– Теперь все, – сказал он. И безо всякого перехода снова взял микрофон, чтобы возобновить прежнее занятие. Вновь зазвучали на самых высоких нотах корейские оскорбления и брань.
– Как он узнал? – спросила Руби.
– Он их услышал, – ответил Римо.
– А почему я ничего не слышала?
– Потому что у тебя уши как брюссельская капуста.
– Но как он мог услышать что бы то ни было, не переставая кричать в микрофон? – допытывалась Руби.
– А почему бы и нет? Он знает то, что кричит, ему не обязательно это слушать. Поэтому он слушал все остальное и услышал, как летят снаряды.
– Только и всего?
– Только и всего.
Римо знал, что она ни за что не поверит. Искусство Синанджу просто, а все хотят чего-то сложного. Какая уж тут сложность, когда сам открывается истина, простая, как день: Синанджу учит использовать свое тело по назначению – только и всего.
– Раз ты такой умный, то почему ты их не слышал? – спросила Руби.
– Чиун слышит лучше меня.
– Тихо! – скомандовал Чиун. – Раз я так хорошо слышу, то вы должны понимать, что мне невыносимо слушать ваше постоянное нытье. Замолчите оба: я буду читать свою поэму.
– Извини, папочка, подожди еще минуту, – сказал Римо, сворачивая с шоссе под редкие деревья у обочины. – Приехали! – Римо оглянулся на Смита. – Их люди наверняка сообщили кому надо о своей неудаче. Нас будут ждать. Придется идти пешком, а вы, Смитти, и Руби езжайте обратно.
– Какая чушь! – возмутилась Руби.
– У этой девушки храброе сердце, – сказал Чиун. – Она нарожает добрых сыновей.
– Сейчас же прекрати, Чиун! – Римо повернулся к Смиту. – Вы нас только задерживаете. Недавно мы проехали заправочную колонку, она осталась слева, примерно в одной миле. Ждите нас там.
Смит подумал немного и сказал:
– Хорошо. Кстати, я могу оттуда позвонить.
Римо и Чиун бесшумно выскользнули из кабины, и Руби села за руль. Выехав на дорогу, она оглянулась: оба будто провалились сквозь землю.
Объезжая воронку, образовавшуюся на месте взрыва, машина подняла столб пыли. Выехать на прямую дорогу им не пришлось: поперек дороги стоял фургон грязно-оливкового цвета. С виду он был похож на военный, однако опознавательных знаков на нем не было. Руби затормозила.
Из кузова выпрыгнули четверо вооруженных автоматчиков. Они подошли к машине и направили автоматы на ветровое стекло. Руби включила задний ход и посмотрела в зеркало: сзади стояли еще трое, нацелив дула автоматов на Руби и Смита.
– Лучше будет остановиться, – сказал Смит.
– Дерьмо, – прокомментировала Руби.
Из кабины грузовика спрыгнул на землю человек в форме цвета хаки, с сержантскими нашивками.
– А ну, выходите оба! – Он проворно раскрыл для Смита заднюю дверцу. – Живо!
Потом он открыл переднюю дверцу со стороны пассажира, сунул голову внутрь кабины и ощерился на Руби. Зубы у него были желтые от табака; его акцент с головой выдавал уроженца юга Алабамы.
– И ты с ними, черномазая! – сказал он.
– Да уж, конечно, не с ку-клукс-кланом! – отрезала Руби.
Поднявшись на вершину холма, Римо огляделся и узнал местность. Перед ними расстилались волнистые холмы Южной Пенсильвании, на которых там и сям виднелись мемориалы, статуи и небольшие часовни.
– Это Геттисберг, – сказал Римо. – Вон там – Семетри-бридж, а вот это – Калпс Хилл.
– Что такое Геттисберг? – спросил Чиун.
– Здесь было сражение, – ответил Римо.
– Во время войны?
– Да.
– Какой?
– Гражданской.
– А, война против рабства, – припомнил Чиун.
– А теперь мы с тобой заняты поисками новой армии, которая хочет восстановить рабовладение, – подхватил Римо.
– Мы не найдем ее здесь, на этой вершине, – сказал Чиун.
У подножия холма, на небольшой ровной площадке, Римо обнаружил три углубления, оставленные гаубицей, и показал их Чиуну.
– Одна из них стояла здесь.
Чиун кивнул.
– Они нас поджидали.
– Как это? – не понял Римо.
– Отсюда дорога не просматривается. По нашей машине выпустили три снаряда. Кто-то из этих людей, должно быть, засек наш автомобиль и передал по рации команду открыть огонь. Но цель была пристреляна заранее – они ведь не могли видеть дорогу. Они нас ждали. – Чиун показал рукой в направлении леса. – Они ушли туда.
– Тогда пойдем к ним в гости, – сказал Римо.
Полевой лагерь был разбит на лужайке, позади небольшого холма в окрестностях Геттисберга. Лужайка была ограждена цепью военных грузовиков и автобусов, на которых приехали боевики с базы в Южной Каролине. В стороне от них стоял белый «Континенталь».
На поле была разбита только одна армейская палатка площадью в пятнадцать квадратных футов. Она служила полковнику Бличу командным пунктом и местом отдыха в ожидании дальнейших распоряжений.
Аккуратненький, кругленький, в светлой габардиновой куртке и брюках-галифе, заправленных в высокие сапоги, Блич разглядывал Смита и Руби, похлопывая рукоятью хлыста по правому бедру. Пленников охраняли трое автоматчиков во главе с желтозубым сержантом.
Позади них сидели на земле пятьсот солдат – основной костяк войска Блича. Их спешным порядком вывели на лужайку сразу после того, как привели пленников. Руби наблюдала, как они ровными рядами рассаживались на траве.
Чокнутые, злилась она, безмозглые бараны! О чем только думают их тупые расистские головы, закупленные оптом на Крайнем Юге!
Желая произвести впечатление на своих людей, Блич бодро расхаживал взад-вперед перед захваченными пленниками. Руби зевнула и прикрыла рот тыльной стороной ладони.
– Ах так! – прорычал Блич. – Отвечайте, кто вы такие!
Его зычный голос прокатился над лужайкой и повис в воздухе. Парни молча ждали, что будет дальше.
– Мы из мэрии, – сказала Руби. – Хотим проверить, есть ли у вас санкция на проведение демонстрации.
Блич вперил в нее сузившиеся от гнева глазки.
– Посмотрим, надолго ли хватит твоего чувства юмора. – Он повернулся к Смиту. – А что скажешь ты?
– Мне нечего вам сказать, – ответил тот.
Блич вздернул подбородок и обратился к своему войску – поверх голов Руби и Смита.
– Смотрите, ребята! – сказал он. – Хорошенько смотрите: вот так выглядит враг. Это – шпионы! – Он подождал, пока сказанное уляжется в их головах. – Шпионы и предатели! В военное время – а сейчас именно такое время, потому что они хотят уничтожить все, что дорого нам, американцам, – в военное время может существовать только одно наказание для шпионов и предателей... – Он снова выдержал паузу, обвел глазами лужайку из конца в конец и бросил короткое, точно удар хлыста, слово: – Смерть!
– Так вы собираетесь показать нам разрешение или нет? – спокойно спросила Руби.
– Посмотрим, что ты запоешь под дулами автоматов, – сказал Блич. – Но сначала вы нам расскажете о себе.
– Круто берешь, янки, – сказала Руби. – Побереги себя.
Блич дал знак сержанту. Тот подошел к девушке сзади, схватил ее за плечи и швырнул к полковнику. Блич выставил перед собой тяжелую рукоятку хлыста. Руби не устояла на ногах и упала животом на свинцовую рукоятку. Девушка испустила невольный стон.
Полковник довольно засмеялся. Смит зарычал, точно разъяренное животное, и бросился на садиста. Блич занес руку с хлыстом над головой Смита, метя ему в голову. Однако Смит пригнулся, и хлыст просвистел поверх его головы. В следующую секунду жесткий кулак уроженца Новой Англии угодил в мясистый нос Блича. Стражи, сопровождавшие пленников, метнулись вперед, навалились на Смита и прижали его к земле. Один наиболее ревностный служака ударил его прикладом в правое плечо.
Превозмогая боль, Смит взглянул на Блича, зажимающего свободной рукой кровоточащий нос. Сейчас он олицетворял для Смита всех твердолобых диктаторов и громил, которых он люто ненавидел всю жизнь.
– Это вам не с женщинами воевать, – прохрипел Смит.
Блич отнял руку от лица, и на его толстые губы фонтаном хлынула кровь.
– Взять его! – пролаял Блич. – Он свое получит. После черномазой.
Полковник нагнулся, схватил Руби за волосы и рывком поставил на ноги.
– Сначала – ты! – Он повернулся к своим солдатам. – Запомните это лицо, лицо врага!
С его губ брызгала кровь, пачкающая блузку Руби.
Их не видела ни одна живая душа, и никто их не слышал. На каждом из четырех углов лужайки было поставлено по два часовых, так чтобы даже мышь не могла попасть в расположение части. Но ни один из постовых не заметил Римо и Чиуна.
Они проникли на территорию лагеря и неслышно прошли через заднюю стенку палатки. Укрытые от сотен пар глаз спасительным мраком, они видели, как Блич схватил Руби за волосы. Девушка позволила подтащить себя поближе, а когда ее лицо поравнялось с лицом полковника, плюнула ему в лицо.
Чиун одобрительно кивнул.
– А она смелая, эта женщина. Она подарит мне доброго сына. От тебя, разумеется, – поспешно уточнил он.
– Не надо об этом, – попросил Римо.
Видя, как взбешенный полковник снова взял хлыст в левую руку, намереваясь ударить Руби в висок, Римо понял, что сейчас не время для разговоров. Когда Блич замахнулся, Римо резко высунул руку из палатки и выхватил у него хлыст.
Полковник отпустил девушку, повернулся и увидел Римо, вышедшего на залитую солнцем площадку.
– Привет, ребята! – сказал он, небрежно помахав рукой сидящим на траве боевикам.
По их рядам пронесся приглушенный гул.
– Что здесь происходит?
– Кто этот парень?
– Сейчас Блич ему покажет!
– Как он сумел сюда пройти?..
Кинув на Римо пристальный взгляд, Блич взялся рукой за кобуру автоматического пистолета. И тут снова молнией мелькнула рука Римо. Послышался звук разрываемой кожи, кобура легко отделилась от ремня и отлетела на двадцать футов в сторону.
– Так-то вы встречаете гостей! – сказал Римо с укором в голосе.
Охранники, стоявшие позади Смита, взяли оружие наизготовку. Сержант направил очень несимпатичный пистолет 45 калибра в живот Римо; остальные прицелились из автоматических винтовок.