– Да, только мы называем его MANU. Я вхожу в команду доктора Ману.
– Она и есть команда Ману, – заявил Новак, желая дать понять, что эта красивая девушка – будущее полицейских расследований.
– Что ж, это гораздо интереснее, чем наша работа в Пекине, – сказал Чжун.
– Важнее вашей работы нет ничего, профессор Чжун, – возразила Мэй. – Вы меняете мир.
– Мир не меняется, Мэй. Он лишь раскрывает себя.
Они втроем прогулялись по длинному футуристическому коридору. Впервые в жизни Мэй Ни, своевольная сельская девушка из Ушаня, ощутила пьянящий эффект успеха. Цзао Чжун был полубогом в области машинного обучения и, по слухам, стоял за самыми важными архитектурами китайской системы социальных кредитов. В свои 46 лет он был неугомонным первопроходцем, частью истории страны, а также автором самого глубокого исследования по решению проблемы управления искусственным интеллектом. Мэй также заметила, бросив застенчивый взгляд, что он весьма симпатичный мужчина.
– У нас с доктором Новаком давние отношения, – начал Чжун.
– С того времени, когда Европейский союз и Китай только начали сотрудничать в сетевом пространстве, – добавил Даниель.
– Он попросил меня ознакомиться с вашей программой.
Мэй едва удержалась от вздоха.
– Конечно. Доктор Ману…
– Доктор Ману всегда предоставляет нам свободный доступ, – вставил Новак, – но сейчас его нет в Сингапуре.
– Не окажете ли вы мне честь, лично ознакомив с основными пунктами? – спросил Чжун.
При любых других обстоятельствах Мэй Ни сослалась бы на недостаточную разработанность экспериментальной программы и любезно предложила обратиться к своему непосредственному начальнику, находящемуся в Греции. Но профессору Цзао Чжуну она сказала только:
– Я к вашим услугам.
Они провели два часа бок о бок на ее рабочем месте, где, по настоянию Новака, Мэй подробно объяснила программную архитектуру многофакторного анализа сетевых блоков. Чжун слушал внимательно, почти не перебивая, задавал вопросы о ключевых вариантах архитектуры и время от времени просил провести демонстрацию. Поскольку обсудить успели далеко не все, разговор решено было продолжить в кафетерии лаборатории. Словно зачарованная, Мэй слушала рассказ знаменитости о его собственной работе, в том числе о взаимодействии китайского правительства с «ТенСент», «Байду», «Алибабой» и другими крупными компаниями.
– Мы работаем ради достижения общей цели.
– Я бы хотела, чтобы и у нас все было так же, – призналась Мэй. – Иногда приходится буквально умолять. Или гонять данные вручную.
– Верно, – улыбнулся Чжун. – Наша проблема не в данных.
Он попросил называть его Цзао. Официально он значился главой Центра статистики и машинного обучения при Университете Цинхуа в Пекине, но, по слухам, при составлении пятилетних планов партия отдавала предпочтение Цзао перед Мао.
– Проблема в политиках, – добавил он. – В том, что они понимают, чего они не понимают, что они якобы понимают… Но это верно в отношении всех стран. С данными или без них.
– Разделение интернета на восточный и западный – это преступление! – неожиданно для себя самой выпалила Мэй.
Он не ответил, но кивком выразил молчаливое согласие.
– У нас есть возможности для решения множества проблем, – пояснила она. – Все, чего не хватает нашим моделям, это конечные точки.
– Эпидемии. Болезни. Кто знает, что еще принесет будущее? – согласился Цзао. – А что вы делаете в этом мире, Мэй?
– Я… – Она вздохнула, разводя руками.
– Никогда не сдавайтесь, Мэй. Идите туда, где найдете лучшие данные.
Она улыбнулась.
– Вы предлагаете мне работу, профессор Чжун?
– Еще нет. Но у меня такое чувство, что скоро вы попросите у меня доступ к данным.
– Я не вернусь в Китай, – сказала Мэй. – Наша работа здесь имеет огромное значение.
– Да, это здорово, – согласился он, откидываясь на спинку стула и переводя дыхание. – До тех пор, пока вы делаете ее правильно.
Ее глаза на мгновение вспыхнули, готовые поглотить все.
– Шестнадцать подозреваемых в убийстве, про которых вы говорили… – мягко начал Цзао.
– Да? – Мэй затаила дыхание.
– Это много.
– Почему? – Казалось, его ответа ждал весь мир, все, что было, и все, что когда-либо будет.
– О… я не могу вам сказать, мисс Ни.
Она вопросительно посмотрел на него – в его глазах играл игривый блеск.
– Если скажу сейчас, то лишу вас веской причины показывать мне Сингапур, – сказал Цзао.
46
Избегая Марина-Сэндс и делового района, Мэй заказала столик на двоих в открытом трамвае, путешествующем по парку «Ночное сафари». В этом было что-то сюрреалистическое: молодые пары и семьи отправлялись навстречу приключениям под звуки африканской музыки, чтобы понаблюдать за ночной жизнью животных.
Здесь, на свободе, вне стеклянных стен Интерпола, Цзао Чжун выглядел еще моложе. Каждый из них воспользовался моментом, чтобы перед встречей привести себя в порядок. Мэй появилась в простой блузке на пуговицах и темном джемпере с v-образным вырезом, как будто собралась на собеседование, а не на вечернюю прогулку. Она знала, что ребята на работе называют это парадной формой Мэй, поскольку обычно она выглядела одинаково каждый день; но эта форма была ей к лицу.
Она начала разговор:
– Вы часто бываете в Сингапуре?
– Бывал несколько раз, – признался он с улыбкой. – Сингапур – это не только банки и танкеры. Через него проходят подводные кабели.
– Не говоря уже о слонах. – Мэй кивком указала на слоновье стадо, совершающее вечернюю прогулку.
– Конечно!
– Ладно, Цзао, – не выдержала она. – В чем наша ошибка?
– То, что вы сделали, очень умно, – начал он. – Вы взяли поведенческие паттерны и выстроили их в иерархическую систему. И конфигурировали сообщения, полученные из социальных сетей. Чтобы сопоставить их с характеристиками людей, способных на убийство, и – если я вас правильно понимаю – с определенной категорией убийств.
– Мы рассматривали множество асоциальных черт по ключевым словам, тегам…
– Верно, фильтры по ключевым словам, анализ эмоций и особенностей реальных преступлений. Вы обрабатываете их без когнитивных искажений, свойственных человеческой логике, в регрессионном анализе с учетом социально-исторического контекста. Остановите меня, если я ошибаюсь…
– Нет, вы правы.
Но Мэй устала чувствовать себя школьницей, чей проект оценивает учитель. Она заказала у официанта еще джина с тоником. Не желая отставать, Цзао заказал то же самое.
Трамвай замедлил ход; они приближались к малайским тиграм, и многие зрители затаили дыхание.
– Проблема вот в чем: вы помещаете того, кто ищет буи – как в случае с убийствами на Миконосе, – в тот же кластер, что и получателя рекламы подводной охоты. Вы не ищете вортекс.
– Вортекс?
– Ну, водоворот, воронку. Так это называют ребята, изучающие в университете гидродинамику. Вы предполагаете, что преступники получают одинаковое количество постов, основанных на их характеристиках. Но иногда люди получают гораздо больше, потому что попадают в алгоритмический вортекс. Каждый рекламодатель уведомляет другого о появлении определенного потребительского профиля.
Чжун огляделся.
– Взять, к примеру, этих тигров. Вот так же ведут себя рекламодатели, когда находят свежее мясо. В вашей системе отсутствует важный параметр, из-за чего она становится слишком нейтральной. Помните, наш мир упрям и самонадеян.
– И ваш вывод…
– Очевидно, у нас одна и та же проблема. Но у нас есть прямой доступ к их алгоритмам. Китайские рекламные программисты обязаны загружать все на «ГитКафе». Так что мы знаем, мы видим, и мы конфигурируем.
– Мы получаем статистику повторяемости рекламы.
– Конечно, от одного или двух гигантов. Но в вашей системе присутствуют тысячи микропровайдеров. Агентство в Великобритании. Сетевой брокер в Эмиратах. В этом хаосе вы теряете всякое представление о функционировании целого. Вы получаете только выходные данные. Мы получаем всё.
– Понимаю, – тихо, обдумывая услышанное, сказала Мэй.
Принесли напитки. В какой-то момент Мэй вдруг осознала – с грустью и опасливостью, – что ее родина оказалась более продвинутой в том, что пытались сделать они здесь. Она вырвала себя с корнем и приехала в Сингапур за передовыми технологиями, но ее прошлое проскользнуло вперед, как малайский тигр в ночи. И оставило ее позади.
Цзао, внимательно наблюдавший за ней, по-видимому, все понял.
– Конечно, неопределенность можно несколько уменьшить, – сказал он, прерывая ее размышления. Его губы влажно блеснули.
– Как?
– Вопреки распространенному мнению, «Фейсбук» и «ВиЧат» не одни и те же во всем мире. Они не везде работают одинаково. На самом деле это локализованные инструменты.
– Верно, – сказала Мэй. – Было бы невозможно – я имею в виду, слишком дорого – запускать такой объем кода централизованно.
– И что бы это значило для архитектуры их систем?
– Что они… что они более… уязвимы.
Цзао внимательно наблюдал за ней.
– В каком отношении? – спросил он.
Она внезапно вскинула голову.
– Во всех.
Профессор Чжун улыбнулся. А Мэй острее, чем когда-либо, почувствовала себя школьницей.
47
Ему послышалось напряжение в голосе Мэй. Он представил, как она крадется по глухой улице, целясь из пистолета с длинным глушителем, яростно шепча, словно задыхается под большой подушкой. Все вокруг нее, кажущееся тихим и мирным, могло в любой момент взорваться, взъяриться, как дикий зверь. Но пока этот момент еще не наступил.
– Манос, забудь о рекламных серверах, использующих «Гугл» и метаалгоритмы. – Остановившись у выхода из зоопарка, Мэй позвонила через «Сигнал». – Мы не пройдем через них и за тысячу лет. Но Цзао прав – картину могут дать локальные платформы.
«Цзао! Он весь мой!»
Манос представил, как она стоит перед ним, польщенная вниманием знаменитого доктора Чжуна. Представил и ощутил укол ревности.