Было здесь кое-что еще. Слишком ясно это чувствовалось.
А вот и надпись большими буквами – Тимишоара – значит, Шанталь на месте. И сразу – первый блокпост. Замерзшие солдаты, вооруженные автоматами Калашникова, и члены Фронта национального спасения [20] кивком приказали ей остановиться.
Они по крайней мере казались добродушными.
– Вы журналист? – по-французски спросил приятный молодой человек, слишком долго изучая ее документы.
– Да, – улыбнулась Шанталь. Если бы проверяющий действительно понимал по-французски, то не задавал бы лишних вопросов.
– Отлично, журналист. Мир должен знать, – солдат вернул документы и указал на одинаковые неуклюжие здания, возвышающиеся среди заснеженной равнины, – низкое серое небо делало картину еще более унылой. – Здесь много мертвых. Много мертвых.
Кивнув, Шанталь поехала дальше, а парень продолжал повторять последнюю фразу. На втором блокпосту военные и штатские так оживленно о чем-то спорили, что не обратили на журналистку никакого внимания.
Два дня назад в этом районе шли перестрелки. Стены многоэтажек – грубых, как каменные коробки, – пестрели надписями: «долой УБИЙЦУ», «долой ТИРАНА». На разрушенном фасаде дома была нарисована виселица, рядом стоял брошенный броневик.
Прохожие попадались редко. Шанталь с удивлением заметила на верхушке колонны грубую копию римской волчицы. При Чаушеску по всей стране понастроили памятников, которые должны были выглядеть торжественно. Но на самом деле получилось смешно и нелепо.
Вот, наконец, то место, куда Шанталь решила приехать первым делом. Она остановила машину. На простой надгробной плите с припорошенными снегом цветами высечено имя журналиста Жана Луи Кальдерона, погибшего здесь во время декабрьских столкновений. Шанталь не была с ним знакома, но чувствовала своим долгом отдать дань уважения соотечественнику и коллеге.
Когда она сделала несколько снимков, за спиной остановилась машина.
– Шанталь!
Обернувшись, она чертыхнулась про себя. Жерар Лурье из Antenne 2, а рядом с ним – Констанс Рибо из Jours de France. Высокомерие в компании тщеславия. Шанталь терпеть не могла эту парочку, но кое-как смогла выдавить улыбку.
– О, здесь собралась вся французская пресса!
– Ради Кальдерона, упокой Господи его душу, – ответил Жерар. – Обязательный визит. А теперь неплохо бы чего-нибудь выпить. Ты с нами?
Отказаться было неудобно.
– Не помню, чтобы я видела здесь хоть один бар.
– Езжай за нами. Найдем что-нибудь.
Отдали дань памяти, называется. Даже из машины не вышли. Вот так же эти двое и работают, думала Шанталь, следуя за «мерседесом». Центр города остался позади, и теперь вдоль узких улочек высились многоэтажки с крошечными окнами и маленькими балконами, загроможденными всяким барахлом. Кое-где были открыты магазины, но ничего не говорило о том, что поблизости есть бар.
Наконец, минут через десять, «мерседес» припарковался возле грязных витрин какой-то лавочки, на довольно широкой улице с засыпанными снегом тротуарами.
Выйдя из машины, Шанталь догнала коллег.
– Это что, бар?
– Румынские бары не бросаются в глаза, – засмеялся Жерар.
– За машину можешь не переживать, – добавила Констанс. – Здесь ездят только на телегах и на танках.
Бар находился в огромном доме, на стенах которого черной краской были выведены большие буквы V и R. Войдя внутрь, журналисты оказались в прокуренном помещении, где за столиками сидели смуглые мужчины в шапках-ушанках. При звуках открываемой двери все повернулись и посмотрели, кто пришел. Один из местных пробурчал, судя по интонации, что-то оскорбительное в адрес девушек.
– Может, нам лучше уйти? – испуганно прошептала Шанталь.
– Иди, иди, не бойся, – засмеялся Жерар. – Уж я-то смогу вас защитить.
Посетители внимательно следили за незваными гостями и явно не собирались уступать дорогу. Жерару пришлось локтями расчищать себе путь к стойке – длинному столу, уставленному стаканами и бутылками. Сзади неслись угрожающие выкрики и издевательский смех.
– Он меня лапает! – возмутилась Констанс.
– Не обращай внимания, – посоветовал Жерар, начавший немного нервничать. – Мы быстро выпьем и уйдем.
Управляющий – худощавый усач – с мрачным видом поставил перед ними три кружки пива. Посетители никак не могли угомониться – наоборот, с нахальным видом подходили все ближе. Констанс – более эффектной, чем Шанталь, и несмотря на мороз одетой намного легче, – доставалось больше всех.
– Дикари какие-то, – пробурчала она. – Отвяжитесь от меня.
– Чего ты боишься? – Шанталь не удержалась, чтобы не съязвить. – Ведь Жерар нас защищает.
Вдруг из-за спин собравшихся донесся властный голос, что-то приказавший по-румынски; все сразу притихли и отошли от журналистов. Он принадлежал человеку за сорок – высокому, в элегантном пальто из верблюжьей шерсти, с тонкими светлыми усами и аккуратно постриженной челкой. Посетители расступились, и он подошел к иностранцам.
– Господа, прошу простить дурные манеры этих людей, – сказал он на безупречном французском. – Все это последствия феодальной диктатуры, которую мы только что свергли.
«Как он понял, что мы французы?» – с удивлением подумала Шанталь. Казалось, что коллеги и вовсе не заметили этой странности.
– С кем имеем удовольствие говорить? – Констанс одарила спасителя одной из своих самых обворожительных улыбок.
– Йон Ремесул, – слегка поклонившись, представился незнакомец. – Меня зовут Йон Ремесул. Если вам что-нибудь понадобится в этом районе Тимишоары, можете назвать мое имя. Меня все знают.
– Вы из Фронта национального спасения? – поинтересовалась Шанталь.
Присутствующие в баре, очевидно поняв смысл вопроса, зашумели.
– Нет, что вы, – нахмурился Ремесул. – Здесь живут ультраправые. Нам не нужны коммунисты – ни старые, ни новые.
Шанталь ничего не сказала в ответ. Жерар хотел расплатиться за три недопитых пива, но управляющий, бурча что-то себе под нос, покачал головой.
– Он говорит, что мои гости не должны платить, – с самодовольным видом объяснил Ремесул, перестав хмуриться. – Здесь вам любой так скажет.
Жерар и Констанс рассыпались в благодарностях, но Ремесул остановил их, прикрыв глаза и подняв ладонь. Как раз тогда Шанталь показалось, что все трое знакомы друг с другом, хотя в разговоре они никак не дали этого понять. Может, Жерар и Констанс ехали именно в этот бар, и она случайно оказалась на заранее назначенной секретной встрече. Они ведь не просто коллеги, а конкуренты. Журналисты часто скрывают свои связи с информаторами, от которых можно получить эксклюзив.
Йон Ремесул украдкой посмотрел на Шанталь. Увидев, что та поглощена своими мыслями, взял ее под руку по дороге к выходу.
– Я могу что-нибудь для вас сделать?
Вопрос вывел ее из задумчивости.
– Нет, спасибо… Хотя… да. Мне бы хотелось поговорить с тем пастором-евангелистом, с которого всё началось [21].
Ремесул скорчил гримасу и ответил, только когда они вышли на улицу.
– Он венгр. Я не имею дела с венграми.
Жерар хотел что-то сказать, но сдержался. И Шанталь не решилась задавать вопросы.
– Лучше взгляните на жертв резни 17 декабря, – посоветовал Ремесул уже не таким суровым тоном. – Получите более ясное представление о том, что тут происходило.
– Да, – посещение кладбища также входило в планы Шанталь, – я бы хотела взглянуть на могилы.
– Могил нет, – ответил Ремесул. – Тела еще не похоронены, их можно увидеть.
– Какой ужас! – пробормотала Констанс.
Да и Жерара, похоже, эта идея не впечатлила.
– Мы не взяли с собой оператора, – поспешил добавить он. – Поэтому лучше вернемся в гостиницу.
– Я с тобой! – с облегчением добавила Констанс.
На мгновение Шанталь испугалась, что ее оставят одну в компании Йона Ремесула, который ей совсем не нравился. Но как оказалось, тот вовсе не собирался тратить на нее свое время.
– Господа, буду признателен, если вы меня подвезете, – сказал он. – Мне в ту же сторону.
Так значит, подозрения возникли у нее не зря? Йон Ремесул не мог знать, в какой гостинице живут Констанс с Жераром – выходит, это не первая их встреча. Немного подумав, Шанталь решила выбросить свои догадки из головы.
– Может, еще увидимся.
– Может быть, – ответил Ремесул, направляясь к машине вместе с журналистами.
Шанталь проводила их взглядом. Тем временем посетители бара вышли на улицу и кучками встали на тротуаре. Обернувшись, француженка наткнулась на их наглые взгляды.
Она поспешила сесть в свой «рено» и, бросив взгляд на карту города, включила двигатель. Надо взять интервью у пастора, хочет этого Ремесул или нет. Однако чтобы добраться до улицы Тимотея Чипариу, придется снова проехать мимо бара.
Машина Жерара уже скрылась из вида в противоположной стороне. Мужчины в ушанках теперь занимали весь тротуар, а некоторые стояли прямо на проезжей части. Когда Шанталь нажала на газ, они, как по команде, тоже пошли вперед. Она рванула и пронеслась мимо, задев пару человек. Но успела заметить в зеркале заднего вида странные отростки на голове одного из них, когда тот снял шапку.
Шанталь сглотнула, зажмурилась и снова посмотрела назад. Теперь уже слишком далеко.
Показалось, наверное, подумала она, но сердце продолжало колотиться как бешеное. Всего на какое-то мгновение ей почудилось, что в волосах человека шевелятся два длинных ослиных уха. Шанталь сделала глубокий вдох, вяло улыбнулась и попыталась сосредоточиться на управлении машиной.
Ее размышления прервали солдаты на очередном КПП, перекрывшие въезд на улицу Чипариу. Точнее, не солдаты, а вооруженные местные жители. Темные глаза, лохматые усы, кожаные жилеты. Ни у одного из них не было нашивки Фронта национального спасения.
Она показала паспорт бритому наголо угрюмому человеку. После долгих раздумий тот жестом приказал ей поворачивать назад.