громов его уже не слышал. Шагал со своей сумкой в направлении моря и оборачиваться не собирался. Казалось, он всецело поглощен какой-то только ему известной целью. Прошелся вдоль берега раз, другой, снова повернул обратно. Журба уже собрался подремать немного на плоском теплом камне, когда Громов стремительно присел на корточки, что-то поднял и, украдкой оглянувшись на напарника, сунул в сумку.
Что это было? И откуда у ФСБ такой повышенный интерес к заурядному черноморскому утопленнику? Впрочем, как уже начал догадываться Журба, с покойником была связана какая-то темная история. Не зря ведь бандит Миня так заботился о том, чтобы все было шито-крыто.
Стоило Журбе подумать об этом, как на ум опять пришел мобильный телефон, которого сейчас так не хватало. 300 минут бесплатных разговоров в месяц! Да за пять часов можно успеть продать заказчику столько полезной информации, что хоть завтра на пенсию уходи. За сведения ведь, как за горячие пирожки, платят, пока они свежие. С пылу, с жару. Набрать бы сейчас номер Мини и шепнуть ему пару словечек про странные маневры столичного пижона на месте преступления. Но как это сделать? Не было такой возможности.
Громов, широко улыбаясь, уже возвращался. Еще издали он подмигнул Журбе и крикнул:
– Полный порядок, капитан!
– В смысле? – это прозвучало совсем не радостно, зато очень настороженно.
– Я нашел то, что искал. Ваши следаки улику проморгали, но я исправил ошибку.
– Исправил, значит?
– Исправил… Эх, хорошо! – Остановившись напротив сидящего Журбы, Громов бросил сумку себе под ноги и с удовольствием потянулся. – Все, завтра улетаю, капитан. Спасибо, что помог. С меня причитается.
– Что именно?
– Ну, ты даешь! – восхитился Громов. – Не знаешь, что тебе причитается?
– Да нет же. – Журба досадливо поморщился. – Ты сказал, что нашел какую-то улику. Вот я и спрашиваю…
– Зря спрашиваешь! – отрезал Громов. – Одно скажу: кое-кого ждет большой сюрприз.
Увидеть его сразу обоими глазами никак не удавалось – один приходилось щурить из-за сверкания моря за спиной Громова.
– Сюрприз, значится, – тупо повторил Журба.
– Вот именно.
Не потрудившись расстегнуть все пуговицы рубашки, Громов стянул ее через голову, небрежно бросил на гальку и предложил:
– Искупнемся?
Грудь у него была выпуклой, сильной и совершенно безволосой. Журба машинально поскреб свою собственную густую растительность, выпиравшую из-под воротника, и покачал головой:
– Нет. У меня работы по горло. Честно говоря, я очень спешу.
– Так езжай себе.
Журба недоверчиво спросил:
– Один?
– Один, – подтвердил Громов. – Мой рабочий день закончился. Я свою задачу выполнил и теперь намереваюсь позагорать на солнышке. А ты езжай на работу. – Для наглядности он махнул рукой в сторону города. – Сам понимаешь, командировки на курорт не часто подворачиваются. Хочу использовать свободный день на всю катушку.
Журба встал.
– Ты уверен, майор? Без обид?
– Какие могут быть обиды? Вечером доберусь своим ходом. Будет желание, подскочи ко мне часиков в восемь. Гостиница «Бриз», знаешь такую?
– Как не знать! – Журба нетерпеливо перетаптывался на месте.
– Вот и отлично. – Громов кивнул. – Значит, еще увидимся. До встречи, капитан.
Не дожидаясь ответа, он повернулся к собеседнику спиной и, насвистывая что-то беззаботное, зашагал к морю. Проводив его недобрым взглядом, Журба пнул ногой брошенную сумку, оказавшуюся подозрительно тяжелой, и стал карабкаться по склону к оставленной наверху машине.
Вскоре о его недавнем пребывании здесь напоминали лишь пыльные потоки камешков, которые продолжали сбегать вниз, когда сам Журба уже давно скрылся из виду.
Глава 9Минин без пожарского
Господа Минины трапезничали в просторной овальной комнате, залитой солнечным светом. При таком освещении слабо колыхающиеся белоснежные гардины ничуть не напоминали саваны привидений, как это могло бы показаться ночью. Стол украшала ваза с бордовыми розами. Очень похожие росли на клумбе под окнами, но в самом доме было принято ставить исключительно привозные, израильские. В них был некий иностранный шик, недоступный соотечественницам.
Младший Минин, у которого недавно начались каникулы, наворачивал свою овсянку и толковал о прелестях английских пудингов. И то и другое получалось у него со знанием дела. Он учился в Итонском колледже, на родине появлялся редко и наивно полагал, что отец владеет процветающей строительной фирмой.
Отчасти так оно и было. Правда, возводила эта фирма исключительно «крыши» над коммерческими структурами. Папа Минин сына любил, гордился, что сумел дать парнишке настоящее образование. Сам он проходил свои университеты в Пермской ИТК № 11, от звонка до звонка. А это, конечно, не Итон, хотя чего-чего, а овсянки и там хватало.
Старшая дочь Минина, переживавшая очередную душевную драму, налегала в основном на семгу с черным хлебом, оборачивая каждый бутерброд свежим капустным листом. «Их двумя пальчиками ко рту подносит, а охранников за члены обеими руками хватает», – раздраженно подумал Минин. Дочь ничем не радовала родителей, зато парням было от нее радости хоть отбавляй. Приставленных к ней телохранителей приходилось менять каждые два месяца. Дочь, к величайшему сожалению отца, обмену и возврату не подлежала.
Супруга уже перепробовала все пять выставленных на стол салатов, не остановила окончательный выбор ни на одном из них и теперь заедала осетровую уху расстегаями. Лицо у нее так лоснилось от питательного крема, что собравшиеся старались на нее не смотреть.
– Вино опять неважнецкое прислали, – пожаловалась она, щелкнув пальцем по своему бокалу. – Не «Эльзасское», а какой-то «Токай», причем самого низкого пошиба. Знаешь, Евгений, я на днях вычитала в журнале, что в приличных домах принято держать сомелье.
– Сомелье? А «Дом Периньон» девяносто второго года тебя не устроит? – саркастически осведомился Минин.
Главный же вопрос, просившийся ему на язык, прозвучал бы примерно так: «Морда у тебя не треснет, дорогая?»
– Сомелье – это знаток и хранитель вин, – пояснила супруга со слегка обиженным видом. Губы у нее сложились наподобие куриной попки: сплошные морщинки с дырочкой посередине.
Минин случайно взглянул на ее накремленную физиономию, и аппетит у него испортился окончательно.
– Что за жидкая дрисня у меня в тарелке? – Его круглая физиономия, обмороженная в годы бурной молодости, как всегда, легко окрасилась в свекольный цвет.
Минин отлично знал, что за блюдо перед ним находится – сациви под ореховым соусом, приготовленное супругой собственноручно. Именно поэтому он решил не прикасаться к кушанью. В последнее время жена и без крема на лице вызывала у него сильнейшее раздражение.
– Евгений, что ты позволяешь себе за столом? – возмутилась она вибрирующим голосом. – Да еще при детях!