— Просто будьте осторожнее, — буднично откликнулся декан. — А мне пора, — И, не говоря больше ни слова, прихрамывая на правую ногу, он поплёлся вглубь территории университетского городка. За ним по земле волочился толстый, блестящий от дождя хвост.
Я стёрла капли с лица и, полная дурных предчувствий, поспешила под стеклянную крышу остановки. Мозг, перегруженный за день загадками и недомолвками, требовал отдыха. Какие цели у декана? Зачем эти нелепые намёки, если я ни слова не понимаю? Следует ли чего-то опасаться? И если да, то чего? Ещё и Алек со своими предупреждениями. И Павел, будь он неладен. Может это именно он меня подстерегает в ночи? Может о нём предупреждал Ящер?
Единственной хорошей новостью было то, что, похоже, мои прогулы совершенно никого не волновали. Но радоваться я не спешила.
В висках болезненно стучали молоточки, хотелось сжать голову руками и давить, пока они не замолкнут. Темнота сгущалась, а нужного автобуса всё не было. Время стремилось к отметке “десять вечера”. Скорей бы добраться до дома и завалиться в кровать, проспаться. Может быть утром всё окажется сном…
Я нетерпеливо ходила вдоль остановки. Старые кроссовки, не выдержав испытание Питером, давно уже вымокли и противно хлюпали при каждом шаге.
Автобусы и маршрутки словно смыло дождём, иначе как объяснить, что за сорок минут ни один так и не подъехал? Пальцы у меня знатно продрогли, зубы не попадали один на другой. Молоточки в висках потяжелели и грозили проломить череп.
Чтобы хоть как-то сдвинуться с мёртвой точки, я решила прогуляться до ближайшего метро. А то так и состариться можно в ожидании.
Пока шла, капли барабанили по куртке, волосы прилипли к лицу гадкими сосулькам. Обиженно тявкала моя Лиса, выражая общее настроение. Плотнее затянув шарф, я семенила по улице, приглядываясь и прислушиваясь к каждому прохожему.
Мне то и дело мерещился запах сырой земли и травы, а ещё странный дух гнили, от которого нутро сводило. Тревога накатывала волнами. С каждым шагом она ширилась и множилась, грозя перерасти в беспричинную панику.
“Успокойся, ты просто накручиваешь”, — уговаривала я себя, как вдруг уловила звук шагов позади. — “Это, наверняка, прохожий и только”, — в волнении подумала я, но всё же обернулась.
Улица была безлюдна.
Редкие машины скользили тихо, словно тени. Звуки поглощал дождь. Но стоило начать идти, и уши вновь уловили отчётливую, тяжёлую поступь за спиной. Сразу вспомнились разговор с деканом про стекло и про руку… а ещё его слова: “Вы сегодня ничего не бойтесь”… Ага, проще сказать, чем сделать!
Моя белая Лиса настороженно принюхалась. Запах гнили ударил в нос столь отчётливо, что я снова в испуге обернулась, крикнула в темноту:
— Эй! Кто тут!? Павел, это ты!?
Я вглядывалась в бессловестную стену дождя, как вдруг в ней мелькнула чья-то зловещая тень — словно гигантский волк с горящими глазами. К чёрту всё! Я побежала, что было духу.
Метров через триста жалобно заныла печень в правом боку. Теперь я уже не бежала, а ковыляла. Самое странное было то, что мне навстречу не попадалось ни одной живой души. А там где должен был быть поворот к зданию метрополитена — поворота не оказалось. Я в панике оглядывала дома. Неужели пропустила поворот?! Что вообще это за место!
За спиной слышалось тяжёлое дыхание, дух гнили душил. Что же мне делать! С бешено колотящимся сердцем, я побежала, куда глаза глядят. Из-за дождя, никак не получалось включить навигатор на телефоне. Пытаясь нажать нужные кнопки, я свернула на очередную улицу и застыла. Та оказалась тупиком.
Позади раздалось рычание, от которого душа упала в пятки. Я прошептала, с мольбой:
— Павел, пожалуйста… — и медленно обернулась.
Передо мной стояли двое.
Сцена 4. Охотники
Это были незнакомцы. Две абсолютно одинаковые высокие фигуры в потёртых байкерских куртках. На шеях цепи, на карманах — железные заклепки с черепами. Рыжие в чёрных пятнах морды, округлые уши и насмешливый оскал. Тонкие нити слюны тянутся с подбородка. Гиены.
В первый момент казалось, будто они держатся за руки, но, приглядевшись, я поняла, что даже при желании, они не сумели бы отпустить друг-друга. Их покрытые рыжей шерстью руки срослись, как срастаются сиамские близнецы в утробе.
Гиены одинаково скалились, жёлтые клыки ярко выделялись на фоне красной пасти. От одного их вида у меня во рту пересохло от страха.
Оттесняя меня к тупику, Гиены синхронно шагнули вперёд. Свет от фонаря упал на их морды — мокрые от дождя и совершенно одинаковые во всём кроме цвета глаз. У монстра слева они были кроваво-красные, а у другого — голубые, словно лёд.
Я отступала. Всего четыре шага и спина упёрлась в шершавую, кирпичную стену. Горло сдавил приступ тошноты. Вонь была такой, словно на меня наседали гниющие трупы. И бежать от них было некуда.
— Что вам нужно?! — крикнула я. Голос сорвался, меня трясло от страха. Моя лиса скулила, испуганно втягивая носом воздух.
Гиены захихикали. Цепи на шеях подпрыгивали в такт. Громыхнула молния, освещая перекошенные весельем морды.
— Кис-кис-кис, — позвал красноглазый, поманив пальцем. — Не бойся лисичка, больно не будет.
— Ну не-ет, Жак, ты опять всё перепутал! — сказал второй. — “Кис-кис” — это про кошек. А здесь лиса.
— И как же по-твоему подзывают лис? — спросил Жак, ухмыляясь во весь рот.
— Никак. Их просто загоняют в угол и потрошат.
— Точно! И как бы я без тебя жил Нильс?
— Очень скучно.
Чувствуя, как пугливо колотится сердце, я крикнула:
— Я вам ничего не… не сделала! Дайте мне уйти! Если вам нужны деньги, я найду…
Гиены загоготали пуще прежнего, так, словно ничего забавнее в жизни не слышали. Я лихорадочно пыталась придумать, как сбежать, но путь был один — за спинами монстров. А они вряд ли меня пропустят. Как назло, ни в одном окне, что выходили на улочку, не горел свет.
“Может, эти Гиены ничего такого и не хотят? Может, опасность мне только чудится?!” — думала я, вжимаясь в кирпичную кладку и мечтая, чтобы меня оставили в покое.
Но чуда не произошло.
Гиены приблизились, перекрывая своими тушами свет. Тот, что был красноглазым, до синяков сжал моё плечо и грубо отволок от стены. Второй схватил за лисьи уши и резко поднял в воздух, перехватил за загривок, довольно захихикал:
— Смотри-ка, Жак. Всё как обещали. Беленькая, свеженькая… Должна быть вкусной. Даже глаза ещё не до конца скинули бельмо. Ну что, белоснежка, поиграем? — он тряхнул меня за шкирку так сильно, что тело пронзила судорога. Я взвыла и со всей силы ударила мучителя в бок когтистыми лисьими лапами.
Меня встряхнули снова, куда жёстче прежнего. На сей раз насмешки в голосе не было:
— Успокойся, сука. Хуже будет.
— Отпустите… — взмолилась я, и тут же, получив кулаком под дых, захрипела от боли.
Гиены двигались, как единый организм. Сросшиеся лапы приковали их к друг другу, но не похоже, чтобы этот факт доставлял им неудобства.
Красноглазый подождал пару секунд. Убедившись, что я все поняла правильно, почти ласково погладил меня по голове. Я глухо, отчаянно зарычала, совсем по звериному. Чувство беспомощности сковало получше любых цепей.
— Страшно тебе? Это хорошо… Страх добавляет душам особенную перчинку. Ты совсем недавно прозрела, да? Наверное, немало слёз пролила от страха? Хорошо, что мы нашли тебя первыми. Ты же совсем не знаешь, что со всем этим делать, правда? Мы просто поможем друг другу. Выгодная сделка.
Моя лиса зарычала громче. В голове, как шальные, скакали мысли, и все они сводились к одному паническому крику: “Я пропала. Пропала. И теперь умру!” Я пыталась разозлиться, как сегодня в Универе, но страх держал железной рукой. Как не трепыхайся — не вырвешься.
Красноглазый Жак, который всё ещё держал меня над землёй, гаркнул:
— Нильс, хватит с едой сюсюкать! Займись делом!
Неожиданно, со стороны улицы донёсся грохот, словно кто-то перевернул мусорный бак. Гиены замерли, сосредоточенно прислушиваясь.
— Эй, сюда, клыкастые! Быстрее… Лисичку оставьте, — невнятно раздалось из темноты. Разглядеть говорившего не было никакой возможности. Ещё один сообщник?
Глаза Гиен остекленели, уставились в пустоту. Красноглазый медленно разжал пальцы, и я упала на мокрый асфальт. Заторможенно, словно под действием снотворного, Жак обошёл брата по дуге, вставая к ко мне спиной. Гиены двинулись на звук.
Я поднялась на дрожащие ноги. Руки саднило от удара о землю.
— Тина, — шепнул кто-то совсем рядом. Я вздрогнула от неожиданности.
— Тш-ш, тише. Это я — Павел.
Это было невозможно, но голос шёл из глухой стены, к которой я совсем недавно прижималась спиною. Один кирпич вздрогнул, задрожал и вытянулся вперёд, став человеческой кистью.
— Хватайся быстрее! Они сейчас очухаются! Удивительно, что вообще сработало…
“Ладонь не отпускайте”, — пронеслись в памяти слова Ящера. Что, если это ловушка? Но какой ещё был выбор? Я торопливо сжала протянутую руку. В тоже мгновение она крепко обхватила мою ладонь и увлекла за собой в кирпичную кладку.
Я зажмурилась, а когда открыла глаза, дом… целый огромный кирпичный дом оказался позади, а мы с Койотом стояли на безлюдной улице, слабо освещённой фонарями. Дождь почти закончился и от земли поднимался туман. И никаких Гиен поблизости. Только вот запах гнили никуда не делся.
— Получилось! — ошарашенно вымолвил Павел, сверкая глазами, но тут же опомнился и потащил меня вдоль домов. Он был взъерошен, шерсть слиплась и сосульками торчала в разные стороны, куртка промокла насквозь. Но ладонь его была горячей, как нагретая сковорода.
— Господи… — обморочно шептала я, стараясь не отставать. Ноги заплетались. — К-как мы прошли насквозь дома?
— Это иллюзия. Никакого дома там нет, — в волнении ответил Павел. Дыхание у него было загнанным, а сам он — как на иголках.
— Иллюзия? Ох, ладно… Но кто эти твари?! — голос у меня сорвался. Я ускорила шаг, чтобы поспевать за Койотом. От пережитого страха трясло изнутри.