— Э-э, дурацкая шутка. Но допустим, я испугался… — бормотал Нильс, когда Жак неожиданно схватил его за свободную лапу и притянул к себе, словно хотел обнять напоследок.
Нильс попытался вырваться, но не смог даже сдвинуть Жака с места, а в следующую секунду тот открыл пасть и вцепился зубами в горло собственного брата.
Нильс отбивался, воя и проклиная, пока Жак, точно адская машина, молча рвал его душу, поглощая её свет. Эмон синеглазого истончался, пока не стал прозрачным и эфемерным, точно сигаретный дым. На асфальт горошинами стекали серебряные капли. От крика закладывало уши, иллюзия вокруг истончалась, донося до ушей поднявшийся в зоопарке сок из картонной коробки.
Наконец, от души Нильса ничего не осталось. Тогда упал и сам Жак. Тень стала покидать его тело, вытекая из глаз чёрными каплями, похожими на зловещие слёзы. Слёзы покатились по асфальту и, прежде чем я успела что-то сделать, коснулись моей Лисы… и исчезли.
На земле осталось лежать тело мужчины — хозяина двухголовых Эмонов. Он загнанно дышал, глаза смотрели безумно, никого и ничего не узнавая. Лицо, испещрённое оспинами, было мокрым от слёз.
Тени было не слышно. Вместе с ней пропало и оцепенение. Качаясь, я поднялась на ноги. Тень помогла мне… Но почему? Хочет сожрать сама? Что за Мать, о которой она постоянно говорит?
Голова раскалывалась, я потёрла шишку на затылке и поднесла руку к глазам. Кровь. Должно быть расшиблась, когда падала от удара Жака… Лисёнок лежал неподалёку — испуганный, рыжий комочек. Кажется, он подвернул при падении лапку. Вот кому досталось ни за что, ни про что… Нужно было немедленно взять себя в руки. Проверить, как там парни… Про Гиен думать не хотелось, разум не был готов принять произошедшее. Главное — я сново могла двигаться.
Точно под гипнозом, я положила малыша в портфель, и направилась к Павлу, как вдруг что-то схватило меня за лодыжку. От испуга, я вскрикнула, не глядя ударила второй ногой, отскочила.
— Где я..? Ничего не вижу. Ничего… — жалобно позвали снизу, и оттуда на меня глянули бесцветные глаза, подёрнутые пеленой.
Всё-таки Тень не до конца выскребла душу одного из братьев. Рыжие пятна Эмона точно выгорели, повсюду виднелись проплешины и нагромождения растянутой кожи. Гиена шарила по асфальту лапами, на которых ссохлись и обломались когти. — Где мой брат… Мне страшно… Нильс! Нильс… Кто все эти твари..? Не смотрите…. нет… Вон! Уходите! — крикнул он и с отчаянием замахнулся на воздух. Его глаза бесцельно вращались и казалось, вот-вот соскочат с морды. — Уходите! Нет… нет! Нильс! О боже! Господи! Вдовец… это ты? Нет! Не трогай меня! Нет! — Жак ещё раз слабо вскрикнул и, наконец, затих. Потерял сознание или умер? Я проверять не стала. Злорадство боролось в душе с брезгливостью и неуместной жалостью. Решительно развернувшись, я побежала к Павлу и Алеку.
Последний уже очнулся. Его куртка была изорвана, во все стороны торчали нитки, скулу опоясывало яркое пятно, которое уже завтра превратится в синяк.
— Боже, Алек, с тобой всё в порядке?! — я кинулась навстречу, но споткнулась о напряжённый взгляд.
— Тина… — потерянно прошептал Алек, глядя мне за спину. Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять — он видит Тень — разбухшую от сытной кормёжки, как никогда сильную, способную в любой момент свести со мной счёты и по какой-то своей причине, продолжающую медлить.
— Как тебе мой питомец? — невесело хмыкнула я.
Алек не ответил на эту глупость. Борясь с горечью, я направилась к Павлу, который лежал на асфальте в паре десятков шагов.
— Ох, Павел… — прошептала я, опускаясь на колени. — Что это психи с тобой сделали?
Глаза Павла были распахнуты и смотрели в небо с таким изумлением, точно никогда не видели звёзд. Эмон старосты метался — рычал и скулил, клацал пастью, словно сражался с кем-то невидимым, а потом неожиданно затихал на десяток секунд.
Алек продолжал сидеть на земле. Его взгляд прилип к существу за моей спиной так крепко, что перевести его на моё лицо Пёс был не в силах.
Павел вдруг задышал чаще. Убрав волосы с его влажного лба, я приложила руку. Горячий. “Ни к чёрту был твой план…” — с горечью подумалось мне. Что теперь делать? Мы всё ещё в чёртовом зоопарке! Вдруг моём кармане ожил телефон. Барон! Наконец-то!
— Как вы там? — раздался обеспокоенный голос, когда я приняла вызов.
— Плохо. Павел не приходит в себя!
— А Гиены? Где они?
На ум неожиданно пришли почти забытые строчки пророчества: “Ослепнет трёхглазый ворон, братья сожрут друг-друга… В кольце порочного круга отец проклянёт дитя… ”
— Они больше не помеха… — пробормотала я.
Борон замолк, видимо решил, что сейчас неподходящее время для расспросов.
— Хорошо. Что с Павлом? Подробней!
— Лежит неподвижно, Эмон мечется… Гиены сказали… сказали, что поместили его в мир лучших грёз.
— Так, понятно, похоже на проклятие грёз. Это когда погружают в глубокие воспоминания… В основном в те, которые повернули судьбу. Редко они бывают приятные. Но ничего слишком опасного. Это хорошая новость…
— А какая плохая?
— Плохая в том, что вытаскивать его надо немедленно! Если переждать недельку, другую, Павел очнётся сам, когда дойдёт до последнего ключевого воспоминания. Но ваши Узы столько не выдержат…
— Сколько у нас времени?
— Максимум два-три дня… Поэтому нет другого выхода, кроме как вытащить Павла насильно. Для этого придётся погрузиться в его видения и убедить вернуться, что не всегда просто. Главный принцип — это прервать воспоминание на ключевом моменте. Таком, без которого события дальше не двинутся. Но нужно быть осторожным, если шокировать спящие сознание, то оно может начать обороняться… Что для всех закончится плачевно.
— Но вы же сможете это сделать?
На секунду, в трубке повисла тишина.
— Мог бы… если бы не Узы, милая… К сожалению, они ограничивают выбор до одного кандидата. Догадайся кого.
Я подумала про Тень, которая может проснуться в любой момент. Насколько сильной она стала? Что случится с Павлом, если Тень вмешается, когда я буду в его сознании?
— Аустина, решение за вами. Но вы не выдержите недели, Павел слишком слаб, чтобы полагаться на время.
— Д-да… да, конечно, давайте попробуем! — согласилась я, хотя сомнения терзали.
— Правильное решение. Чтобы не терять времени, лучше прыгать сейчас же. Я скоро буду. Ничего не бойтесь.
— Но… но мы же в зоопарке… — заволновалась я. — Нас могут обнаружить и…
— Этого не случится. Я уже в пути, прибуду через десять минут. Александр на ногах?
— Да, я тут, — ответил Алек. Динамики были громкими, и он слышал весь разговор.
— А лисёнок у вас? — спросил Барон.
— Да.
— Хорошо. Павла надо убедить вернуться, пока он не ушёл в глубокие воспоминания, так что поторопись. Мы с Александром уже разберёмся с остальным, вытащим вас, не беспокойтесь. Принцип погружения такой же как в джампе… Но гораздо безопаснее. Скоро увидимся!
И Барон отключился. Медленно убрав трубку от уха, я посмотрела сначала на хмурого Алека, потом перевела взгляд на Павла.
Лунный свет чётче обозначил тени на его лице, каждая из которых отдавалась уколом в сердце. Наверное, именно так выглядит человек, умирающий от тяжёлой болезни — бледный, с тонкой, как папиросная бумага, кожей, через которую легко просвечивают вены. Подбородок и скулы заострились, глаза опоясывают тёмные круги. Выбора не было. До этого как-то получалось справиться с Тенью и теперь придётся, иначе…
— Тина… — вдруг позвал Алек, заставив меня внутренне замереть. — Я думаю тебе не стоит. Эта чёрная тварь стала просто огромной…
— И что ты предлагаешь? — сказала я тихо, пытаясь не пустить в голос истерику.
— Давай, я.
— О чём ты? Ты же слышал Барона! Только я могу…
— Да, потому, что у ваших душ — Узы. Но, если то, что ты говорила вчера, правда, то у меня тоже есть часть твоей души. Я имею ввиду — хвосты…
Я смотрела на Пса во все глаза, а потом схватила телефон, набирая Борона. Тот, после секундного раздумья, подтвердил озвученную догадку. “Поторопитесь”, — сказал он, вешая трубку.
— Так, как это делается? — спросил Алек, склоняясь над Павлом.
— Ну что? — позвал Алек, и я, отогнав на время невесёлые мысли, стала объяснять принцип.
— Так… Ладно. Как джамп значит… Смотри в глаза Павла, не отрываясь… да, правильно. Потом, выключай окружение, чтобы ничего не мешало.
— М..м… Как это?
— Ну, словно перестаёшь обращать на всё внимание, — торопливо объясняла я, путаясь в словах от волнения. — Дальше представляешь воронку, или дверь, или колодец, что угодно, делаешь мысленный шаг и… оно происходит. Ты проваливаешься. — Я подняла на него взгляд. — Что? Чего ты так на меня смотришь? Что-то не понятно?
— Нет… о другом хотел… — Алек хмурился, не зная куда деть взгляд, но вдруг, собравшись, посмотрел мне прямо в глаза, тихо, но искренне сказал: — Извини за сегодня. Я вёл себя как идиот. Ты, конечно, сама решаешь, с кем тебе быть, но я просто хочу, чтобы ты знала…
— Знаю. Я знаю… — заторопилась я, удивляясь, что у меня остались силы смущаться. — Прошу, не сейчас…
Он кивнул:
— Я сделаю всё, что нужно, — и он вгляделся в глаза Павла.
Прошло минут пять, и, прежде, чем мы начали терять надежду на успех, Алек вдруг охнул и как подкошенный завалился на бок. У него получилось…
— Удачи, — искренне пожелала я.
Сцена 23. Отцы и дети
— Ну, давай знакомиться! Меня Вадимом звать, а ты Пашка, да? — протягивая широченную ладонь, с улыбкой произнёс мой отец, которого я видел в первый раз в жизни. Ладонь оказалась влажная и холодная, я пожал её из вежливости и тут же незаметно вытер руку о штанину.
— Чего такой задохлик? Каши мало ешь наверно? Сколько тебе? — спросил он.
— Шесть, — буркнул. — А вам? И почему вы такой громила? Каши переели?
Мама, стоящая позади меня, недовольно вздохнула, а Вадим громогласно засмеялся, разбрасывая брызги слюны. Мне казалось, что если хоть капля приземлится на меня, то с кислотным шипением прожгёт одежду и кожу.