“Что-то вроде…” — казалось, в голосе Илоны проскользнула горечь: “Давай пока поближе подберёмся…"
Они подошли ближе, благо, Павел никуда не сбегал. Он стоял неподалёку от пылающего здания и со странной тревогой прислушивался к разговору двух дородных теток.
Вдруг одна из них заметила его, повернулась всем телом, прищурилась, точно увидала давнего недруга. Скривив губы, прокаркала что-то зло и отрывисто. Алек был уже близко и видел, как лицо Павла замкнулось, прячась за маской надменности, губы сломала кривая усмешка. Он что-то высокомерно процедил в ответ, а в следующую секунду схватился за голову, покачнулся, точно его не держали ноги.
Алек крикнул:
— Павел, эй!
"Не сейчас", — мяукнула Илона, со странным волнением следя за Павлом, и Алек вдруг с раздражением подумал, а что этих двоих на самом деле связывает? Ради кого эта девушка, судя по всему ровесница Павла, пришла в воспоминания? У этого шакала снаружи что, целый гарем из тех, кто готов вешаться ему на шею? Чем этот гопник их привлекает, чёрт бы его побрал?
Павел тем временем кинул на Алека мутный взгляд и тут же принялся остервенело тереть глаза, а потом, не глядя, побрёл в сторону колонки. Ноги у него заплетались, как у контуженного. "Может, гарью надышался, а может, клеем балуется?" — неприязненно подумал Алек, двигаясь за ним по пятам и стараясь не потерять из виду. Кошка бежала следом и, казалось, была полностью поглощена беспокойством, ушки на круглой голове подрагивали, а хвост метался из стороны в сторону, выдавая волнение. Алек не смог удержаться от едкого вопроса:
— Эй, Илона…и как оно ощущается?
“Что?”
— Неразделённые чувства. Думаешь, он того стоит? — это была только догадка, поэтому Алек немного растерялся, когда Илона промолчала вместо ответа. Ему тут же стало неловко за собственную бестактность. Что на него нашло?
— Так как… как именно разбудить Павла? — Попытался Алек перевести тему. Кошка шла рядом, прижав уши к голове. — Знаешь, я уже пробовал с ним поговорить. Едва до драки не дошло… Чуть не всёк ему.
Павел уже успел избавиться от таза, и теперь, глядя под ноги, торопливо шёл куда-то вглубь деревни, не замечая преследования.
“Разговоры вряд ли помогут. Тут важно нарушить связность событий”, — сухо ответила Илона. Они шли за Койотом, сохраняя дистанцию. Шум пожара отдалялся, и вскоре всполохи уже едва просвечивали через деревья.
"Нужно выдернуть Павла из потока…", — продолжила Илона: — "… не дать случиться тому, что должно произойти, или пустить события другим ходом”.
— А что насчёт шоковой реакции? Барон про неё говорил…
“Хм, говорил, значит. Да, есть такое. Мы на чужой территории, Павел — создатель этого мира, пусть того и не осознаёт. Если вмешаться уж очень грубо, то его сознание начнёт защищаться. Если попадёт в нас, то мы впадем во что-то вроде комы. Но выйдем из неё, как только проснётся сам Павел. Возможно, с некоторыми последствиями для разума. Но не обязательно”, — уклончиво ответила она.
— Но нам же надо вернуть его за два дня! Иначе Узы истощат Тину.
— Скорее уж, Павла, но да… поэтому мы постараемся избежать шоковых реакций, понял?” Постарайся не действовать наобум. Слушай меня. И всё будет хорошо.
— Хм…
“Чувствую, с тобой проблем не оберусь”, — мяукнула кошка, тряхнув ушами.
Алек молчал, следуя по пятам за Койотом, который уверенно шагал по сельской дороге. Людей вокруг совсем не было. “Идёт к дому”, — догадался Алек, узнавая местность из самого первого воспоминания.
Но вдруг Павел остановился, вглядываясь в темноту впереди. Его Эмон шумно втянул носом воздух, шерсть на загривке встала дыбом, и Алеку вдруг показалась, что пелена на глазах Койота не такая мутная, как была одно воспоминание назад.
— Эй! Кто тут? — уверенно крикнул Павел, хотя не было ни единого намёка на постороннее присутствие. — Не ныкайся, выходи, побазарим!
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом возле ближайшего дома шевельнулась тень, и на дорогу вышел смутно знакомый худой мальчишка. И навёл на Павла ружьё.
Огонь был похож на вырвавшегося на волю хищника. Он с хрустом пожирал деревянные перегородки, трещал потолочными рейками, но самым большим его деликатесом были книги. Их он рвал в клочья, подбрасывая обугленные страницы к небу.
На краю деревни горела заброшенная библиотека. Вспыхнула в один миг и теперь пылала, как гигантских факел. Люди, в чём были, повыскакивали из соседних домов, забегали, запричитали. Замелькали кадушки, вёдра, кастрюли. К вечернему небу столбом поднимался чёрный дым.
— Где носит этих пожарных? Пока доедут, полдеревни сгорит! — вопил старый завуч, раздавая людям вёдра.
— Шланг, тяните шланг! — слышалось с другой стороны.
— Пашка, чего замер? Помогай, бездельник! — крикнул кто-то, сунув мне в руки пустой таз. Я так и остался с ним стоять, глядя на пляшущие языки пламени. Глаза слезились от дыма и жара. Вместе с библиотекой что-то трещало в груди.
— Слышала, Матвеевна, хулиганы эту заброшку облюбовали, — причитала соседка, подтаскивая мужикам ведро с водой. — К бабке не ходи, кто-то из них и подпалил!
— Хоть бы на дома не перекинулся огонь-то. Вона как пылает…
Пылало ярко, до пятен на сетчатке. В голове у меня крутилась неясная тревожная мысль, которую никак не удавалось ухватить. Что-то напрямую связанное с буйством огня, от которого щипало лицо и глаза.
С грохотом обрушился второй этаж. Школьный завуч, чей дом стоял ближе всего к библиотеке, в ужасе схватился за волосы, а я, отстояв в очереди, всё-таки наполнил таз у колонки, подтащил воду к пламени и плеснул так же, как это делали все — разливая половину мимо. Лица мужиков вокруг были растерянные, чумазые от копоти, спины — мокрые от пота.
Общая опасность объединила даже тех, кто в иные дни был готов сцепиться из-за косого взгляда. Но если деревня сгорит, вряд ли найдётся много желающих отстроиться заново. Скорее всего люди разъедутся, кто в город, кто в другие селения. Мне вдруг со злостью подумалось, что пусть бы сгорело всё дотла. Я был бы только рад перебраться подальше от надоевших рож, от вечных поучений и неодобрительных взглядов. Скучать не стал бы. А через четыре года — совершеннолетие, можно и с отцом навсегда распрощаться.
Я невольно пытался разглядеть в толпе его красную после попойки морду, но отец, наверное, валялся дома в пьяном забытье, таком крепком, что никакие крики не пробивались к заспиртованному мозгу. Зато я заметил Грача. Того самого придурка, которого мне в детстве как-то довелось вытащить из ямы. Запуганный ребенок вырос и превратился в трусливую шавку, готовую и предавать, и подхалимить, лишь бы его самого поменьше замечали.
Грач, точно что-то почуяв, оглянулся, споткнулся о меня взглядом. Лицо у него перекосило так, точно он увидел привидение.
Я хотел было подойти к нему, встряхнуть, чтобы не смел пялиться, но что-то меня остановило, какой-то отчаянный блеск в его трусливых обычно глазёнках. Тревога снова кольнула рёбра, и тут же вспомнилась наша случайная встреча сегодня утром.
Взрослые суетились, закидывая в ненасытную огненную пасть ведра песка и воды. В ответ пламенный монстр угрожающе шипел, брызгал искрами… но понемногу, по чуть-чуть отступал, подпуская людей ближе. Огонь побеждали и без меня. Хотелось курить, но достать сигареты при взрослых — значило нарваться на неприятности.
— Целы хоть все? — спросил взволнованный женский голос справа, и я невольно прислушался.
— Кажись. Только книжный архив до тла, — вздохнула тётя Валя, продавщица местного магазина. — Слышишь, книги скрипят. Давно уж их должны были перевезти, а теперь поздно, — она вдруг заметила меня, смерила неприветливым взглядом. Видно, ещё не забыла, как я пару лет назад по глупости стащил у неё из-за прилавка лимонад. — Паша, чего уши греешь? Уж не твоих ли это рук дело?
— Моих? — я поперхнулся от такого заявления и тут же огрызнулся в ответ: — А может, это ваш муж бычок в траву скинул? — В висках неожиданно заломило.
— Ну ты скажи! Язык-то попридержи, засранец! — прикрикнула продавщица. Лицо женщины двоилось, мне вдруг почудилось, будто её глаза перетянуты белой плёнкой, будто лицо — не лицо, а коровья морда.
— Э-э, чего ты? Гарью надышался что ли?
Я отшатнулся от протянутой руки.
— Павел! — вдруг позвал меня незнакомый голос, краем зрения я уловил силуэт рыжего пса в человеческий рост… или это просто пламя выгнулось причудливым образом? Чертовщина какая-то.
Протирая зудящие глаза, я пошёл прочь, стараясь не оглядываться. В горло точно песка насыпали, мигрень ввинчивалась в виски, растекаясь жаром на лоб и затылок. Может, и правда надышался, раз такая хрень мерещится…
Ноги на автопилоте понесли к колонке с водой, но по дороге удалось продышаться, в глазах прояснилось. Я незаметно спихнул таз в кусты. "Без меня управятся, а если нет, то и не жалко, если всё сгорит к чертям", — думал я, пока бежал к дому, подальше от гари и от сжимающей грудь тревоги.
Солнце уже полностью завалилось за горизонт, на землю опустилась ночь. Пару раз я замечал между деревьями тень, словно кто-то следовал за мной от самого пепелища. "Кто-то знает", — в панике подумалось мне, но я тут же отогнал эти мысли: "О чём знает? Я ничего не сделал. Только сказал… а это пустое".
Но тонкий, трусливый голосок внутри пропищал: — “Виноват. Не пустое. Горит, из-за тебя горит. Из-за тех слов… "
Свет в окнах отцовского дома был погашен, темноту разгоняло только полыхающее вдали пламя. Вокруг не было видно ни души, но чувство тревоги никуда не делось, наоборот, навалилось с новой силой. Я замер, прислушиваясь, и скорее почуял, чем услышал — за углом кто-то ждал.
— Эй! Кто тут? Не ныкайся, выходи, побазарим! — крикнул я в темноту.