Когда девушка повторила вопрос, отец Хасинто улыбнулся.
– Все зависит от количества семян. Если они маленькие и сухие, как те, которые катары съели в Монсегюре, разум останется нетронутым.
– Потому что он не изменяет холинэстеразу, – пробормотал Лумис. – Граф и до этого додумался.
– Вы о чем? – спросил Семурел.
– Неважно, не обращайте внимания, – дернул плечом Лумис.
– Главный риск был в том, чтобы не произошло слияние с каким-нибудь животным. Но прежде чем войти в воду, я тщательно все осмотрел. А через много лет узнал, что Бернье, которого, как и меня, выпустили и тоже посвятили в тайну катаров, постигла ужасная судьба. В источнике, куда он окунулся, утонула собака…
Девушка заметила, что Лумис снова проявляет нетерпение. И предупреждая очередную вспышку гнева, сказала:
– Теперь, отец Хасинто, вы будете отвечать только на мои вопросы, без всяких отступлений. Вы меня поняли?
Священник прищурился и отвернулся от окна. По лбу его струился пот.
– Да.
– Почему сейчас вы иезуит, ведь много веков назад были доминиканцем?
– За три века я пожил во многих монастырях, и отовсюду, рано или поздно, мне пришлось уйти. Монахи старели, а я нет. Меня могли обвинить в колдовстве. В 1633 году в Трире я познакомился с отцом Фридрихом Шпее, иезуитом. Он тоже был инквизитором, как и я, но, глядя на зверства инквизиции, пришел в ужас и написал книгу, в которой осуждал ее. Доминиканцы ненавидели отца Фридриха. Он оказался открытым и щедрым человеком, и под его влиянием я вступил в орден иезуитов. На этот раз я решился рассказать свою историю без утайки – отцу Фридриху и руководству ордена. Мне было слишком много лет, чтобы продолжать скитаться, не пуская корней, не имея своей крыши над головой.
– Ну наконец-то! – воскликнул Лумис. – Спросите, какое отношение к источникам имеют иезуиты.
– Монахи в руководстве ордена, – отец Хасинто говорил об этом, как о чем-то обыденном, – поверили в правдивость моего рассказа и приняли меня. Однако приказали хранить ту историю в строжайшем секрете. Думаю, они даже Ватикан не поставили в известность. После смерти Шпее в 1635 году о секрете безвременника знал лишь я, генерал ордена и еще пара человек. Мне поручили следить за источниками Вифезды – это задание повторяли все генералы, сменявшие друг друга во главе ордена. Свою обязанность я исполнял три столетия, переезжая из одной страны в другую, потому что в отличие от меня мои собратья старели и разница между нами становилась очень заметной. А потом, лет сорок назад, случилось нечто непредвиденное.
– Что именно? – спросила врач, видимо, заинтересовавшись рассказом пациента.
– Некий Виорел Трифа, бывший предводитель Железной гвардии и глава крайне подозрительной церкви румын, покинувших родину, посетил, один за другим, все чудодейственные источники, которые мне было поручено охранять. Казалось бы, ничего особенного, ведь большинство этих мест считаются святынями или курортами. Но Трифа уж слишком подробно обо всем выспрашивал и, главное, настойчиво искал встреч с потомками древних хранителей лемуров.
– Спросите его, – Лумис старался не упустить ни слова и напрягся, как хищник, почуявший добычу, – спросите, не тогда ли он впервые попытался втереться к нам в доверие.
Этот вопрос отец Хасинто проигнорировал.
– Я ошибочно решил, что Трифа действует сам по себе – думал, просто его церковь хочет завладеть нашей тайной. И потратил слишком много времени на то, чтобы следить за его перемещениями, не предполагая, какая огромная команда на него работает. А когда я это понял, всех потомков древних хранителей источников уже завербовали в организацию Трифы, RACHE. Однако на самом деле она называлась Hilfsorganisation – Общество взаимопомощи, и руководили ею нацистские преступники.
Лумис улыбнулся доктору Семурелу, но тот не ответил.
– Не все новые члены знали, какие цели на самом деле преследует RACHE. Например, Теодора Сеелмура, совсем юного сына хранителя источника в Уэльсе, заманили в экстремистскую группировку. Чтобы пройти ритуал посвящения, он должен был осквернить еврейское кладбище на юге Франции. Нам удалось помешать RACHE, но теперь Сеелмур предстанет перед судом в Англии за убийство фаната соперничающей футбольной команды. И все же его можно назвать невинной жертвой по сравнению с другими – такими, как мексиканец Мурелес или румын Ремесул – те встали во главе RACHE и прекрасно представляли ее цели и средства.
По кивку Лумису девушка поняла, какой вопрос нужно задать следующим.
– Как вы проникли в RACHE?
– Я уже сказал, что мне удалось напасть на след Трифы. Общество не хотело, чтобы слишком многие были в курсе происходящего, – это звучит забавно, учитывая мой возраст. В общем, действовать приходилось в одиночку. Зато меня ничего не связывало. Я познакомился с Трифой, подружился с ним и втерся в доверие. О том, что RACHE – это и есть Общество взаимопомощи, мне стало понятно почти сразу, но чтобы до конца разобраться в ее структуре, потребовались годы. Я с ужасом узнал, что нацистский биолог, Якоб Граф, в свое время воссоздал в лаборатории химические процессы, раскрывающие тайну безвременника. Фактически боссы RACHE делали деньги на регенерации человеческих органов, которые продавали тем, кто нуждался в пересадке; а некоторым заказчикам, людям без совести, даже целые тела – живые, как древние лемуры катаров. Этих монстров использовали в качестве солдат в войнах, совсем еще недавних.
Лумис заметно забеспокоился. Видимо, боялся, что священник расскажет слишком многое.
– Пусть не вдается в детали.
Доктору не пришлось просить пациента дважды. У измученного до крайности отца Хасинто уже не было сил углубляться в подробности.
– В 1987 году Трифа умер в Румынии, а я остался в Обществе взаимопомощи в качестве советника некоего полковника Дольмана, одного из самых высокопоставленных лиц организации. В последующие годы я всеми силами препятствовал ее деятельности, но, как это ни прискорбно, она разрасталась и крепла. Одного я не мог понять. RACHE построила лаборатории по всему миру, где нацисты использовали открытия Графа. Но зачем они то и дело возвращались к природным источникам?
– И что в этом странного?
– Это же два совершенно разных пути. Источники никак не связаны с экспериментами Графа. Они лишь напоминают о событиях давних времен, которые пережили я и Эймерик. Трифа что-то скрывал от меня. Он утверждал, что на мысль об источниках его натолкнул доктор Мурелес после изучения чудес святилища Чимайо. Но у меня закралось на первый взгляд абсурдное подозрение…
– Какое?
– Что я не единственный пережил ужасы Шатийона. Благодаря безвременнику кто-то еще остался в живых и стал сотрудничать с нацистами. Главное имя знал Мурелес…
– С чего вы это взяли?
– По словам Трифы, именно Мурелес в своих исследованиях отклонился от науки и обратил внимание на естественные процессы. История о том, что все это благодаря святилищу Чимайо, меня нисколько не убеждала. Поэтому, с разрешения Дольмана, я поехал в Гватемалу и обнаружил, что RACHE развернула там поистине чудовищную деятельность.
– Почему чудовищную? – подавив зевок, спросила врач.
– В первую очередь потому, что в специальной клинике рождались дети с ненормальным количеством органов, которых впоследствии «опорожняли» для снабжения рынка США. Американский «зеленый берет», который был советником командира печально известной своей жестокостью роты «Кобра» гватемальской армии, раскрыл мне многие тайны. Его звали Ричард Да Коста.
– А где он сейчас? – закричал в трубку Лумис. – Куда делся?
Когда врач повторила вопрос, отец Хасинто улыбнулся.
– Он арестован Революционным союзом Гватемалы. Скандал с торговлей детскими органами постепенно получает огласку. Но Да Коста еще не сказал своего последнего слова.
– Вы начали говорить – в первую очередь. А что еще? – немного помедлив, спросила врач.
– В гватемальской клинике Мурелес собрал коллекцию монстров. В результате экспериментов, проведенных согласно теории Графа, получались безволосые и безмозглые существа. Но были и другие – люди с головами лошади или осла, собачьими лапами, глазами мыши или ящерицы, с клешнями вместо пальцев. Я сразу заподозрил, что эти чудовища выведены не в лаборатории, а в естественных условиях – с использованием колхицина, горячей сернистой воды и ветра. В общем, я понял, что кто-то рассказал Мурелесу о существовании источников Вифезды, и он лично пытается проверить обоснованность этой гипотезы.
– Вам удалось подтвердить свои подозрения?
– Нет. Мне пришлось уехать из Гватемалы – сначала в Румынию, потом во Францию. Информаторы сообщили о действиях двух потомков хранителей лемуров, Сеелмура и Ремесула. О Сеелмуре я вам рассказал. Ремесула тоже арестовали – сейчас он ожидает суда в Бухаресте.
– Вы не пытались выяснить, кто был другой выживший, кроме вас?
– Нет, потому что вы меня схватили. Как раз в тот момент, когда я хотел проверить, не сам ли это Николас Эймерик. А кто еще мог рассказать об источниках?
– Но разве Эймерик не потерял рассудок? – спросил Лумис.
Когда доктор повторила вопрос, отец Хасинто посмотрел на стекло, прямо в ту сторону, где стояли Лумис и Семурел.
– Не больше, чем вы.
– Достаточно, – Лумис бросил взгляд на часы. – Мне пора.
– Можно его будить? – спросил Семурел.
– Да, правда, мне интересно, насколько глубоко он спал. – Лумис пошел к двери, а потом обернулся: – Еще один вопрос.
– Слушаю вас.
– Можно ли сделать так, чтобы он обо всем забыл? Я имею в виду не только этот допрос, но и его прошлое. Эймерик, лемуры, источники и тому подобное.
Доктор был поражен.
– Так вы верите в эту историю?
– Не важно. Я спрашиваю, можно ли это сделать?
– Да, но понадобится много сеансов и глубокое проникновение в психику. Пациент сложный, вы сами в этом убедились.
– Может, не придется этого делать, – губы Лумиса тронула улыбка. – Однако если мы решим оставить его в живых, будьте готовы.