— Задачу понял. — Участковый с явным облегчением засеменил в сторону ближайшего особняка.
Между тем автор картины-ужаса «Они пришли с Севера» сделал Соломину предостерегающий жест и прильнул чутким ухом к замочной скважине. Ухо уловило тихие звуки быстро удалявшихся шагов.
— И вправду там, голубчик… Что ж, начнем, пожалуй, как говаривал господин Ленский.
Он осторожно постучал по двери костяшками пальцев.
— Титановый сплав, с усиленным креплением. Дорогая штучка! Тыщ сто двадцать, не меньше. Зато легкая и прочная. «Импульс» такую может с ходу и не взять. Кувалдой добивать придется.
— Тогда, может, давай «Тараном» жахнем? — В голосе Соломы прозвучал нездоровый азарт.
Репин собрался возразить, но раздавшаяся из кармана разгрузки песня «Рыбы-пилы» отвлекла его от исполнения профессиональных обязанностей. Это было откровенным нарушением производственной дисциплины, но художник, вдохновленный интервью, забыл отключить звонок мобильника.
— Да, Лен? — шепотом отозвался он.
— Ты, кажется, обещал перезвонить…
— Ой, извини! Снова занят. На задержании мы. Мокрушника берем.
— Где? В кафе?
— Почему в кафе? — искренне удивился верный супруг.
— Значит так, Репин! — яростно завибрировал динамик. — Бери кого хочешь, находи чьи хочешь платочки и колготки, пей с кем хочешь кофе, а с меня — хватит!
Анатолий поднялся с корточек и, прижимая телефон к уху, отошел от крыльца поближе к автобусу.
— Ленка, да ты чего?! — уже в полный голос возмутился он. — Какой кофе? Честное пионерское, я на задании. Ну, хочешь, Быкова дам? Он подтвердит, что мы…
— Твой Быков, в колготках и с платочками, любой бред подтвердит. В общем, так! Наверное, ты от меня устал. Вот и давай, отдохни в свое удовольствие. Поживи один.
Кто-то дернул Анатолия за рукав. Рукав выдержал. Он обернулся. Солома.
— Так я ставлю заряд?
Репин досадливо махнул рукой — хотел вернуться к семейным дебатам, но жена уже отключилась. Он с досадой сплюнул в подстриженную траву.
— Что случилось? — поинтересовался подошедший «Быков в колготках».
— Кажись, Ленка из дому уходит. Если не пугает.
— Даже не знаю, как и реагировать. То ли сочувствовать, то ли поздравлять… А куда?
— Не сказала. К теще, наверно… Ну, в смысле — к матери.
— Фигня, вернется… — вяло махнул рукой Алексей. — Куда она денется с подводной лодки… Ты бы, например, ушел из такой хаты?
— Хата, между прочим, ее, — буркнул Репин.
— Тем более никуда не денется… Заряд поставили?
— Поставили! — подскочил циркач Соломин. — Все по науке, чтоб не думать. Шнур обрезал на пять секунд.
— Тогда давайте на позицию. Солома, ты, как обычно, первым заходишь. Затем Пикассо, Гарик, Елага, Дизель. Действуете по обстановке. Да, и отправьте опера в тыл, чтоб под ногами не путался… Хотя нет! Он хозяина в лицо знает… Ладно, пусть с вами идет. Только последним!
— Можно, я подожгу? — Соломин уставился на Анатолия взглядом алчущей корма собаки.
— А?.. — рассеянно переспросил тот.
— Шнур, говорю, можно, я подожгу?
Репин, погруженный в невеселые мысли о жене, кивком выразил согласие.
Солома, словно охотник, подстреливший желанного оленя, для порядка пригнувшись, затрусил к крыльцу. Опечаленный Анатолий в сопровождении таких же согбенных троих братьев по оружию двинулся следом.
В эту самую минуту пик около СОБРовского автобуса затормозил огромный джип. Множество ультрамодных наворотов, начиная от хромированного отбойника и заканчивая фарами на крыше и неоновой подсветкой номерных знаков, делали машину похожей на разукрашенную новогоднюю елку и красноречиво свидетельствовали о вкусе и уровне умственного развития ее владельца. Как бы в подтверждение сказанного, стекло водительской двери плавно скользнуло вниз, и образовавшееся отверстие заполнил явно не обезображенный интеллектом фейс — словно призрак братана, прибывший в настоящее из середины лихих девяностых.
— Че это тут, а?
— Работаем. — Быков слегка повернул голову в маске, не отрывая при этом взгляда от дома. — Езжайте своей дорогой, нечего тут стоять… Пошли! — добавил он в рацию, обращаясь к своим.
— Я своей дорогой и еду! — огрызнулся фейс. — А вы на дороге встали.
— Тебе что, места мало? — попробовал возмутиться Алексей. Но довыразить мысль не успел.
Страшный грохот заставил вздрогнуть все живое в округе и поднял над домом столб пыли. Вороны, мирно дремавшие на ветках высоких берез по другую сторону дороги, черной тучей взмыли в воздух и стали нарезать над домами широкие круги, оглашая окрестности противным карканьем. Из соседнего двора раздался вой автомобильной сигнализации. Так обычно начинается бомбежка, теракт Аль-Каиды или уплотнительная застройка.
Быков резко повернулся на выразительный звук, свидетельствующий о встрече камня и стекла. М-да… На капоте джипа пристроился внушительный обломок кирпичной стены, а лобовое стекло машины с водительской стороны украсила матовая паутина мелких трещин. Глаза съежившегося на водительском кресле владельца по размеру не уступали фарам. Прямо как у собаки в сказке «Огниво».
Пыль у дома немного осела, представляя взорам очевидцев поистине кинематографическое зрелище. На том месте, где только что находилась входная дверь, зияла темная брешь, и над ней беспомощно болтался металлический лист козырька. Уже без ажурной арки.
Вскоре из бреши появилась на свет божий небольшая, но впечатляющая процессия, сразу вызвавшая мысли о вечном. Возглавлял ее Елагин, увешанный автоматами коллег. Следом, отстав на несколько метров, шествовали Соломин с Репиным, они осторожно несли что-то в ковровой дорожке, ухватив ее за углы. Замыкали процессию отплевывавшиеся на ходу Игорь Звездин и Фарид Моторин. В руке у Моторина был чемодан взрывотехника «Тюльпан». Не хватало только военного оркестра и соответствующей музыки.
Ментовское чутье Быкова не обмануло — захват прошел не по плану, теперь предстоит много-много бумажной работы.
— Ты же сам сказал, что строение капитальное! — громко отплевывался на ходу Солома. — А для капитальных преград этот нужен… который в особо торжественных случаях. Я его и заложил.
— Потому и говорю, что паровоз победил, — огрызнулся Репин. — Причем за явным преимуществом.
— С зарядом славно получилось, — заметил Елагин, подойдя к Быкову и указав подбородком в сторону дома. — От души шандарахнуло. Теперь хозяин туда прямо на машине заезжать сможет… У нас на корабле командир БЧ-2 был, старший лейтенант Красавин. Так тот любил повторять, что настоящий артиллерист неточность стрельбы запросто компенсирует калибром снаряда…
Солома и Репин осторожно опустили свою ношу на землю и развернули ковровую дорожку. Внутри чуть заметно подрагивал телом упитанный стаффордширский терьер.
— Оглушило, видать, — вздохнул Елагин. — Но живой. Дышит… Должен оклематься.
— Рексик… — раздался вдруг тоненький голосок. — Рексик, что с тобой?
Это неожиданным для его комплекции голосом запричитал, приседая возле пса, вылезший из салона хозяин джипа. От первого шока он отошел, но физиономия у него была теперь совсем другая. С более человеческим выражением.
— Так это ваш зверюга, что ли? — покосился на него Анатолий. — А какого ж хрена не лаял, когда мы в дверь стучали?
— Специально молчать приучен, чтобы себя не выдавать. А потом сразу вору на глотку идет. Чемпион Германии!
— А металлической двери по фигу, чемпион ты или просто погулять вышел… Хорошо, кстати, что дверь титановая, а не стальная. Была бы стальная — хана б тогда чемпиону…
— Что ж вы такого пса Рексиком назвали? — угрюмо поинтересовался Быков.
— Рексик — это сокращенно, — пояснил владелец собаки, продолжая ее поглаживать, и с плохо скрываемой гордостью добавил: — А по документам он Макс-Отто цу Гармштадт фон Раксенбург.
Услышав свое имя, «цу Гармштадт» приоткрыл один глаз и вяло завилял обрубком хвоста. Мужики облегченно вздохнули.
— Живой? — протиснулся между спинами собровцев появившийся невесть откуда Никифоров. Румяные щеки припорошило пылью. — Я же говорил, что у этой породы болевой порог гораздо ниже…
Увидев хозяина пса, оперативник неожиданно расплылся в улыбке:
— Ой, здрасьте… Федин?.. Андрей Борисович?
— Ну, я…
— А мы-то как раз за вами! Пройдемте…
— Вы че?! — выпрямился Федин и обвел господ офицеров взглядом окруженного неграми скинхеда. — Какой, на хрен, «пройдемте»? Меня взорвали, так я ж еще и «пройти» должен?!
Он полез в карман за мобильником, но тут на плечо ему легла огромная ручища.
— Брось, братан! — дружелюбно пробасил Соломин. — Поехали. Ей-богу, не пожалеешь. От наших приглашений еще никто не отказывался… А дырка в стене — сама зарастет.
Светлана Воронова устало откинулась на спинку стула. За десять лет ее работы в прокуратуре, а позже — в следственном комитете, на том самом месте, на котором сейчас восседал господин Федин, перебывали самые различные персонажи. Какие только номера не откалывали… И рыдали, и головой об стол бились, и демонстративно отказывались разговаривать, и готовы были сознаться в чем угодно, лишь бы их отпустили на подписку. Дважды даже на нее бросались, задушить хотели. А один даже попытался ткнуть ручкой в глаз, но она среагировала — не на ту нарвался. Старый был зечара, без пяти минут вор в законе… Казалось, ее уже ничем не удивишь… Но нет предела человеческой фантазии.
— Андрей Борисович, да при чем здесь титановая дверь и лобовое стекло? О чем вообще разговор?! Вы хоть понимаете, зачем вас сюда пригласили?
— Пригласили?! — возмущенно вытаращился Федин. — Не хреново, однако, у вас приглашают. С помощью динамита… Вы бы еще танк подтянули. Или бомбардировщик… Позвонить слабо было?!
— Вам звонили, — моментально откликнулся сидевший в сторонке старший оперуполномоченный Бухаров. — Только в офисе вас не было, а мобильный не отвечал. И в десять часов вы, как обещали, к нам не приехали.