— Ты серьёзно рада? — не поверила я.
— Почему ты сомневаешься? Разве я не пыталась всю жизнь укрепить в тебе волю?
— Тем, что запирала в комнате без света? А пару раз даже в шкафу! Это, считаешь, нормально?
— Но ведь работает! — уверенно заявила она. — Потом мне спасибо скажешь! Ещё не хватало, чтобы мой собственный ребёнок боялся темноты! Позор какой. Но теперь-то вижу в тебе стержень. Не зря старалась!
От бурных маминых восторгов у меня разболелась голова.
— А чего же тогда нужно бояться?
— Деточка, — сказала она вкрадчиво, точно только сейчас ей на ум пришла новая мысль. — У тебя что-то случилось или что? Тон какой-то совсем потерянный.
— Нет… точнее. Да. Это сложно объяснить, но я кое-что… кое-кого потеряла. Навсегда. — слова вырвались сами собой, может, потому что сил не было держать их в себе.
— Так верни, — заявила мама. Я невольно усмехнулась простоте её предложения. Если бы всё было так просто.
— Это невозможно.
— А ты всё пробовала? Каждый вариант? Ты же не сдалась после первой неудачи?
— Ты не понимаешь. Там просто ничего нельзя сделать.
— Так ты даже не пыталась?…ну, чего молчишь? Так и есть? Н-да… наверное, поторопилась я с выводами. Ты всё ещё малый ребёнок. Твой отец таким был до самого конца.
Не дав мне ничего ответить, она положила трубку. Уже слушая гудки, я прошептала:
— Смерть не отменишь, мама.
После я долго ворочалась в кровати, думая о словах матери. Они репейником застряли в лёгких и не давали спокойно дышать. Всё ли я испробовала? Но что я могла? Павел умер… умер, ведь так? Я сама видела, как его поглотила мгла. И Илона говорила, что никто не возвращается из океана Ша. Что живые души океан растворяет в себе, как гигантский желудок полезную пищу.
Потом я вспоминала сегодняшний день, реакцию Алека на расставание, подумала о Бароне, об Илоне… о Павле и о жизни, что ждет впереди. Она представлялась бесцельной и пресной. В груди всё также саднило, сердце просило невозможного. Ведь нельзя вернуть того, кто умер. Ведь нельзя?
Промучившись мыслями час или больше, я всё-таки оставила попытки заснуть и, включив свет, села на кровати. За окном было темно, как в желудке у кита. Стекло запотело, я провела по нему пальцем, рисуя треугольник уха, вытянутую морду, точки глаз. Получилась то ли лиса, то ли койот, то ли побитая дворняга. Я как раз дорисовывала нос, когда за спиной вдруг что-то шелохнулось, точно листва под ботинком.
В отражении стекла я увидела Тень. Та замерла, расплываясь тёмным пятном по кровати и части стены.
— Ну? И чего ждёшь? — устало спросила я, тыкая в отражение пальцем. — Ты-ты, я про тебя говорю. Сделай уже, что хотела, и разойдемся, — я выжидательно помолчала, сурово глядя на неподвижную Тень. Потом вздохнула, пробормотала тише: — И чего замерла? …мы же с тобой, получается, всю жизнь вместе, а так ни разу нормально и не поговорили, — Не то чтобы я ждала ответа, просто хотелось поговорить хоть с кем-то. А Тень была больше чем “кем-то”.
— Я вот сейчас подумала. Вот ты из себя вся такая злобнющая, но на деле пользы от тебя больше, чем вреда. Собаку в зоопарке получилось остановить только благодаря тебе. Да и Гиены бы никого щадить не стали. На ритуале только больше пугала, а по сути никого не тронула. Всё дурное, что случилось — было дело рук людей. Я боялась тебя, а надо было их бояться. Странно, да? Или страннее, что я это осознаю только сейчас? Получается… надо сказать тебе спасибо?
Я обернулась, села поудобнее: подтянула колени к груди, упёрлась в них подбородком. Тень всё так же молчала. Может, она вовсе разучилась говорить. Или придумывала очередной коварный план?
— В некотором роде, мы похожи, — выдала я очередную идиотскую мысль. Но некому было дать мне за неё по носу. — Меня оставил Павел, и тебя тоже бросили. Твоя эта Матерь не захотела пускать обратно. Что, кстати, случилось? Почему она отказала? Молчишь. И почему хвосты оставила мне? Разве ты не мечтала их поглотить? Н-да. Собеседник из тебя так себе… Хотя откуда тебе уметь беседовать? Так-то я впервые что-то у тебя спрашиваю. А если бы раньше спросила — ты бы ответила?
Тень игнорировала мои вопросы, а мне, между тем, ужасно захотелось до неё достучаться. Поэтому я протянула руку, касаясь дымчатой тьмы.
“Она холодная, как лёд…” — подумалось мне, прежде чем перед мир вокруг заволокло туманом, а разум отключился, погружая в забытьё.
Сцена 15. Сделка
Я осознала себя в комнате, стены, пол и потолок которой были выложены стеклянными осколками. В некоторых прятался кусочек неба — иногда ярко-закатного, иногда сверкающе-звездного, но чаще хмурого от туч. В других виднелись потолки помещений, в которых я находилась в разные моменты моей жизни. Где-то угадывалась бетонная серость университета, где-то белел оштукатуренный потолок материнского дома, а в одном из крупных осколков, который был прямо за спиной, я узнала комнату, ту самую, что арендовала у Нины Валерьевны. Я стояла посреди этого мельтешащего калейдоскопа.
Поежившись от холода, я оглядела себя. У меня было тело ребёнка — девочки лет шести. Одета была в красное платьице, усыпанное белым горошком. На макушке торчком стояли призрачные лисьи уши, а за спиной я обнаружила три призрачных лисьих хвоста. В груди и животе болезненно тянуло. Там, скрытая платьем, зияла рана, в которую утекала духовная энергия. Хотя и казалось, словно она стала куда меньше, чем была в прошлый раз.
Ещё я знала, глаза у меня рыжие, как осенние листья, а лицо плывёт и меняется: от боли к радости, от старости к молодости, от человеческого облика к лисьей морде.
Я была Корой. Ядром своего существа — тем самым, которое хранит память о прошлых жизнях.
Стеклянную комнату мне уже приходилось видеть, когда путешествовала по воспоминаниям с Илоной. Только тогда я смотрела на Кору со стороны, а теперь видела мир её глазами. Кроме этого, кое-что поменялось и в обстановке. Не было стального стола посередине, а вместо чёрной кошки у одной из стен стояла фигура, слепленная из густого дыма.
Голова фигуры то вытягивалась в остроносую морду гиены, то превращалась в пушистую собачью, то сплющивалась, напоминая усатую мордочку Луи.
— Ну, привет… хотела ответ? — прохрипела фигура, поднимая на меня матово-чёрные глаза без зрачков и разевая пасть, — …всё потому… что мы недостаточно мертвы.
— Что-что? — пролепетала я. Голос прозвучал по-детски звонко, по-цыплячьи испуганно.
— Ты спросила, почему Матерь нас не забрала, — с кривой ухмылкой пояснила Тень, глядя, как я пячусь от неё подальше. Поближе к осколку с квартирой Нины Валерьевны, который, как я надеялась, вёл обратно в реальный мир. — Матерь отказалась от нас, потому что мы больше не мертвы. Или недостаточно мертвы. Так она сказала. А ты зря зайчишку включила. Сама же хотела поговорить… или просто языком зря чесала?
Тень смотрела оценивающе, точно пантера, выжидающая миг для прыжка. Взгляд у неё был пронзительный, точно она меня наизнанку выворачивала и косточки пересчитывала. Но вместе с тем отрицать её правоту было сложно. Я сама же требовала беседы, а чуть что, готова сигануть прочь? Но можно ли верить Тени? Хоть она и помогла пару раз, всё же её мотивы были далеко не мирными. Связываться с потусторонней тварью — себе дороже. С другой стороны, захочет добраться — доберётся. Так чего бояться? Вдобавок вспомнилось мамино презрительное: “Так ты даже не пыталась…”.
— Вовсе я не сбегаю, — решительно сказала я, выпрямляя спину и пытаясь угомонить дыхание. — Так о чём ты… Говоришь, Матерь не приняла вас назад, потому что решила, что ты… вы недостаточно мертвы? — переспросила я с недоверием. — Это из-за душ, которые вы поглотили?
Тень совсем по-человечески пожала плечами:
— В том числе, — она посмотрела на осколок стекла рядом с ней. За ним бушевала гроза. Молния вспыхивала, но фигура Тени поглощала весь свет, который падал на неё.
— А раньше вы были мертвы? До того как поглотили те души?
— Возможно. Никто не проверял, но изначально мы, без сомнения, были безоговорочно чудесно мёртвыми, — Тень улыбнулась, обнажая клыки. — О, это упоительное чувство покойной неподвижности. Да, оно было с нами тогда, когда Матерь выплюнула нас чёрным пламенем, чтобы мы пожрали её врагов. В тот день мы и встретились, лисичка. Встретились в горячей, красно-бурой утробе твоей мамы. Ты не помнишь, но мы обняли тебя, недоразвитого младенца, так крепко, как могли, присосались к твоей душе, как к материнской груди. Мы бы выпили тебя без остатка, но в последний миг ты ускользнула. Мы, ведомые волей нашей Матери, двинулись следом. И вместе пришли в этот мир. Сначала мы лишь хотели исполнить её волю… и сожрать тебя…
— А сейчас?
— Сейчас никакого приказа нет.
— Значит, вы больше не будете пытаться меня убить?
— Не знаем. Мы ещё не решили.
— Сомневаетесь?
— Наверное, так можно сказать. Сомнения, да… У мёртвых сомнений нет.
Мне вспомнилось, что именно об этих непонятных "сомнениях" шла речь, когда решалось, получит ли Барон силу океана Ша
— А у Барона были?
— Естественно. Если бы не было, он бы не стал проводить ритуал.
— Не понимаю. Почему бы не стал?
— Не захотел бы. Нет сомнений — нет желаний. Нет желаний — значит, и сила ни к чему.
Мне было странно, что Тень так запросто отвечает на вопросы, хотя раньше никогда не баловала диалогом. “Почему она вообще пошла на контакт?” — напряжённо размышляла я. — “Только потому, что я её коснулась и попросила поговорить? Тень же ничего не делает просто так. Ей, наверняка, что-то нужно”.
— Какой-то замкнутый круг, — вслух сказала я, внимательно следя за Тенью. — Значит, у Барона изначально не было шансов? На что же он надеялся?
Тень оскалилась с насмешкой:
— На что надеются людишки, когда ищут счастья или смысл существования? Когда заключают брак на всю жизнь? Когда верят, что их личинки оправдают ожидания, жена не клюнет на ухаживания соседа, а муж больше не прикоснётся к бутылке? Когда думают: болезни и смерть — это не про них? Барон — просто ещё один глупый человечек. Муравей, возомнивший себя вершителем судеб. Матерь открыла ему тайну, что если не будет сомнений — он получит силу. Это правда. А другую правду он увидеть не захотел.