— Прежде чем ты пройдешь мимо, Шарлотта, — он шагнул ко мне почти вплотную, — и будешь права, я хочу сказать, что ничего не знал о случившемся. Я действительно зациклился на себе, а не на том, на что стоило бы обратить внимание. Мне было сложно принять, что в твоей жизни появился другой мужчина. Сложно принять, что я не сумел тебя от него защитить, но я даже предположить не мог, что произошло в мое отсутствие. Я не прошу прощения, потому что такое сложно простить. Я просто прошу о возможности поговорить с тобой. Недолго.
Я смотрела на него, чувствуя, как внутри трескается хрупкая скорлупка запечатанных наглухо чувств. Если я кого и ожидала здесь увидеть, то Ирвина — в последнюю очередь. Не после того, как мы расстались, не после того, что мы наговорили друг другу. И все-таки сейчас, глядя ему в глаза, почти не дышала. Это странное, глупое чувство, что все еще можно вернуть, всегда приходит не вовремя и бьет в самое сердце.
— Мы можем поговорить на улице, — сказала я. — Сюда сейчас придут мои коллеги.
Комната, где можно переодеться и запереть одежду, была одна на всех, но Ричард и Джон всегда уступали ее мне, как утром, так и после работы.
— На улице не получится, — сухо произнес Ирвин. — Там дежурит твой соглядатай.
Нахмурилась.
— Тхай-Лао не соглядатай. Он просто сопровождает меня…
— Да брось, Шарлотта. Он «просто сопровождает» тебя, чтобы докладывать о каждом твоем шаге своему хозяину. Ты же так любила свободу, и где все это сейчас?
Должно быть, я изменилась в лице, потому что Ирвин покачал головой.
— Прости. Я не ссориться пришел, просто никак не могу с этим смириться.
Прежде чем я успела ответить, в коридор с хохотом вывалились мужчины.
— А я тебе говорил, что… — начал было Ричард, но тут увидел нас и осекся.
Ирвин был в штатском, но широкие плечи и выправка сразу выдавали в нем военного. Возможно, еще чересчур пристальный, цепкий взгляд — как рыболовный крючок, которого я раньше за ним не замечала. Возможно, не замечала, потому что раньше он таким не был. Что и говорить, он тоже… повзрослел.
— Ирвин, это мои коллеги, мистер Ричард Фард и мистер Джон Рэнгхольм. Ричард, Джон, это…
Я запнулась, потому что не знала, как теперь представить Ирвина. Раньше я могла сказать «лорд Ирвин Лэйн», сын моего опекуна, но сейчас привязывать имя Оливера Лэйна, виконта Фейбера, к себе я не хотела. Да и не знала, хочет ли этого Ирвин.
— Лорд Ирвин Лэйн, — он первым нарушил молчание и шагнул к мужчинам, по очереди встречая рукопожатия. — Сводный брат Шарлотты.
— Брат? — переспросил Джон.
— О… а я-то уж думал, что мы наконец-то познакомимся с тем, кто занимает все ее мысли.
Глаза Ирвина заледенели, и Джон поспешно наступил Ричарду на ногу. Поспешно, но все равно уже поздно, если можно так выразиться. В одном Ирвин был точно прав: если Тхай-Лао увидит нас вместе, ничего хорошего из этого не выйдет.
— Вы позволите нам поговорить здесь? — спросила я. — Это недолго.
— Да нам только халаты сбросить, — заметил Ричард, который мигом стал серьезным. — И вещи забрать.
Они действительно управились за минуту: когда их голоса затихли в конце коридора, Ирвин открыл дверь и указал мне в сторону комнаты. Шагнула внутрь (свет мужчины оставили включенным), и только сейчас вспомнила, что я уже одета. Сняла шляпку, расстегнула пальто и положила его на спинку стула. Закусила губу и повернулась к Ирвину.
— Я просто хотел сказать, что мне жаль, — произнес он. — Жаль, что так получилось с картиной, что мне не хватило понимания, чтобы почувствовать, насколько для тебя это важно. Для меня эта статья показалась всего лишь трепом, но для тебя…
— Это все в прошлом, Ирвин, — я покачала головой.
Прислушалась к себе и поняла, что да. Действительно в прошлом.
По крайней мере, статья.
— Я рад, если так.
Кивнула. Рассказывать о том, что случилось с «Девушкой» не хотелось. По большому счету, теперь это тоже в прошлом. Как и многое другое.
— Я не знал, что леди Ребекка твоя мать.
Хрупкая скорлупка треснула сильнее. Если бы я могла закрыться, защититься от этого взгляда навылет, так бы и сделала, но я не могла. Поэтому просто сложила руки на груди.
— И уж тем более не представлял, что она на такое способна. Ты говорила ей про долговую метку?
— Говорила.
Еще сильнее.
Запертые внутри чувства поднимались волной, грозя смести меня вместе с остатками самообладания, поэтому я покачала головой.
— Пожалуйста, Ирвин, давай не будем. Просто скажи, зачем ты пришел.
— За этим. Я пришел за этим, Шарлотта. С той минуты, как я узнал о случившемся…
Он шагнул ко мне, и я отступила. Наткнулась на стул, поэтому Ирвин остановился, в потемневших глазах отразилось… что? Сожаление? Мои чувства? Я не знала. Знала только, что оно может выбить меня из хрупкого равновесия, в котором я уверенно (или не очень) держалась последние дни.
Неделя.
Даже меньше. Меньше недели прошло с того дня, как леди Ребекка пришла ко мне, чтобы поговорить, а потом попыталась меня увезти. Вытряхнуть из жизни: из своей, из Лигенбурга, вымарать, стереть, как однажды стерла из своего сердца саму мысль о том, что я ее дочь.
Почему?!
— Я не могу ни о чем больше думать. Я вообще ни о ком не могу думать, только о тебе. О том, что оставил тебя одну. Уже в который раз.
Нет, это уже слишком.
Во мне сейчас столько всего намешано, что если продолжать в том же духе, я просто взорвусь (как тот паровой котел, которого боялась миссис Клайз), и полечу над Лигенбургом. Вот только у меня даже зонтика нет, чтобы за него зацепиться.
— Ты ведешь им счет?
Спросила исключительно для того, чтобы чем-то заполнить паузу. Эта пауза была слишком яркой и звучала на разные голоса. Смехом леди Ребекки, подхватывающей меня на руки на побережье, резким и сухим, как ветки под ногами по осени, голосом ее отца и его взглядом, пронизывающим, как порыв ледяного ветра. Чеканным и церемонным, как монетный звон отсчитываемых в банке денег — виконта Фейбера, и резковатым, ломающимся — Ирвина, когда мы впервые увиделись. Он наклонился и протянул мне руку (совсем не кичился тем, что мальчишка, да еще и намного меня старше, чтобы обращать внимания на такую мелочь, как я), улыбнулся и сказал: «Ну здравствуй, Рыжик».
— Веду. Первый был, когда я уехал в Рихаттию, — Ирвин достал из внутреннего кармана сюртука ленту, и у меня потемнело перед глазами.
Лента (лазоревая, как спокойное летнее море в жаркий день), лежала у него на ладони. Лента, которую он подарил мне. Мы были в городе, и я увидела ее на витрине: она лежала среди множества таких же, выделяясь только простеньким узором, расшитым бисером. Я смотрела на нее, не отрываясь, и он запомнил. Кажется, дороже подарка у меня не было за всю мою жизнь.
Я отдала ее ему, когда он уезжал в Рихаттию, отдала со словами:
— Только ты не забывай меня, пожалуйста.
— Не забуду. Никогда не забуду. Что бы ни случилось, сколько бы лет ни прошло, я всегда буду тебя любить, и всегда буду с тобой, даже если я далеко. Слышишь?
Наши голоса вплетались в то, что я помнила, слышала, чувствовала.
Вплетались, как лента в мои волосы (впервые именно Ирвин заплел мне косу с ней: такую кривую, с торчащими в разные стороны прядями), и скорлупка осыпалась пылью. Я почувствовала, что у меня дрожат губы, а вместе с ними и сердце. Он ведь мог представиться Джону и Ричарду как угодно, но вместо этого назвался сводным братом. Сказал, что я его сестра… несмотря ни на что.
— Я знаю, что поздно, но… — Ирвин помолчал и добавил: — Что бы ни случилось, ты всегда можешь рассчитывать на меня, Рыжик.
Он шагнул ко мне, обнял прежде, чем я успела вздохнуть. И лента скользнула по моему плечу шелковой рекой.
В его объятиях было уютно, тепло, но… неправильно. Сама не знаю почему, осторожно отстранилась.
— Прости.
— Тебе не за что просить прощения, Шарлотта. Я слишком часто тебя подводил.
— Нет, дело не в этом. Просто…
— Дело в нем, я знаю, — голос Ирвина стал глухим. — Дело всегда было в нем, но я был слишком слеп, чтобы это увидеть. Чтобы тебя понять. Я столько всего тебе наговорил… жестокого, лишнего, Рыжик, но я просто с ума сходил, когда все это узнал. Был зол на него, на себя, на тебя, на весь мир.
— Я тоже много всего наговорила, — призналась, глядя ему в глаза. — Но мое мнение не изменилось, Ирвин. Ты же это понимаешь?
Он плотно сжал губы, но потом кивнул.
— Понимаю. Для меня это ничего не меняет.
Сейчас, когда я уже немного справилась с чувствами, говорить было легче. Если в настоящем наши отношения начнутся снова, это будет нечто совсем другое, непохожее на то, что было между нами раньше. Тот мальчик, который подарил мне ленту, будет жить в моих воспоминаниях, на смену ему придет мужчина, который сейчас стоит передо мной. Какой он сейчас? Я видела Ирвина разным, видела его глазами маленькой девочки, и девушки, влюбленной в образ, оставшийся в прошлом.
Теперь все иначе.
— Леди Ребекка уехала в Фартон, — неожиданно произнес он. — Отец ничего не знал о том, что ты… в общем, он был в бешенстве. Сказал, что не желает ее больше видеть рядом с собой.
От неожиданности замерла, а Ирвин подвинул стоявший рядом с нами свободный стул.
— Может, присядешь?
Опустилась на него скорее неосознанно, а он подвинул еще один. Сел и, слегка расстегнув сюртук, чуть подался ко мне.
— Не уверен, что понимаю, что там вообще произошло.
— Если честно, я тоже.
— Ты не пыталась поговорить с матерью?
— Не думаю, что она хочет ей быть.
— А ты спрашивала, Шарлотта?
Помолчала, кусая губы.
— По-моему, она все сказала своим поступком.
— Мы все совершаем глупости. О которых потом жалеем, — Ирвин отодвинулся, видимо, понимая, что я все еще испытываю некоторую неловкость.
Лента скользнула с моего плеча вниз, я едва успела ее подхватить и принялась осторожно сворачивать. Виконт Фейбер отказался от леди Ребекки, стоило ему узнать правду. Не этого ли она боялась, когда хотела отправить меня в Фартон? И ради чего жить рядом с человеком, который вышвырнет тебя из своей жизни только потому, что ты… что? В прошлом наделала глупостей? Или была отчаянно, безоглядно влюблена?