– Ничего себе, как раздуто, – сразу объявил он.
– Не просто раздуто, – добавил аптекарь после быстрого осмотра. – Я бы сказал, что это зоб, если бы он находился там, где должен. На гематому совсем не похоже.
Эймерик отпустил подбородок солдата, которого всеобщее внимание очень испугало.
– У тебя всегда была такая толстая шея?
Сначала тот лишь покачал головой, вытаращив слезящиеся глаза. А потом вдруг резко выпалил:
– Это колдуны из подземелья! У каждого из нас теперь опухоли! Они делают что-то такое, из-за чего нас раздувает. Отец, помогите нам!
Солдаты окружили не ожидавшего ничего подобного Эймерика и закричали срывающимися голосами:
– Помогите нам! Благословите! Сожгите их, это дьяволы!
Они задирали одежду, закатывали рукава, рывком расстегивали пуговицы и показывали инквизитору страшные наросты с синими жилками – кто на животе, кто на шее, кто на ногах.
Оглушенный шумом, инквизитор чуть ли не в отчаянии схватил Райнхардта за руку.
– Вы что-нибудь об этом знали?
– Нет, отец, клянусь вам, – капитан опустил глаза. – Я поражен не меньше.
Улучив момент, когда крики стихли, инквизитор спросил стоявшего ближе всех солдата:
– Когда это началось?
– Сегодня утром, – тот бросился в ноги Эймерика. – Помогите нам, отец!
Наемники снова принялись умолять инквизитора предать колдунов смерти. Заслышав шум, из замка прибежали отец Хасинто и отец Ламбер.
– Что случилось? – спросил кастилец.
Эймерик, мрачный как туча, сурово глянул ему в глаза.
– Если бы я знал!
Потом повернулся к солдатам и поднял руку. Постепенно крики затихли.
– Сначала я должен понять, что произошло. Кто-нибудь может объяснить?
Один из тех, кто был постарше, оглядел остальных и выступил вперед.
– Нам нездоровится уже несколько дней, отец. Вчера вечером все вроде бы прошло, и мы с аппетитом поели. Первыми наросты заметили Ригоберт и Гонтран, они были на дежурстве и не спали. Разбудили нас, и мы увидели, что у каждого есть какая-нибудь опухоль, у кого на руке, у кого на ноге, – он показал свою левую руку, которая была вдвое толще и напоминала узловатый корень.
– Вам больно? – спросил аптекарь, осторожно дотронувшись до нее пальцами.
– Нет, я бы не сказал.
Второй солдат, невысокого роста, упал перед Эймериком на колени. У него неестественно выпирал живот.
– Это сделал тот колдун, которого вы вчера допрашивали. Отец, пожалуйста, сожгите их всех!
Солдаты снова хором заголосили, еще более жутко и истерично.
– Успокойтесь! – приказал Эймерик, хотя сам был далеко не спокоен. – Посмотрим, что можно сделать. Почему вы не доложили капитану?
– Мы не знали, где он, – самый старший по-прежнему отвечал за всех. – Увидели его только сейчас, когда он пришел за нами.
– Я спускался, чтобы осмотреть подземелье, – попытался оправдаться Райнхардт.
Эймерик ничего не сказал, а повернулся к аптекарю.
– Это может быть вызвано употреблением безвременника?
– Не знаю. Мы никогда не видели последствий, потому что от него все сразу умирали.
Такие слова могли вызвать очередной приступ ужаса и паники. Поэтому Эймерик постарался призвать солдат к спокойствию, подняв обе руки.
– Не волнуйтесь. Раз вы еще не умерли, ваша жизнь в безопасности. Что касается отеков, мы выясним, появились они от естественных причин или вызваны колдовством. В любом случае найдем лекарство, – он выразительно посмотрел на аптекаря, давая тому понять, что ждет от него подтверждения своих слов. – Вы можете им помочь?
– Попробую дать настой белладонны. Если колхикум еще не весь усвоился организмом, то это единственное достаточно эффективное средство. Но мне нужно съездить за ним в деревню.
– Тогда идите прямо сейчас и возвращайтесь как можно скорее.
Эймерик положил руку на плечо все еще стоявшего на коленях солдата и сказал, переводя взгляд с одного наемника на другого:
– Отец Ламбер сейчас отслужит мессу. Вы исповедуетесь, поговорите друг с другом. А когда аптекарь вернется, выпьете настой и вернетесь к своим обязанностям. Уверяю, вам станет лучше.
Когда аптекарь, подгоняя мула, отправился в деревню, а отец Ламбер повел солдат к часовне Сен-Клер, Эймерик обратился к Райнхардту и отцу Хасинто:
– Как видите, с каждым часом положение дел усложняется. Я сейчас же напишу Папе, чтобы он прислал нам новых солдат или, по крайней мере, вооруженных слуг. Но если их придется ждать слишком долго, я буду вынужден обратиться к Эбайлу за помощью.
– На вашем месте, отец, – покачал головой Райнхардт, – я бы не стал ему доверять.
– Я и не доверяю. Я никому не доверяю. Но вряд ли смогу выполнить миссию, имея в распоряжении солдат, в крови у которых неизвестный яд… А те, кто сейчас на дежурстве, – как они себя чувствуют?
– Я еще их не видел, – ответил капитан. – Если хотите, пойду узнаю.
– Идите, и если они тоже больны, а это очень вероятно, повторите им мои слова, сказанные остальным.
Проводив Райнхардта взглядом, Эймерик повернулся к отцу Хасинто, который с мрачным видом молча слушал их разговор.
– Вы тоже заметили нечто подозрительное?
– Да. Капитан утверждает, что спускался осматривать подземелье, и в то же время не видел солдат, которые стояли на страже.
– Точно. Не говоря уже о том, что в отличие от его людей Райнхардт выглядит здоровым. Может, ему просто не понравился суп, но это все равно подозрительно. Капитану тоже нельзя доверять.
Двое доминиканцев молча посмотрели друг другу в глаза. У обоих было стойкое ощущение нависшей угрозы, как будто темная сила медленно окружала их, отрезая от мира. И солнечный свет в долине казался слишком ярким, неестественным, словно исходил от чего-то ненормального, прячущегося в лесах или за горами. Чего-то странного и пугающего.
Наконец отец Хасинто с теплотой в голосе заговорил:
– Думаю, ни вы, ни я никогда не сталкивались с такой запутанной ситуацией, магистр. А до Авиньона далеко. Что вы собираетесь делать?
Эймерик присел на ствол поваленного дерева.
– Давайте трезво оценим положение дел, – хмуро предложил он. – Кто-то пытался отравить наших солдат или, по крайней мере, оставил здесь яд. Капитан Райнхардт по неизвестной причине не ел то, что ели остальные, а ночью куда-то уходил, не раскрывая истинную цель ни своим людям, ни нам. В долине полно чудовищ – наполовину людей, наполовину животных. В Шатийоне, по словам аптекаря, люди рады аресту еретиков, и никто не приходит забирать тела убитых… – Вдруг Эймерик резко замолчал, словно ему в голову внезапно пришла какая-то мысль. – Кстати, тела. Вы не знаете, где их похоронили? Надеюсь, не в освященную землю?
Отец Хасинто тоже присел на бревно, аккуратно приподняв край белой рясы.
– Палач сказал, что трупы забрали люди Семурела. Они повезли их в Беллекомб.
– В Беллекомб? – Эймерик посмотрел на него во все глаза. – Почему туда?
– Насколько я знаю, там посреди леса стоит цистерна, куда сбрасывают тела врагов церкви. Раньше туда сваливали трупы животных, больных язвой, чтобы никто не заразился. А теперь – останки тех, кто не достоин отпевания, это уже местный обычай.
– Беллекомб… – Эймерик прищурился, напрягая память. – Да, точно, это то место, где Семурел поселил своих чудовищ.
– Именно.
– Семурел, Семурел! – Эймерик вскочил на ноги, сжав кулаки. – Вся эта паутина кажется делом его рук. И какая паутина! Наши солдаты, прежде чем их поразил непонятный недуг, ни с того ни с сего передрались друг с другом, а до этого устроили резню еретиков без всякого приказа. Пленникам откуда-то известно оскорбительное прозвище, которое мне дали их собратья из Кастра много лет назад. А этот Отье, Filius major секты…
– Ну хоть от него мы что-то узнали, – сказал отец Хасинто, стараясь успокоить разгневанного инквизитора.
– Узнали? – нервно захохотал Эймерик. – Мы ничего не узнали! Потому что Пьера Отье сожгли 9 апреля 1310 года после судебного разбирательства, получившего широкую огласку. Он был предводителем катаров Лангедока. Вы меня понимаете? Мы допрашивали человека, который уже больше пятидесяти лет как мертв!
– Но тогда… – только и смог вымолвить отец Хасинто, пораженный до глубины души.
Эймерик не дал ему собраться с мыслями.
– Мы должны сделать три вещи, – взволнованно начал он. – Во-первых, допросить заключенных, даже если придется использовать пытки. Второе – съездить наконец в Беллекомб, каштановую рощу и лес, о которых вы говорили. Помните слова Отье? «Стена в лесу». Я не удивлюсь, если этот лес там. В-третьих, попытаться узнать у жителей Шатийона обо всем, что связано с нашим делом. Но есть и четвертая задача, которую я прикажу выполнить, когда у меня появятся боеспособные солдаты, – арестовать Семурела, допросить его, как остальных, и сжечь вместе с ними.
Отец Хасинто хорошо знал, какие приступы гнева порой случаются у Эймерика, и всегда их боялся.
– Но позволит ли Эбайл сделать это? – дрожащим голосом возразил он.
– А у него есть выбор? Если не позволит, то будет отлучен от церкви! – в голосе Эймерика звучала ярость. – Они забывают, что я инквизитор, прямой представитель Папы, стоящий выше самого епископа! Если Эбайл будет сопротивляться, я уничтожу его так же, как Семурела, ожившего Отье и остальных сынов дьявола!
Вдруг инквизитор замолчал. Ему снова показалось, что руки и ноги существуют отдельно от тела. И так явно, что даже в глазах помутилось.
Увидев, как Эймерик пошатнулся, отец Хасинто поднялся и подошел к нему поближе. Хотел поддержать под локоть, но не осмелился, хорошо зная о ненависти инквизитора к прикосновениям.
– Вам плохо? – спросил он.
Эймерик пришел в себя. Отступил на шаг в сторону и сказал:
– Ничего страшного, просто голова закружилась. Как думаете, мы можем доверять палачу и его помощникам?
– Да. В прошлом они оказали Святой канцелярии большие услуги.
– Хорошо. Теперь нам остается рассчитывать только на них и, разумеется, на сеньора де Берхавеля. Убедитесь, что они не ели безвременник.