Спустилась в пустынный холл и коснулась настенного артефакта. Дожидаясь, пока придет Тхай-Лао, покрутилась перед зеркалом: если бы не темные круги под глазами, в точности такие же, как у Эрика, я бы выглядела очень модной. Современной уверенной в себе даже не мисс, а леди, сталкиваясь с которой на улице мужчины приподнимают шляпы. Ну а что? Аристократическая бледность уже есть.
Вот только боюсь, что леди мне уже не быть.
— Могу я узнать, куда вы собираетесь, мисс Руа? — бесстрастно поинтересовался иньфаец.
В руках он держал новое пальто и накидку, отороченную мехом. Ту, в которой я ездила в театр, словно знал, кто его вызывал и зачем. А может быть, знал? Посетившая меня догадка ужалила сердце, заставляя внутренне сжаться. Конечно, он знал. Эрик с Камиллой и Эммой наверняка отправились на прогулку, ведь сегодня выходной.
— В парк, — это вышло грубо. Гораздо грубее, чем могло бы быть. — Надеюсь, это мне не запрещено?
— Разумеется, нет, — Тхай-Лао шагнул ко мне. — Позвольте вам помочь.
Хоть бы улыбнулся, хоть бы какие-то чувства возникли на этом смуглом тонком лице или в раскосых глазах! Но нет, оно оставалось безупречно спокойным, как вылепленная из глины тонкая маска, словно эту идеальность к нему приклеили, и теперь он всю жизнь будет ходить с ней. Не считая моментов, когда видит Камиллу, разумеется.
— Справлюсь сама, — я перехватила одежду из его рук.
Пальто тоже оказалось теплым. Настолько теплым, что когда накидка легла на плечи поверх него, я ощутила себя в сугробе. В сугробе, который изнутри подогревают магией, и который вот-вот растает. Несмотря на плотные ткани, одежда была красивой и стильной: приталенное сливочно-кремовое пальто, ярко-зеленая накидка с мехом, даже ботинки не черные, а в цвет шляпки.
Не лучший вариант для той, кому хотелось бы слиться со снегом, но сейчас я бы надела даже оранжевую простыню в малиновый горошек, только чтобы побыстрее оказаться подальше от этого дома.
Побыстрее не получилось, за калиткой я поскользнулась и чуть не полетела прямо носом в брусчатку. Пришлось хвататься за прутья и делать вид, что так и было задумано, что я наклонилась рассмотреть что-то на подоле. Подол, кстати сказать, выглядывал из-под пальто: согласно последней моде полы были чуть приподняты, открывая платье. Накидка тоже лишней не оказалась, неожиданный мороз завернул так, что мои щеки уже горели, а вместе с дыханием вырывались облачка пара. Раньше в такие дни я сидела дома, ну или (если забывала купить что-то нужное) очень быстро бежала до остановки, а после от продовольственной лавки к лавке булочника, где не всегда было значительно теплее.
С этой мыслью я подняла голову и встретилась взглядом с герцогиней де Мортен.
Первым порывом было развернуться и перейти на другую сторону, но она меня уже узнала. Больше того, увидела, что я тоже узнала ее, и такой поступок можно было расценить не просто как дурной тон, а как оскорбление. Особенно после всего, что эта женщина для меня сделала (пусть даже я до сих пор не могла понять, почему она не поддержала маэлонскую труппу).
Поэтому пришлось сделать вид, что так и должно, и идти вперед. Стараясь не представлять, что подумала Луиза, когда увидела меня в Дэрнсе. В таком виде, разодетую, как… как она и ее спутница. Герцогиня была не одна: молодая женщина, что шла рядом с ней, держала за руку Хлою, дочь Луизы. Сбоку степенно вышагивал черный дог.
С другой стороны, не все ли мне равно, что она подумает?
«Не все», — подсказал внутренний голос. Именно в том, что касается нее, не все.
Станет ли она вообще со мной разговаривать, особенно после той странной встречи в театре. Мы с Эриком так и не поговорили о том, почему они с де Мортеном пытались заморозить друг друга взглядами.
Бесчисленное множество мыслей, сменявших друг друга со скоростью несущегося на полном ходу экипажа, превратили мою голову в нонаэрянский шатер или даже в нонаэрянский табор. По крайней мере, шума в ней было столько же.
— Доброе утро, Шарлотта, — негромко произнесла герцогиня, когда мы поравнялись.
Мы остановились одновременно, что самое интересное, даже Арк замер. Потянулся ко мне носом, и на этот раз я положила ладонь между больших седых ушей совершенно без страха.
— Доброе утро, ваша светлость.
— Доброе утро, Шарлотта! — воскликнула девочка, и сделала книксен.
— Доброе утро, леди Хлоя, — я улыбнулась, и дочь герцогини просияла.
— Лавиния, это мисс Шарлотта Руа, помощница художника-декоратора в моем театре, — Луиза повернулась к своей спутнице. — Шарлотта, это Лавиния Вайд, леди Эрден. Сестра моего мужа и моя подруга.
— Приятно познакомиться, мисс Руа, — Лавиния кивнула мне, и я обратила внимание на ее голос.
По-девичьи высокий, нежный и очень живой. За ним хотелось бежать на край света, если такой существует, а еще я почувствовала разливающееся в груди тепло. Показалось, что даже если скину накидку и пальто, все равно не замерзну, все проблемы почему-то отступили на второй план. Я как зачарованная смотрела в это лицо, лицо молодой женщины с мягкими чертами: пухлые, но не крупные, губы, чуть вздернутый аккуратный носик и очень грустные глаза. Глаза в цвет листвы в сумерках.
— Мне тоже, — опомнившись, произнесла я. — Очень рада встрече, леди Эрден.
— Лучше просто Лавиния, — от ее улыбки солнце на миг превратилось в весеннее. Впрочем, ненадолго: улыбка погасла, и сразу вернулся мороз.
Я поняла, что пришло время прощаться, и даже открыла рот, чтобы произнести привычные вежливые слова о том, как рада была этой встрече, но Лавиния меня опередила:
— Вы торопитесь, Шарлотта?
От неожиданности я широко распахнула глаза.
— Простите мою вольность, я не очень люблю официальные обращения, в них есть что-то безликое.
— О… — только и сказала я, когда обрела дар речи. — Мне нравится, когда меня называют по имени. И…
Под пристальным взглядом Луизы немного стушевалась, но все-таки ответила.
— Я собиралась прогуляться в парке.
— Какое совпадение! Мы тоже, — Лавиния взглянула на герцогиню. — Луиза, как думаешь, возможно нам стоит пройтись вместе?
Луиза внимательно посмотрела на нее и улыбнулась.
— Если Шарлотта не возражает, буду рада.
Шарлотта возразить не успела, потому что Хлоя запрыгала на месте, хлопая в ладоши.
— Да, да, да!!! Чем больше девочек собирается вместе, тем веселее!
Губы Лавинии дрогнули, а Луиза повернулась к дочери.
— Это кто тебе такое сказал?
— Кристоф, — с самым серьезным видом заявила Хлоя. — И не мне. Он Дарену говорил, а я просто услышала.
Губы Лавинии дрогнули еще сильнее, но от смеха она удержалась. Впрочем, Луиза тут же покачала головой и кивнула в сторону центрального входа в парк (как раз напротив него мы и остановились). Мы перешли широкую улицу, на которой легко могли разъехаться несколько мобилей или экипажей, но сейчас совершенно пустую. Прошли по выгнувшейся спине мостика, небольшого, пропускающего под собой запечатанную подо льдом и под снегом воду, и оказались у распахнутой калитки.
— Не припомню, чтобы ее хоть раз запирали, — сообщила Луиза, когда Арк стремглав умчался по дорожке вперед.
— Она здесь для красоты. Хотя красоты здесь и так хватает, и она в другом. — Лавиния обвела взглядом укутанные снегом деревья, а потом взглянула на меня. — Не обращайте внимания, Шарлотта, я просто очень люблю природу. В Лигенбурге ее непростительно мало.
— Я тоже очень люблю природу, — призналась, — мне гораздо легче дышится за городом.
— Неужели? Вы разве не отсюда?
— Нет, я… — закусила губу, но потом все-таки продолжила. — Я приехала из Фартона. Там холмы, море и очень много цветов.
— О, я знаю! — воскликнула Лавиния, и глаза ее сверкнули. — Оттуда родом шоколадник, у нас он не растет, ему слишком холодно.
— Да, и не только он. Еще ригоцвет, он тоже очень любит тепло.
— Ригоцвет? Это цветок, который зацветает как небо?
Удивительно точное сравнение, почему я сама не додумалась? Ригоцвет сочетает в себе небесно-голубой и белый, а растет густо-густо, поэтому когда он зацветает, холмы напоминают отраженное небо (вата облаков и по-летнему нежная синева).
— Да, это он.
— У матушки в оранжерее росли и шоколадник, и ригоцвет.
В этих словах мне почудилась едва уловимая, потаенная грусть.
— Росли?
— Сейчас я редко бываю в Мортенхэйме. Это замок брата, — тут же пояснила Лавиния. — На сотни тысяч акров вокруг леса, поля, и еще там есть парк. Огромный, и разве что самую малость уступает Милуотскому.
Мы шли по расчищенным дорожкам, но искры снега рассыпались с покрывала газонов во все стороны. Порой настолько ярко, что хотелось зажмуриться даже несмотря на защиту шляпки. Луиза тоже изредка прикрывала глаза ладонью, а вот Лавинию, кажется, это совсем не смущало. Она не хмурилась, не опускала глаз, словно и не было вокруг ослепительно-яркого сияния отраженных от белизны лучей. Не замечали его и Хлоя с Арком, которые с визгом и рычанием носились друг за другом по дорожке вперед-назад.
Мне всегда казалось, что быть дочерью герцогини еще серьезнее, чем воспитанницей виконтессы, но Хлою не одергивали. Не тянули за руку к себе, не говорили строгим ледяным тоном, что она ведет себя недостойно леди, прыгая по сугробам (даже когда мы поравнялись с пожилой парой, и мужчина приподнял цилиндр).
Я ждала неловкого вопроса, как я здесь оказалась, или просто вскользь оброненной фразы о том, что меня не ожидали встретить в Дэрнсе, но ничего такого не последовало.
— Как тебе новая должность, Шарлотта? — спросила Луиза.
— Очень нравится, — призналась искренне. — Мистер Стэйдж, Джон и Ричард… они потрясающие… Ой! Я хотела сказать, мистер Рэнгхольм и мистер Фард.
— Мистер Стэйдж тебя очень хвалит, — герцогиня неожиданно улыбнулась, а Лавиния быстром шагом направилась к Арку и Хлое. Я же не нашлась, что ответить: мне редко говорили, что я что-то делаю хорошо, и еще реже по-настоящему хвалили. Мисс Хэвидж придерживалась мнения, что незачем говорить ребенку о его успехах, чтобы избежать зазнайства и высокомерия. А леди Ребекка во всем с ней соглашалась, впрочем, сейчас я уже не была уверена в том, что она слушала что-то из того, что гувернантка обо мне говорила.