- А теперь - тихо! - зловеще произнес Чума, уперев ствол пистолета ему в лоб. Коротко обернувшись на входящих в квартиру Витька и Антона, распорядился: - Оба, шмон по сусекам, один - на рации... - Затем, вновь обратившись к поверженному молодому, симпатичному крепышу лет тридцати, до недавних пор лучившемуся уверенностью и благополучием, с угрозой продолжил: - Значит, так. Буду задавать вопросы. Один неверный ответ - и пуля у тебя в башке, обещаю твердо. Вопрос первый: где бабки?
- Спокойно, ребята, все понимаю... - утерев ладонью кровь с подбородка и с досадой на ладонь посмотрев, отозвался хозяин. - Деньги и драгоценности в сейфе, сейчас открою, бить не надо, все отдам... - Держась неверной рукой за край антикварного, в искусной резьбе комода, приподнялся, подошел, покачнувшись, к сейфу, вмонтированному в стену над письменным столом. Растерянно чертыхнувшись, произнес: - Ключ в столе... - И потянулся открыть ящик, но был остановлен бдительным выкриком Чумы:
- Я сам! Не дергаться, гнида!
Хозяин квартиры послушно замер на месте.
Чума выдернул на пол ящик стола, рассыпавшегося разной всячиной: бумаги, скрепки, компьютерные дискеты, зажигалки, авторучки, ключи...
- Который? - указав глазами на ключи, спросил Чума.
- Этот... - хозяин показал на плоский, с хитрыми, извилистыми бородками.
Чума механически наклонился, поднимая указанный предмет.
Витек и Весло, зазевавшиеся на украшавшую стену коллекцию старинных мечей, даже не заметили, как покорная до сей поры жертва вдруг молниеносно и жестко ударила наклонившегося Чуму умело вывернутой стопой в лоб.
Чума отлетел под ноги подельников, мгновенно, впрочем, поднялся, однако коварный хозяин времени зря не терял: сунув руку за боковую стенку стола, извлек спрятанный за ней никелированный "ТТ", незамедлительно грохнувший оглушительными выстрелами...
Дернулся, потерянно схватившись за грудь, Весло; завыл Чума - ему пуля угодила в руку; почувствовав, как упруго обожгло висок, Витек в следующее мгновение, пригнувшись, выскользнул в прихожую.
Далее все происходило как в тумане...
Едва не сбив с ног выскочившего из соседней комнаты Антона, они скопом выбежали из квартиры; понеслись под ногами ступеньки лестницы, ведущей к выходу из подъезда, где прохаживалась, блаженно щурясь под солнышком и чаруя прохожих стройными, загорелыми ножками, едва прикрытыми легким платьицем, стоявшая на "атасе" Ольга.
Не сговариваясь, попрыгали в машины. Антон и его ничего не понимающая сестрица уехали на своей; Витек, Чума и Весло покатили куда глаза глядят.
Витек косился на сидевшего рядом Весло, чье смуглое лицо на глазах приобретало мучнистый оттенок, а лоб покрылся крупными каплями пота.
Пуля прошила его грудь навылет, он терял кровь, уже обильно расползавшуюся на чехле сиденья, а поскуливавший на заднем сиденье Чума, обнажившись до пояса и свирепо разглядывая сине-багровые округлые раны входных и выходных отверстий на бицепсе левой руки, чувствовалось, обретал способность вновь принять на себя командование.
- Рули в Люблино! - сквозь стиснутые от боли зубы приказал он Витьку. Лепила там у меня... Аптекарь, мать его так...
- Быстрее... - прохрипел Весло и в следующее мгновение, уронив голову на грудь, замолчал.
Перегнувшись через сиденье, Чума охватил ладонью его шею. Скривившись, проговорил на выдохе:
- Кончился, дуралей...
Остановились возле пустыря, выволокли из машины убитого соратника, обыскали; забрав ключи и бумажник, отволокли тело в кусты.
Для верности Чума перерезал покойнику горло. Свое действие прокомментировал так:
- Тяжело расставаться со старыми товарищами, но уж коли такая судьба надо гуманно, чтоб, если очнется ненароком, не мучился... Мы же люди...
Подъехав по указанному адресу в Люблино, Витек выключил движок, глядя, как Чума, бережно прижимая к туловищу простреленную конечность, покачиваясь, бредет к подъезду, где жил известный ему врач.
Вернулся через час - взвинченно веселый, явно под действием наркотика. Приказал:
- Домой меня вези, на Красносельскую...
По пути отрывисто наставлял:
- Теперь ты - на месте Весла, понял? Сиди в хате, нос не высовывай, обмозгуем с Крученым, как и чего, тебе сообщу... Салон отмой, чехлы - в помойку. Но не у дома, хотя бы за квартал отъедь... Пистолет давай...
Витек протянул бандиту так и не пригодившийся, слава Богу, "Макаров".
- Э-э! - крякнул Чума изумленно. - А мелкашка где?
- В смысле?
- Ну та, что у Весла была?..
- Откуда мне знать?
- Там оставили... - Чума досадливо закусил губу. - Весло выронил! Точняк выронил!
- И чего? - испуганно обернулся к нему Витек.
- Там номер не запилили... Ладно. Авось пронесет!
Витек почувствовал холодок в груди. Это "авось" означало одно: если пистолет идентифицирует приехавшая на место неудачного преступления милиция, то в тлеющие угли ведущегося следствия полетит новое сухое поленце, взвив россыпь искр прибавившегося у сыщиков энтузиазма...
На Красносельской Чума жил в основательном, послевоенной постройки доме.
Квартира, куда он пригласил подняться Витька, оказалась снабженной двумя входными дверьми из толстенной стали, а в металлической раме проема тускло горела контрольная красненькая лампочка сигнализации: Чума тоже боялся разбойников.
- Вот тут и обитаю, - сказал Чума, подталкивая компаньона в гостиную, заставленную дорогой, но разномастной пыльной мебелью, напрочь лишенной какого-либо ухода.
На зеркальной полировке обеденного стола в пивных лужах валялись порожние бутылки и селедочные головы, из переполненных окурками хрустальных пепельниц несло прогорклым табачным смрадом. Смятые серые простыни и скрученное винтом одеяло свисали с пухлого кожаного дивана на затоптанный грязными каблуками ковер.
Обнаженные дамы, населявшие многочисленные живописные полотна, теснившиеся на обтянутых гобеленами стенах, недоуменно взирали на убожество бандитского быта.
- Ну, пить будем? - доставая из секретера коньяк, спросил Чума. Помянем Весло, полагается...
- Стремный сегодня день, - отрицательно покачал головой Витек. - Вдруг менты зацепят... А на тачке номера шальные... Не, поеду к себе на хату, там нервы уйму.
- Ну, твое право... - Чума глотнул коньяк из горлышка. Сморщившись, ощупал простреленный бицепс руки, просунутой в петлю надетой на шею подвязки. Подытожил: - Завтра едем к Крученому. Про то, что пушку посеяли, молчи! И без того лютовать станет... Долю твою всерьез обсудим, коли вместо Весла впрягаешься... - Он вытащил из-за пояса пистолеты, положил их на стол. Прибавил сокрушенно: - Вот тебе и наводочка... Напоролись, как овцы в загоне на вилы... Верткий фрайерок попался, удалой. А ты, Витюха, того... - Сузил презрительно глаза. - Сразу в бега... Как таракан ошпаренный.
Витек указал на красный рубец, оставленный пулей на виске. Произнес запальчиво:
- Меня как хлыстом... Сразу в сторону повело... Думал, в черепушку свинец ввинтился!
- Все еще впереди! - многозначительно пообещал Чума, вновь отхлебнув коньяк. - В сторону его повело... А в какую? На срочный свал, к калитке...
Витек, уже собиравшийся уходить, передумал. Присел за стол, отрешенно воспринимая язвительные нарекания, склонность к которым с новой силой вспыхнула в оправлявшемся от потрясений тяжкого дня шефе. Взял со стола "Макаров". Механически передернул затвор.
- Э-э! - заполошно вскинулся на взведенный курок Чума. - Не шали, лапоть!
Тупая пуля "Макарова", обладающая при выстреле с близкого расстояния таранной ударной силой, попав ему в лоб, повалила на пол вместе со стулом.
Витек, нагнувшись, с брезгливым и зачарованным вниманием смотрел, как медленно и удивленно гаснут, застывая в беспомощном негодовании, желтые, подергивающиеся остекленелой поволокой, беспощадные глаза упыря.
Смутный план завладеть сколь-нибудь значительной суммой воровских денег, подобравшись к ним поближе, ничуть не противоречил, как ныне казалось Витьку, его заветному желанию одновременного избавления от диктатуры кровавого изверга, будущего своего погубителя, которого с недавней поры он ненавидел беззаветно и люто.
Он убил нелюдя, перед которым поневоле юлил и пресмыкался, выгадывая подходящий момент исполнения этого тайного желания, потому что внезапно и озаренно уяснил: лучшего момента, возможно, не будет, и в путаной логике такого поступка присутствовал и издевательский тон считавшего его за придурка бандита, и протухшее роскошество его логова, и доступный пистолет, и уверенность в неотвратимом конце банды, и сторожевой огонек сигнализации, указывающий, что в квартире есть ценности, и, конечно же, устремление к вожделенной свободе захваченного в плен и униженного раба...
Он стер с пистолета отпечатки пальцев и приступил к планомерному обыску квартиры, нещадно куроча мебель, отдирая плинтусы, выстукивая паркет и снимая облицовки входных дверей, под одной из которых обнаружился первый ожидаемый сверток с долларами.
После многочасового труда, завершившегося лишь под утро, он нашел три тайника и, вывалив на столик стоявшего в прихожей трюмо - высоченного, в кружевах завитушек красного дерева - пачки валюты и россыпи украшений, замер, устало и опустошенно сознавая, что, вот наконец и все... Теперь свободен!
Вернее, он завоевал свободу, но ее еще предстояло многотрудно и бдительно отстоять.
Крученый
Тяготили предчувствия скорой и неизбежной беды. В голове нудно и тревожно стучало: "Что-то случилось, что-то не так..."
Оснований для самых худших предположений после незадавшегося ограбления квартиры и последовавшего за ним исчезновения Чумы с подручными имелось с лихвой.
Как объяснили Антон и Ольга, лошок, попавшийся на уловку, дверь открыл, был запрессован, но затем каким-то неясным образом сумел затеять пальбу, в результате которой бригада грабителей, получив огнестрельные ранения, ринулась наутек, растаяв в безвестности.