Я пыталась шикнуть на свою Лису, но ей не было дела. Меня и саму вело… С того момента, как я взяла Койота под руку, мир словно стал меняться: смягчился в гранях и потеплел в цветах. Казалось, будто я не иду, а парю над землей. От Уз исходило тепло, в котором хотелось греться. Я отдавала себе отчёт, что странные ощущения — это влияние Уз, но избавиться от них не могла. И не хотела. Наконец-то за долгое время мне было так спокойно.
В глазах у Павла отражалось Солнце. Оно разгладило угрюмые морщины у его губ и глаз, отчего тот выглядел почти мальчишкой. И только сведённые у переносицы брови и тяжёлый взгляд портили картину. Зачем нужно столько хмуриться? Вот Алек всегда выглядит весёлым. Интересно, а могла бы я заключить Узы с ним? Так же, случайно?
На секунду я представила, как бы это могло быть и…
Зверь Павла оскалился и угрожающе клацнул зубами, едва не вцепившись мне в лисье ухо. Мир снова стал резок, цвета полоснули по глазам болезненной яркостью. Мы с Павлом одновременно отшатнулись в разные стороны. Лиса и Койот рычали друг на друга, словно были готовы разорвать друг другу глотки.
Павел первым пришёл в себя, быстро огляделся, примечая свидетелей. Мы стояли на подходе к корпусу Физиологии. Недалеко, привалившись спинами к зданию играли в телефон двое парней в капюшонах. Они не обратили на нас внимания, а больше никого и не было. Всё-таки мы приехали раньше положенного.
— Что ты вытворяешь? — яростно прошептал Павел, быстро подходя ко мне и хватая за запястье поверх куртки. Он был бледным от испуга: — Возьми себя в руки! Хватит подставлять нас на каждом шагу! — Он наклонился так близко и говорил так напористо, что по шее пронеслись мурашки. Звери продолжали рычать друг на друга.
— О чём ты? — испуганно пролепетала я.
— Хочешь сказать, ты сейчас не мечтала о другом мужике? Что по твоему олицетворяют Узы? Это брак! Брак на высшем уровне. Принятие. Согласие быть вместе. Навсегда. Пусть они и возникли случайно, но их сути это не отменяет! Они не не приемлют измены, даже мысленной! Я думал, что вчера всё тебе разжевал.
— Подожди… Да отпусти меня! — я вырвала руку. — Ты мне никаких таких правил не озвучивал! Я что, должна была их во сне увидеть?
Павел тихо выругался, снова оглядываясь по сторонам. — Вечно забываю, что ты ни в зуб ногой… Будет сложнее чем я думал. Только не говори, что у тебя есть парень?
— Нету!
— Тогда какого лешего ты тут размечталась о левых мужиках? Знаешь, как Узы передают подобные мысли? Это Эмону как серпом по яйцам! Если бы тут был зрячий, он бы мигом что-нибудь заподозрил! И всё, пиши-пропало. Либо дорожка на тот свет, либо в дурку. Разрыв Уз нарушает поток духовной силы, ходила бы потом и головой о стены билась. Ты этого хочешь?
— Не хочу, — я недовольно скрестила руки. — Но если ты требуешь от меня здравых действий, то хватит обращаться со мной, как с полоумной. Объясни, что можно и что нельзя. Я не обладаю телепатией и не в курсе ваших идиотских правил. И знаешь ли, это трудно — контролировать мысли. Вчера об этом и речи не было!
На лице Павла заиграли желваки. Он глубоко вздохнул, с трудом прогоняя злость, явно не желая ссориться, тем более здесь, на глазах случайных зевак. Наконец, его лицо застыло привычной маской угрюмого безразличия. Он сказал:
— Моя ошибка. Ни разу не видел тебя с парнем, так что в голову не пришло, что ты по кому-то сохнешь. Только этого не хватало… Ладно, просто держи свои фантазии при себе. Узы к таким вещам крайне чувствительны, не хотелось бы покалечить твою душеньку.
Я хмуро кивнула. По моему хорошему настроению будто катком прошлись. Эмоны, тоже умолкли и теперь сверлили друг друга насторожёнными взглядами.
— Скажи, тот, о ком ты думала, случаем не в универе обитает?
— В универе… н-да, — мрачно ответила я, глядя в сторону.
— И как его зовут? Он с твоего потока?
— Это имеет значение? — с неожиданной злостью уточнила я.
— Не то что бы. Просто хотелось бы понимать, насколько всё плохо. Если он видящий, то боюсь придётся взять Академический отпуск. Пока мы не решим нашу проблему.
— Нет. Это исключено, — отрезала я и так стиснула зубы, что скулы заныли. Одна только мысль, что меня лишат повода видеть Алека, отдавалась тупой болью в груди.
Ложность Уз нельзя раскрывать, но любая мысль об Алеке может к этому привести. А между тем, как возможно не думать о ком-то, чьим именем горит сердце? Не думать. Легко сказать! Может ещё и не смотреть в его сторону? Не дышать им? Легче вырвать глаза и лёгкие. “Вот это я попала…” — расстроено думала я.
“Нет, надо постараться! Выкинуть этого долбаного Пса из головы! Он мне нафиг не сдался. Буду максимально безразличной!” — настраивала себя я.
К аудитории мы с Койотом шли в полном молчании — один мрачнее другого, того и гляди затрещат молнии. За руки на этот раз не держались, но и далеко не расходились. Я мучилась тем, что гнала образ Алека прочь из головы. Но смогу ли сделать это, если встречусь с ним нос к носу?
— Повезло, у нас сдвоенная пара, — заметил Павел. Впрочем, радостью его слова даже не пахли. Скорее уж сарказмом.
Мы уселись рядом, и я сразу же уткнулась в книгу. Пробежалась глазами по строчкам, но в голове было слишком тесно от тревожных мыслей, чтобы туда поместился смысл слов. Краем глаза я заметила Уши-кисточки Славы. Он разместился прямо над нами. Кошки-тусовщицы заняли первый ряд, и тут… меня словно ударили под дых. Носа коснулся аромат мёда. Лисица встрепенулась, навострила уши, совсем, как собака, обрадованная хозяину. Сердце подскочило к горлу и громыхало там тревожным колоколом. В аудиторию вошёл Алек.
Он стоял на пороге. Мне не нужно было смотреть на него, чтобы видеть. Никогда до этого я не ощущала его присутствие так остро. Нас с ним тоже что-то связывало, и пусть не Узы и даже не дружба, но это что-то было сильнее самого страшного наказания. Я оказалась слаба. Все мои “настрои” и “подготовки” утонули в океане запахов, голова кружилась, и между тем во рту стало гадко от горечи и злости на себя, на него, на дурацкие Узы. И всё же мысли без спроса заполнил один единственный образ.
Эмон Павла зарычал, скаля клыки. Сам староста сжал зубы, глядя на меня с почти ненавистью.
— Извини, — невнятно пробормотала я. А потом, поднялась, торопливо вышла из-за стола, и помчалась к выходу мимо Алека. Пёс стоял, напряжённо глядя мне в след, а я уже бежала по коридору, не в силах вытерпеть стенания сердца, которое едва не разрывалось, так крепко его тянули в разные стороны. С одной стороны — Узы. С другой — чувства к Алеку. Почему я ощущаю их так остро, словно мне вскрыли сердце? Может Узы так влияют? Или просто обострилась любовная лихорадка? К чёрту всё!
— Эй, подожди!
Крик Алека ударил в спину. Я замерла, переводя дыхание, а потом обернулась, с вызовом глядя на рыжего пса — виновника моих мучений. Нас разделяло не больше пяти шагов. Он что, бежал за мной?
— Что тебе нужно? — грубо спросила я. Чувство было такое, будто меня загнали в угол, и теперь не осталось ничего иного, кроме как защищаться или умереть.
— Почему ты убежала?
— Размяться захотелось… Но ты же сам просил держаться подальше. Считай — держусь!
Алек казался непривычно потерянным, будто сам не знал, зачем последовал за мной, зачем стоит сейчас тут, в коридоре, и чего хочет — словно плохой актёр, забывший сценарий.
Я скрестила руки на груди, заранее ограждаясь от его слов.
Алек спросил:
— Ты теперь с этим…? Со старостой…?
— Тебе-то что?
— Не похоже, чтобы между вами пылали чувства.
— Хочешь сказать, на такую, как я, никто и не позарится? Ты за этим явился? Предупредить, чтобы не обольщалась? Не строила иллюзий? Спасибо за заботу, но обойдусь без твоих советов!
— Тина! — Алек сделал шаг вперёд, его взгляд не отрывался от Уз, светом льющихся из солнечного сплетения. — Тина, я хотел… — его голос сломался. Эмон Алека вздрогнул, ощерившись, обернулся. По коридору шёл Койот. Он был бледен, лоб блестел от испарины, взгляд походил на дула пистолетов.
В тишине шаги казались тяжёлыми, как поступь воина в железных доспехах. Павел подошёл и, словно само собой разумеющееся, обнял меня за талию.
— Что ты… — успела прошептать я, когда Павел вдруг наклонился и прижался губами к моим губам.
В тот же миг, словно шипы вонзились мне в спину. Но не от страсти, а от внезапной боли. От чужой боли, которая стала моей. Она лилась жгучим ядом через губы Павла. Моё горло онемело, словно его пережали стальные кольца. ”Вот что я чувствую, когда ты думаешь о другом”, — вдруг раздались в голове чужие слова. Хотя Павел не говорил вслух ни слова. “Вот — наказание Уз, как тебе? Незабываемые ощущения, правда?”
А потом всё закончилось, у меня голова кружилась. Коридор, лица Павла и Алека, Эмоны — всё подёрнулось дымкой. Я судорожно вдыхала воздух сквозь дерущее горло. Разговор Алека и Павла слышала точно сквозь вату.
— Долго будешь глазеть? — с угрозой спросил Павел. — Или у тебя фетиш на чужих девушек?
— Узы сожрут её, — напряжённо сказал Алек.
— Могли бы… Но я не допущу, не волнуйся. Да и чувства у нас самые искренние. Или… или у тебя самого были виды на лисичку?
— Нет… но с тобой я этого точно обсуждать не собираюсь.
— Тогда чего скалишься? Чужое счастье покоя не даёт? — губы Павла перекосила наглая ухмылка. — Пойдём, Тина… — добавил он чересчур ласково. — Чёрт с этими парами, зачёт я тебе выбью. Лучше перекусим, что скажешь?
Алек смотрел так потерянно, словно на его глазах происходило нечто из ряда вон, во что он отказывался верить.
Я кивнула Павлу и, пряча взгляд, ушла с ним под руку. Хотя сердце звало остаться с совсем другим человеком.
Сцена 8. О чём плачет прошлое
Мы не вернулись на пары, а осели в захудалой кафешке недалеко от Универа. Павел сказал, что человек, с которым он хотел поговорить, сегодня в Универе не появится, так что планы отменяются и можно отдохнуть.