– Конечно! – улыбнулся Семурел. – Только я бы сказал, что голова не деформированная, а просто-напросто ослиная. Думаю, это вас поразило.
– Да, не скрою.
– Тех, кто приезжает к нам, подобные существа всегда удивляют. – Кастелян сделал глоток пива и вытер рот тыльной стороной ладони. – Наши места очень красивые, но над ними висит странное проклятие. Не знаю, в чем дело – в воде, в воздухе, крови или чем-то еще. Но время от времени у здешних крестьян рождаются дети-уроды с конечностями животных, а чаще всего – безволосые и неразумные. – Семурел замолчал и внимательно посмотрел на инквизитора. – Вы наверняка уже решили, что это дело рук дьявола.
– Нет, – едва заметно улыбнулся Эймерик. – Я так думаю только тогда, когда не нахожу лучших объяснений.
– Это делает вам честь, отец. Мы могли бы считать их дьявольским отродьем, если бы эти существа были опасны. Да, они диковатые и не всегда послушные, но очень робкие, беззлобные и никогда никому не причиняют вреда.
– Простите, но вы говорите о них чуть ли не с симпатией.
– Почти с привязанностью, – кивнул Семурел. – Шесть лет назад Эбайл, встревоженный существованием подобных созданий, приказал мне убить их всех. Он спросил у епископа Аосты, имеет ли на это право, и получил утвердительный ответ. Но существа оказались так безобидны, что не пытались даже защищаться. Убивать беззащитного, того, кто может лишь убежать, – разве это не противоречит кодексу рыцарской чести? Я уговорил Эбайла не трогать их. Собрал всех уродцев более-менее человеческого вида и построил для них деревеньку в каштановой роще Беллекомба, в нескольких милях отсюда. Время от времени им относят корзины с едой, как и нашим прокаженным. Теперь эти создания никого не беспокоят.
– А человек с ослиной головой?
– Тоже живет в Беллекомбе. Он один из немногих, кто ходит, как человек, поэтому иногда я даю ему простые поручения – например, отнести в деревню что-нибудь тяжелое. Мой слуга слишком стар, а у солдат другие заботы.
Тем временем Эймерик доел форель.
– А как ведут себя родители этих существ? – спросил он, вымыв пальцы в чаше.
– Выяснить, кто они, мы не смогли ни разу. Очевидно, матери стараются избавиться от них, как только те начинают ходить, – сказал кастелян после секундной паузы. – Оставляют уродцев в горах.
Такое объяснение показалось Эймерику неубедительным. Зачем матери с отцом ждать, пока ребенок вырастет, прежде чем его бросить? И кто будет кормить грудью новорожденного с головой осла? Однако инквизитор решил пока не углубляться в подробности. Было поздно, ужин закончился.
Поднявшись из-за стола, Семурел задал инквизитору вопрос, которого тот ждал.
– Простите, отец. Я не должен об этом спрашивать, но… Из объяснения Эбайла я мало что понял о цели вашего приезда. Было бы любопытно узнать, что привело вас в наши края.
Эймерик посмотрел ему в глаза. И решил быть откровенным.
– Ваше любопытство оправданно. Я приехал, чтобы устроить здесь трибунал святой инквизиции, скромным представителем которой являюсь. И надеюсь приступить к работе с завтрашнего дня, когда прибудут мои сопровождающие.
Услышав слова «святая инквизиция», Семурел вздрогнул. Сглотнул пару раз и только потом пробормотал:
– Трибунал… И вы хотите устроить его здесь, в этом замке?
– Именно так, – подтвердил Эймерик, пытаясь понять, насколько искренне изумление кастеляна – действительно ли Эбайл ничего ему не сказал. – Я знаю, что причиняю вам серьезные неудобства, но надеюсь завершить работу как можно скорее.
Семурел тем временем почти пришел в себя. Даже изобразил слабую улыбку – вероятно, это далось ему с большим трудом.
– Если такова воля сеньора, мне остается только подчиниться.
Кастелян не стал спрашивать, какие цели преследует трибунал, – то ли уже догадался об этом сам, то ли изумление было столь сильным, что вопрос просто не пришел ему в голову. Видимо, он обдумывает все возможные последствия моего приезда, решил Эймерик.
После ужина они попрощались с прежней любезностью. Старый слуга на вопрос Эймерика ответил, что другой прислуги, кроме него, в замке нет. Проводив гостя до двери его комнаты на третьем этаже, старик снял свечу с канделябра, оставил инквизитору и ушел.
Эймерик закрыл дверь на щеколду и пару раз подергал, проверяя на прочность. Потом задул свечу, рухнул на матрас из конского волоса прямо в одежде и почти сразу заснул, хотя в комнате было ужасно холодно.
Проснулся инквизитор вскоре после лауды [14]; он всегда вставал в этот час с тех пор, как перестал жить в монастыре. Из непривычно большого окна открывался прекрасный вид на горы, верхушки которых первые лучи солнца окрасили в розовый цвет.
Полюбовавшись восходом, Эймерик вытащил из сумки с книгами аккуратно сложенные белую рясу, скапулярий, черный плащ и капюшон. Снял простую одежду, в которой ходил накануне, надел доминиканское платье, и только тогда вспомнил, что вчера забыл забрать свой меч у Бернье. Встал на колени перед окном, на солому, покрывавшую пол, и начал молиться.
Через два часа, когда колени запросили пощады, инквизитор поднялся и попытался открыть деревянные окна, стараясь не повредить их редкие и ценные части. Наконец раму удалось повернуть на петлях; восхищенный изобретательностью и смекалкой мастера, Эймерик высунулся из окна, чтобы осмотреть внешнюю стену замка.
Высота была такая, что у него даже голова закружилась. Отвесная скала уходила далеко вниз, в пропасть, которая казалась бездонной, и даже редкие кустики, кое-где торчавшие из расселин, не сглаживали пугающего впечатления.
Вцепившись в ставни, Эймерик посмотрел вверх. Там, на бастионе, солнечные блики, явно отражавшиеся от доспехов, выдавали часового. Инквизитор осторожно спустился и, с облегчением чувствуя под ногами твердый пол, стал разглядывать окрестности.
Слева, за рекой, у подножия холма, где стоял замок Шалланов, сгрудились крытые каменной черепицей крыши домов Шатийона – на местном диалекте такую кровлю называли «лабие». Рядом с замком – церковь с окнами в два ряда и колокольней. Чуть поодаль, справа, на холме, виднелась маленькая убогая деревушка, в центре которой возвышалась еще одна церковь с колокольней, тоже не отличавшаяся изяществом. Но взгляд Эймерика так и притягивали горы с заснеженными вершинами, особенно те, самые высокие, вдалеке за Шатийоном – их названия инквизитор не знал.
Как раз в той стороне он вдруг заметил нескольких всадников, въезжающих на мост. Если это его люди, то они явились точно к назначенному времени. Инквизитор торопливо спустился по лестнице, изумив стражников, которые не ожидали увидеть его в одежде священника. Оседлал коня, в знак приветствия кивнул Семурелу, стоявшему у ворот замка, и галопом поскакал в Шатийон.
Эймерик нагнал свой маленький отряд у подножия холма, на тропинке, ведущей к замку Шалланов, где всадники предполагали найти инквизитора. Они встретили Эймерика чересчур бурными приветствиями, словно всю дорогу боялись, не случилось ли с ним чего-нибудь.
Инквизитор подъехал к отцу Хасинто Короне, который вместе с капитаном возглавлял отряд.
– Как вы добрались? Без трудностей?
– Да, магистр, дорога была легкой.
– Следуйте за мной.
Они пустились рысью к замку Уссель; по дороге Эймерик кратко пересказал события минувшего дня отцу Хасинто, нотариусу и монахам-утешителям. Однако ни отец Симон, ни отец Ламбер почти ничего не поняли. Потеряв терпение от бесконечных вопросов, инквизитор решил отложить объяснения и поскакал вперед во весь опор.
Только когда они миновали часовню, где местные накануне проводили consolamentum, Эймерик сбавил темп и подождал капитана.
– Сегодня вечером, капитан… – он вдруг оборвал фразу на полуслове. – Капитан?
– Райнхардт, отец Николас, – ответил тот и, поясняя непривычно звучащую фамилию, добавил: – Я швейцарец.
– Запомните это место, капитан Райнхардт, особенно эту часовню. Сегодня вечером вам придется арестовать здесь нескольких человек.
– Как прикажете.
Семурел в сопровождении старого слуги ждал их у входа в замок, с беспокойством глядя на стальные доспехи поверх зеленых и черных мундиров солдат, а при виде палача со свирепым лицом и мускулистыми руками и его юных помощников, один из которых вез тяжелый сверток, встревожился не на шутку.
Тем не менее, когда всадники подъехали, кастелян заставил себя улыбнуться и церемонно выступил вперед:
– Добро пожаловать в замок Уссель, преподобные отцы. Приветствуем также ваших сопровождающих – я вижу, они бравые ребята и хорошо вооружены. Мы со слугой ждем указаний.
Всадники, сойдя с лошадей, поклонились. Пока солдаты, палач и помощники расходились по делам – кто на конюшню, кто на кухню, Эймерик представлял кастеляну остальных:
– Сеньор, это отец Хасинто Корона из ордена Святого Доминика, кастилец, верный слуга Христа, человек весьма образованный. Рядом с ним – сеньор де Берхавель из Авиньона, мой старый друг и нотариус, который не раз оказывал ценную помощь Святой инквизиции. А это отцы Ламбер из Тулузы и Симон из Парижа, тоже доминиканцы; многие осужденные благодарили их за утешение, столь необходимое в критический момент.
Когда знакомство состоялось, Семурел поручил слуге проводить всех прибывших в уже приготовленные комнаты. Потом спросил Эймерика, нужно ли еще что-нибудь. Его аристократическое лицо было суровым – очевидно, попытки сохранять вежливый тон давались кастеляну нелегко.
– Да, нужно, и, к сожалению, многое, – ответил инквизитор. – Во-первых, скажите, есть ли в этом замке подземелье?
– Да, есть, – нахмурился Семурел. – Если быть точным – четыре комнаты под землей с железными решетками – одна большая и три маленькие. Стены обиты деревом, а на полу с палец воды. Ими почти никогда не пользовались. Они вам понадобятся?
– Вы окажете мне большую любезность, если дадите ключи, – заметив холодность в голосе Семурела, ответил Эймерик чуть более властным, но далеко не оскорбительным тоном.