– Слушаюсь.
Увидев Лумиса, мисс Пенланд тепло улыбнулась:
– Как дела, Гомер?
– Спасибо, Бетти, неплохо. Можно?
– Минутку, сейчас узнаю.
Бетти Пенланд и Гомер Лумис познакомились в 1956 году, в Атланте, когда вступили в небольшую группу рабочих, увлеченных нацистскими идеями. Сейчас же Пенланд было примерно двадцать пять, а Лумису – тридцать шесть.
Пару секунд подержав трубку у уха, Бетти снова улыбнулась:
– Иди скорее, он тебя ждет.
Лумис всегда чувствовал волнение, переступая порог самого главного зала всей RACHE, спрятанного на глубине двадцати двух метров под землей Санта-Фе. Войдя в дверь, он щелкнул каблуками и вытянул руку вперед в качестве приветствия. Спиной к Лумису стоял упитанный старик с гладко выбритым черепом. Он смотрел выпуск новостей о неудавшемся свержении Михаила Горбачева.
Когда диктор закончил, старик выключил телевизор и повернулся к Лумису.
– Бросьте вы это приветствие, – его грубоватое лицо расплылось в улыбке. – Времена уже не те.
Старик с трудом подошел к большому столу. Опустился в кресло, заскрипевшее под его весом. Подозвал Лумиса к себе и сказал:
– Мне доложили, что вы его схватили.
– Да, – тот сверкнул глазами. – Его зовут отец Хасинто Корона, испанец, иезуит. Он довольно давно проник в наши ряды.
– Я уже все знаю. И видеозапись допроса тоже смотрел. Однако не верится, что он действительно находился под гипнозом.
– Мне тоже, – кивнул Лумис. – В лучшем случае, с помощью процедур мы смогли ослабить его защиту.
– Зря мы стали изучать воды Лурда, – нахмурился старик. – Из-за этого дурака Трифы иезуиты вышли на наш след. Не надо было даже начинать. К тому же никакие целебные источники и чудодейственные воды нам больше не нужны.
Повисла пауза. Старик почти с нежностью посмотрел на бюст Якоба Графа, стоявший на краю стола.
– Подумать только, что я еще досадовал, когда фюрер в бункере передал Графа на мое попечение, – пробормотал он. – А ведь мы обязаны ему всем!
– Даже жизнью, – кивнул Лумис.
– Да, даже жизнью. Хотя жизнью мы обязаны не только ему, – старик окинул задумчивым взглядом огромный ящик, стоявший в углу зала, и резко контрастировавший с изысканной современной мебелью. Потом поднялся на ноги. – Мы можем использовать иезуита для обмена. Сколько наших попало к ним в руки?
– К сожалению, довольно много, – Лумис начал загибать пальцы. – Человек десять, по меньшей мере, в том числе Сеелмур и Ремесул. Если верить священнику, Да Косту схватил Революционный союз Гватемалы. Но что еще хуже – с ним взяли Мурелеса, который знает намного больше, – с этими словами Гомер, нахмурившись, бросил взгляд на сундук.
– Черт подери, и как только Трифе пришло в голову изучать этот Лурд! – воскликнул старик. А потом добавил, немного спокойнее: – Полагаю, они согласятся на обмен. Где вы нашли отца Корону?
– Недалеко от Шатийона, деревушки на севере Италии. Он исследовал там остатки древнего источника, который когда-то интересовал и нас. Но мы отказались от этой затеи, потому что c 1600 года его воды текут по другому руслу, через соседний город Сен-Венсан. О том, что там бродит какой-то иезуит, нам сообщил как раз доктор Семурел.
Старик крутанул кресло и посмотрел на висевшую за спиной карту мира, испещренную кружочками.
– Север Италии. Понятно. И он по-прежнему в Сен-Венсане?
– Да, в клинике Семурела. Но мы собираемся перевезти его в наш филиал в Бетесде, штат Огайо, а потом подвергнуть стандартным процедурам.
– Нет. Хватит торговать органами и телами направо и налево. Такими мелочами пусть занимаются другие, – старик снова повернулся в кресле. – Благодаря этому человеку, – он указал на бюст Графа, – нам удалось сначала сделать себя почти бессмертными, а потом обеспечить финансирование нашим проектам, продавая органы и тела. Но с этим покончено.
– Вы собираетесь перейти к третьему этапу?
– Да, – в глазах старика вспыхнул огонек. – Возрождение расы. Группа бессмертных, управляющих сильными, как быки, атлетами-полиплоидами. В ближайшие месяцы мы начнем проводить цепную реакцию колхосульфетилбихлоразы на первой группе эмбрионов человека. И будем ждать результатов. Время у нас есть, – он ухмыльнулся, но тут же снова стал серьезным. – Никаких процедур над заключенным. Выясните, что Хасинто делал в той деревне.
– Семурел сказал, что иезуит бродил по развалинам древней башни, стоявшей над источником, о котором я говорил. Он даже попросил у кого-то лопату, чтобы раскопать обломки. На следующий день Семурел решил узнать, что искал священник, и обнаружил забавную вещь.
– Какую?
– Когда он раскидал камни, из руин вылез человек средних лет, видимо, все эти годы просидевший в темнице башни, – Лумис наслаждался изумлением, появившимся на лице старика. – В лохмотьях, глаза навыкате, совершенно безумные. Вслед за ним выползло целое полчище тараканов. Угадайте, кто это был?
– Эймерик? – высказал предположение старик.
– Я тоже так думаю, – кивнул Лумис. – Отец Корона считает, что это магистр рассказал нам об источниках Вифезды, – Гомер бросил взгляд на сундук. – Он даже не представляет, как все было на самом деле.
– Вы допрашивали Эймерика?
– Нет. Он хоть и остался жив, но совсем спятил. Все время что-то бормочет – то ли по-французски, то ли на каком-то другом языке. Повторяет свое имя и еще одну и ту же фразу.
– Какую?
– «Кто я»? – рассмеялся Лумис. В глазах Мартина Бормана промелькнул веселый огонек.
Попрощавшись с Лумисом, Борман подошел к ящику в углу зала. Повозился у боковой стенки и открыл дверцу. За ней оказалась деревянная, очень частая решетка. Внутри кто-то суетливо завозился, ворочаясь в тесном пространстве.
– Бернье, ты слышал? Твой старый учитель тоже жив. Что-то вас, людей Средневековья, развелось слишком много.
Снова послышался шорох, а потом очень хриплый, почти лающий голос спросил:
– Людей?
– Ты прав, – засмеялся Борман, – это не про таких, как ты. Как долго ты уже коптишь небо?
Повисла недолго пауза, а потом голос прошептал:
– Веками.
– Точно. Пока Мурелес не нашел тебя в балагане Мехико. Теперь он в руках наших врагов, но скоро мы его вытащим, – Борман кивнул и собрался закрыть дверцу. – А сейчас мне нужно работать. Хочешь чего-нибудь, Бернье? Печенья?
Сквозь решетку просунулась собачья лапа.
– Я хочу умереть, – умоляюще прохрипело существо.
– Нет, Бернье, ты нам еще пригодишься.
Борман резко захлопнул дверцу. Бернье, едва успевший убрать лапу, сдавленно взвизгнул и заскулил. И снова воцарилась тишина.
Эпилог
Через щель у основания башни по-прежнему доносились крики осужденного. Эймерик прислушался к ним, наморщив лоб, потом повернулся к сеньору де Берхавелю:
– Этот несчастный все еще не понимает, кто он. Разве такое возможно?
– Он окончательно лишился рассудка, – пожал плечами нотариус. – Не смог вынести мысли о том, какая судьба ему уготована. Ему, Эймерику де Куарту, могущественному епископу Аосты.
– Когда я тащил его сюда после подмены, Его преосвященство уже был сам не свой, – подтвердил мастер Филипп, опиравшийся на кирку. – Все время твердил, что он – не тот Эймерик. А под конец совсем запутался.
Колокольни долин прозвонили Первый час. В лучах солнца, озаривших горы на востоке, ледники засверкали белизной. Было очень холодно, но инквизитор не обращал на это внимания.
– Мастер Филипп, начинайте, – приказал он. – Достаточно сломать перекладину, и дыру завалит камнями. Этот защитник еретиков окажется запертым здесь навечно.
– Вы вынесли ему смертный приговор? – вопросительно выгнул брови нотариус.
– Если его покровитель – я имею в виду дьявола, – будет милостив, то позаботится о том, чтобы смерть пришла побыстрее, – инквизитор безразлично махнул рукой. – Но я надеюсь, что он останется жертвой проклятия своих дружков-катаров и веками будет жить в этом колодце. Поэтому я набил ему рот безвременником. Пусть подумает, какая судьба уготована недостойным епископам, времени у него достаточно.
Филипп взялся за кирку. Хватило одного удара. Полетели искры, раздался треск, старые камни начали оседать, поднимая облако пыли. Инквизитор, Берхавель и палач поспешили отойти в сторону. Одна стена башни рухнула, стали видны большие валуны фундамента. Подход к цистерне оказался закрыт.
Эймерик бросил последний взгляд на развалины и вслед за своими спутниками поспешил к лошадям, пасущимся на краю поляны.
– Сеньор де Берхавель, я обязан вам жизнью, – инквизитор попытался улыбнуться. – В решающие моменты вы оказываете мне неоценимую помощь, вас посылает сама судьба.
– Я бы не назвал это судьбой, – пожал плечами нотариус. – Вы сами приказали мне оставаться в замке на случай возвращения Семурела. И вы же предложили вести себя как предатель, если что-то пойдет не по плану.
– Всегда нужно оставлять пути к отступлению, – простодушно ответил Эймерик. А потом добавил: – Нет, сеньор де Берхавель, именно ваша проницательность спасла меня. Ведь вы сами расписали епископу, какими полномочиями наделил вас Авиньон, и предложили сопровождать его в Аосту.
– Не стоит умалять свою значимость, магистр, – засмеялся Филипп, поправлявший упряжь. – Я нисколько не преуменьшаю заслуги сеньора нотариуса, но именно вы посоветовали мне сделать вид, что я бросаю вас в трудный момент, и связаться с сеньором де Берхавелем. Вы все предвидели.
– Нет, не все, – покачал головой Эймерик. Он уже сел в седло и взял поводья. – Только когда старуха сказала, что исполнять приговор будет палач Шалланов, я понял – надежда еще есть. Ведь у Эбайла нет палача, он мне сам говорил.
– Эбайл – глупец, – с хитрым блеском в глазах заметил сеньор де Берхавель. – Когда я сказал, что могу порекомендовать подходящего человека, у него даже не возникло подозрений.
– Все благодаря вашим заслугам и поручительству епископа.
Они молча поскакали по лесу; сквозь ветви уже просачивались первые лучи солнца. Остановились только на тропинке, огибающей деревню прокаженных, и спрыгнули с лошадей.