– Сделаем, – повеселел адмирал Тохара и начал перестраивать корабли в соответствии с новой стратегией.
Старые корабли действительно едва держались, они просто не были предназначены для выполнения подобных задач, и их все равно вот-вот пришлось бы вывести из боя, потому как командиры просто завалили флагман жалобами на постоянные поломки, и оттого они просто бесполезны.
Дана команда «старт» – и двадцать кораблей мелкими группами по разным векторам устремились в безнадежную по определению атаку. Так и оказалось, более плотно и грамотно сгруппировавшийся противник встретил корабли плотным, очень массированным, а главное достаточно точным огнем.
Тут даже не помогали высокая скорость и маневр, за счет меньшей скорости точность конфедератов значительно возросла, и болванки линкоров, крейсеров и фрегатов сотрясали корветы Союза, вырывая у них куски брони и срывая надстройки. А стодвадцатимиллиметровые болванки супердредноутов собрали первый урожай, и сразу пять атакующих кораблей, дернувшись всем корпусом, пошли с резким креном, дифферентом или всем сразу. Корабли перешли в неуправляемый полет, их завертело, и очень быстро корабли просто разорвало центробежной силой.
– Отмена атаки! Отмена атаки! – тут же приказал вице-адмирал, дождавшись первых жертв.
Эскадры, шедшие атакующими курсами, едва сумели отвернуть. Тем не менее, первая атакующая группа продолжила рейд, и только трем кораблям удалось-таки прорваться к цели и отстреляться по «Птаху», остальные вынуждены были сойти с курса, потеряв еще три корвета от заградительного огня конфедератов.
Адмирал Тохара сам связался с канцлером и скорбным голосом, старательно пряча за ним торжество, доложил:
– Сэр, как вы видели, атака провалилась… У нас в чистых потерях восемь кораблей, еще порядка десяти не пригодны к дальнейшим боевым действиям без серьезного ремонта. То есть, по сути, мы потеряли целый Флот, сэр. Какие будут дальнейшие ваши приказания? – поинтересовался с бесстрастным лицом адмирал, сделав при этом довольно едкое ударение на предпоследнем слове.
Иннокент тайком показал Тохаре большой палец и улыбнулся.
Канцлер, пожевав губами, хмуро глянул на адмирала и выдавил:
– Действуйте по своему усмотрению…
– Есть, сэр!
Связь оборвалась еще до того, как адмирал ответил. Повернувшись к Каину, он сказал:
– Думаю, по окончании битвы у нас все же могут возникнуть большие проблемы.
– Не думаю… – отмахнулся Иннокент, понимая, что Тохара подразумевал проверку Комитета. – Победителей не судят. А если проиграем, то судить будет некого и некому.
– Надо еще победить.
– Вот этим мы сейчас и займемся.
– И что же предлагает советник?
– Оставить в покое супердредноуты и сосредоточить внимание на фланговых кораблях противника. Будем атаковать не с «погружением», подставляя всем и вся свои бока, а по касательной. Времени у нас до хрена и больше. Так что к моменту подхода к планете постоянными атаками мы половину флота противника превратим в хлам, а вторую изрядно потреплем.
– А оставшиеся невредимыми супердредноуты будут уже не так страшны.
– Вот именно.
72
Непрерывные точечные атаки сил мятежников изматывали до невозможности. Час за часом мятежники пикировали, выбрав себе цель на окраине построения, и молотили ее что есть сил. Сначала в качестве основных мишеней выбрали авианосцы, но Сильвестр Ли приказал им встать между супердредноутами в самом центре группировки. Тогда мятежники переключились на самые мощные и маломаневренные корабли после супердредноутов – линкоры.
Да, противник в этом до ужаса затянувшемся сражении, когда офицеры просто валились с ног от усталости, тоже терял корабли, причем в прямом смысле этого слова. Хватало пяти-семи точных попаданий из главного калибра, чтобы эти мелкашки, сойдя с курса, рвались на части. Броня у них совсем дохлая.
Конфедерация в этом плане не потеряла ни одного корабля. Впрочем, противник и не стремился к этому, он действовал более экономно и прагматично. Конфедераты теряли корабли как боевые единицы. После трех-пяти атак от жертвы оставалось только подобие боевого корабля, они превращались в никчемные самоходные баржи с выведенными из строя орудиями.
– При подходе к планете у меня останутся только супердредноуты и авианосцы, – ворчал вице-адмирал, знакомясь с очередной сводкой повреждений атакованного корабля. – Ну, может, еще фрегаты, они хорошо уворачиваются.
Впрочем, регулярно поступающие сводки повреждений можно было и не читать, потому как они почти ничем не отличались одна от другой: уничтожение бортового вооружения в пределах семидесяти процентов, столько-то отсеков разгерметизированно, столько-то горит, и в заключении говорится, что экипаж борется за живучесть судна.
И ведь нет никаких методов противостоять мятежникам. Стоило только остановиться, как они бросились в рассыпную, и не думая атаковать, опасаясь чудовищной залповой мощи орудий сразу двух супердредноутов и торпедно-ядерной контратаки. Ускориться? Это значит подвергнуть строй опасности растяжения, и тогда отставшие корабли станут еще более удобной мишенью. Вот и приходилось плестись едва-едва.
«Ничего, еще три часа – и мы на месте. Всего каких-то три часа из пятидесяти… – с облегчением думал вице-адмирал Ли, проведший все это время на посту, глотая одну таблетку стимулятора за другой и запивая их лошадиными дозами кофе. – Тогда мы им покажем, где раки зимуют. Ух покажем!!!»
Командующий оказался прав в своем пророчестве. При подходе к планете он действительно потерял все тяжелые корабли, мятежники раскурочили все линкоры и крейсера. Только фрегаты, как самые маневренные, сумели избежать печальной участи превращения в бесполезные самоходные баржи, хоть и все равно пострадали от вражеского огня, но от них в целом виде в предстоящей операции толка как от козла молока.
Мятежники в целом погибшими и поврежденными потеряли две трети кораблей, и оставшиеся в боеспособном состоянии скрылись в плотной дымовой завесе, которую наращивали все то время, пока приближались конфедераты. Мятежникам требовалось пополнить боезапас и топливо. В пользу этого говорило то, что в последние часы они действовали как-то вяло.
Завеса действительно оказалась плотной настолько, что та, что создавали вокруг орбитальной ремонтной станции на Касабланке по сравнению с этой просто легкий туман. Кроме того, вместо одной цели – орбитальной судоверфи, на экранах радара плавало четыре метки, ничем неотличимые друг от друга. Спрашивается, какая из них истинная? Молотить сразу по четырем?
На четыре мишени никаких снарядов не хватит, и потому Сильвестр Ли приказал:
– Авиация на вылет. Провести разведку. Мне нужно знать, где истинная цель.
– Есть, сэр.
Четыре авианосца выстроились в линию со стокилометровым шагом. На первом из них базировались «протоны» с пилотами людьми, на втором – «протоны», управляемые дистанционно, а в третьем и четвертом таились новейшие автоматические «электроны».
Именно из последних двух стартовали самолеты. Получив вводные задания, они, разделившись на группы по сто машин, стартовали к своим целям для разведки боем.
Навстречу «электронам» вылетела совсем уж огромная туча малых меток.
– Больше шести сотен, сэр… – обомлевшим голосом доложил офицер.
– Плевать, наши пташки расхреначат их за милую душу, – беззаботно отмахнулся адмирал, хотя далось ему это с большим трудом.
Все-таки у птичек не было реального боевого опыта применения, только тестовые испытания, приближенные к боевым, и как они поведут себя в реальных условиях, это все еще вопрос, на который прямо сейчас они дадут ответ.
Там, в дыму, закрутился неравный бой. Неравный? Для кого? Для конфедератов или мятежников? Судя по частоте и количествам вспышек и исчезающим меткам, данное определение скорее относилось к пилотам СНМ. Они горели десятками. «Электроны» оказались вне конкуренции. Даже дистанционно управляемые аналоги блекли на их фоне. Это было что-то с чем-то.
Соотношение потерь уже определялось как пятнадцать к двумстам тридцати семи и продолжало увеличиваться в пользу Конфедерации.
– Ну что, вы определили, где находится реальная судоверфь? – спросил адмирал Ли.
– Так точно, сэр. Объект под номером два.
– Тогда отзывайте самолеты. Поработаем пушками. А то еще немного – и они просто заржавеют.
– Есть, сэр!
Пара нажатий клавиш операторами, и «электроны», разом потеряв всякий интерес к сражению, развернулись и рванули обратно на авианосцы, густо осыпая пространство за собой противоракетными средствами.
– Окончательное соотношение потерь: двадцать один к двести восьмидесяти пяти, – самодовольно доложил генерал Твардовский, отвечающий еще и за применение «электронов».
– Неплохо. Очень неплохо…
Супредредноуты стали выходить на дистанцию эффективного огня. Пушки готовились дать сокрушительный, почти безответный залп. Разведка показала, что орбитальная верфь защищена крайне слабо и еще хуже вооружена. Даже хуже, чем ремонтная станция на орбите Касабланки. Все пушки пошли на оснащение кораблей.
– Мы на месте, сэр! Цель взята на прицел!
– Огонь!
Боги смерти содрогнулись от собственного залпа с левых бортов. Адмирал испытал от этого ни с чем несравнимое удовольствие – настоящий экстаз. И дело даже не в мести за понесенные потери. Слишком мелочно, тут что-то другое, чувство более высшего порядка. Даже сексуальное наслаждение меркло по сравнению с ним.
– Переворот!
Корабли чуть подвернули, чтобы пушки правого борта также смогли поймать на прицел цель и рыкнуть сокрушительным огнем.
– Готово!
– А-агонь!!!
И второй залп прошелся по беззащитной орбитальной судоверфи, круша только что заложенные корабли, ломая сами верфи, срывая леса, сминая балки, дырявя никак не защищенный корпус самой станции…
73
То, что творили новые самолеты конфедератов, ошеломляло. Нет, это слишком слабое обозначение того, что чувствовали наблюдатели побо