[170]. Но некоторые материалы содержат поразительные этнографические наблюдения, и лучшие из них были написаны во время восстания Джеймсом Лонгом.
При поддержке бенгальских губернатора и управляющего общественным образованием Лонг пытался сделать обзор всего, что издавали в президентстве с апреля 1857 по апрель 1858 года. Во время проводимого им в течение года исследования он посетил каждый книжный магазин в Калькутте по крайней мере дважды. Лонг скупил все книги, вышедшие с 1857 года, какие только мог найти в книжных лавках, разбросанных по «туземной» части города. Он составлял таблицы цен и тиражей, следовал за книгоношами по их маршрутам, подслушивал чтения вслух, опрашивал авторов и разыскивал сведения о читательских привычках в прошлом. Лонг превратился в этнографа-любителя и настолько увлекся предметом изучения, что создал панорамный обзор всей бенгальской литературы со статистическими подсчетами и вдохновенными описаниями самих книг[171].
Несмотря на то что его симпатии находились на стороне крестьян, которых эксплуатировали британские торговцы индиго, Лонг писал как представитель имперской власти в англо-индийском духе – его либеральной версии, от Джеймса Милля до Джона Морли, воспевающей печатное слово как распространителя цивилизации. Книги, заявлял Лонг, могут «уничтожить предрассудки невежества» вроде протеста против вторичного брака вдов среди «индуистов старой школы»[172]. Вместо введения цензуры, что предлагали некоторые другие деятели Британии, по мнению Лонга, следовало продвигать свободу печати и поддерживать развитие индийской литературы. Если бы индийским газетам уделялось заслуженное внимание, говорил он, можно было бы заметить достаточно симптомов нарастающего беспокойства, чтобы предотвратить восстание.
Лонг вносил свой вклад, собирая данные об издании книг. По его подсчетам, всего до 1820 года в Бенгалии было издано тридцать книг, большинство из которых сводилось к описанию индуистской религии и мифологии. В период с 1822 по 1826 год вышло всего 28 книг, и такие скромные масштабы производства наряду с перепечатыванием одних и тех же работ сохранялись до середины века. Поворотной точкой стал 1852 год, когда было опубликовано 50 новых бенгальских книг, включая «полезные сочинения» новых жанров. К 1857 году, когда Лонг проводил свое исследование, индустрия набрала силу: в Калькутте насчитывалось 46 печатных станков, из-под пресса которых за год вышло 322 новых издания, включая 6 газет и 12 журналов. По подсчетам Лонга, общее число изданий, выпущенных за последние полвека, доходило примерно до 1800 наименований. Качество печати и бумаги улучшилось, типографии отказались от устаревших деревянных прессов, выросло число авторов, и возник внушительный книжный рынок, хотя крестьяне продолжали прозябать в невежестве: «В Бенгалии в сельской местности нет и трех процентов населения, которые умели бы читать связно. В Бомбее нет и трех процентов населения, которые умели бы читать вообще». Продвигая образование, британцы могли облегчить страдания народа:
Внимание государства было привлечено к улучшению социального положения райята [крестьянина, обычно земледельца-арендатора], но оно должно сопровождаться просвещением духа, которое придаст ему мужества противостоять произволу со стороны заминдара [индийского землевладельца] и плантатора [британского производителя индиго] и позволит почувствовать себя человеком благодаря целительному влиянию образования[173].
Лонг не скрывал своих викторианских либеральных взглядов, влиявших на его работу, и предпочитал серьезную литературу, написанную в стиле, передающем санскритское происхождение бенгальского языка, но и популярные жанры он изучал с симпатией, например календари:
Календари читают там, куда не доберутся остальные бенгальские книги. Незадолго до начала нового года у бенгальцев для местных торговцев календарями наступает самая напряженная пора. Книгоноши толпами спешат от типографий, нагруженные кипами календарей, которые распространяют повсюду, некоторые продавая по низкой цене, 80 страниц за одну анну [в одной рупии было шестнадцать анн, а квалифицированный рабочий обычно зарабатывал около шести анн в день]. Бенгальский календарь столь же важен для местного жителя, как кальян или жаровня. Без него он не может определить благоприятные дни для заключения брака (22 дня в году), первого кормления младенца рисом (27 дней в году), кормления матери рисом на пятом месяце беременности (12 дней), начала постройки дома, прокалывания ушей, дарования мальчику первого куска мела, чтобы тот начал учиться писать; не может узнать, когда стоит отправляться в путешествие, или рассчитать, сколько времени продлится лихорадка и насколько сильной она будет[174].
Общество религиозной литературы в Калькутте пыталось нейтрализовать популярность этих буклетов, выпуская христианские календари, но покупатели почти не интересовались ими, потому что, как замечает Лонг, там не было предсказаний.
Он также отметил, что книги по истории не слишком популярны, как ему казалось, из‐за убеждения читателей-индуистов, что мирские дела не имеют большого значения. И тем не менее бенгальцам нравились шутки на темы текущих событий, особенно в форме драмы. В глубинке ятры [труппы бродячих артистов] странствовали от деревни к деревне, исполняя пьесы на основе индуистской мифологии, но с включением непристойных эпизодов, издевательских песен и ремарок в адрес британских плантаторов и властей. В Калькутте произведения с похожей тематикой, написанные пандитами-драматургами или сымпровизированные на манер фарса или водевиля, господствовали в репертуаре оживленного театрального квартала. Типографии Калькутты выпускали дешевые издания пьес, а книгоноши распространяли их по провинции вместе с другим популярным товаром – песенниками, дополнявшими спектакли. Хотя большая часть такого рода материалов оскорбляла его викторианские представления о прекрасном, Лонг подробно обсуждает их, подчеркивая народный характер произведений:
Бенгальские песни не внушают любовь к вину или, подобно шотландским, любовь к войне, но посвящены Венере и языческим богам. Они непристойны и развратны. Среди них наиболее известны «панчали», которые поют на праздниках и продают во множестве версий тысячами. Некоторые экземпляры выполнены на отличной бумаге и прекрасно подготовлены [то есть хорошо сверстаны и изданы], другие отпечатаны на обрывках мешковины. Панчали представляют собой в основном декламацию индуистских шастр в стихах, с музыкой и пением. Они повествуют о Вишну и Шиве, одновременно включая части в духе Анакреона… Ятры представляют собой тип драматического выступления, вульгарный, напоминающий сценки с Панчем и Джуди или уличные балаганы в Лондоне, и рассказывают о разврате или о Кришне. Там всегда фигурирует мехтар [бедный уборщик] с метлой в руках[175].
Лонг сам слушал выступления певцов, как бродячих актеров, так и уличных поэтов, один из которых мог импровизировать на санскрите на любую предложенную тему. В песнях содержалось немало высказываний на политические и социальные темы: «К примеру, назначение плантаторов, производящих индиго, на почетные чиновничьи должности вызвало сильное возмущение среди райятов в некоторых областях. Обычной ремаркой на эту тему было: „Je rakhak se bhakhak“, то есть „человеком, который должен нас защищать, стал волк“»[176]. Популярные листовки, которые выпускали десятками тысяч и расклеивали на стенах, придерживались в основном религиозных вопросов вроде деяний богов. Лонг ничего хорошего не мог сказать про «эротику», но отметил, что этот тип литературы тоже адресован массовому читателю. Он нашел мало серьезной литературы или аналогов европейских романов, хотя и счел, что некоторые религиозные истории «написаны таким образом и в таком стиле, что производят на читателей и слушателей эффект, сходный с литературным»[177]. Лонг подсчитал, что более семи сотен авторов опубликовали книги на бенгальском, и всех их перечислил. Никто из них, по его мнению, не мог считаться великим писателем, хотя Лонг признался в определенном уважении к Бхарату Чандре, чей «Шишубодх» был «наиболее распространенной книгой в местных школах, однако полной непристойностями и мифами». «Видеа Сундар» Чандры, «самое известное повествование, остроумное, но неприличное», было недавно напечатано тиражом 3750 экземпляров и распродано за четыре месяца[178]. Несмотря на их прискорбную распущенность, у бенгальских авторов была возможность создать богатую литературу, адаптировав наследие санскрита к интересам растущего читающего сообщества. Уже одно их число говорило о том, что «разум бенгальцев был пробужден от векового сна»[179].
Короче говоря, бенгальская литература начала процветать, хотя большинство европейцев даже не задумывались о ее существовании. Чтобы ознакомиться с ней, им пришлось бы пересечь черту, отделявшую британское общество от «туземных кварталов» северной Калькутты, и пройтись по переполненным людьми типографиям и повсюду разбросанным книжным лавкам, которых было особенно много на Читпур-роад, «их Патерностер-роу»[180], в районе Баттала. Лонг детально обследовал эту территорию, а кроме того, обозначил связи, соединявшие производителей в Калькутте с потребителями в глубинке. За исключением сезона дождей, когда они работали на полях, двести крестьян-книгонош регулярно пополняли запасы в книжных лавках столицы и рассеивались по сельской местности, неся свой товар на голове. Удваивая цену оптовика, они часто получали по шесть-семь рупий в год, а их навык продажи из рук в руки делал таких разносчиков идеальными посредниками в системе распространения, затрагивающей как читателей, так и слушателей чтения: «Бенгальцы считают лучше рекламой книги живого продавца, который сам демонстрирует товар»