вели кресло в лежачее положение. Потом люди в форме вышли, оставив ее наедине с «безобидным» дебилом.
Как ей казалось, наедине. В комнате кто-то прятался за ширмой и, когда посторонние люди ушли, вышел. Похоже, именно его люди в форме называли Пастухом.
Потом начался ад. Мозгоклюй не приближался к жертве, он даже до нее не дотронулся, но девушке показалось, что кто-то начал пилить ей череп тупой пилой. Он действовал очень медленно и осторожно, точно хотел, чтобы она прочувствовала все до конца, до последней капли боли.
Таня хотела закричать, но не смогла. Ее рот будто зарос, и крик пойманной птицей бился внутри нее.
А мозгоклюй продолжал пилить ее голову. Отпилив половину, он оторвал ее, отбросил в сторону и без промедления впился в мозг. Тупым ножом он отпиливал от него кусочек, и с каждой отпиленной частью перед глазами девушки проносились воспоминания. Час за часом, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Каждое воспоминание давалось ей с дикой болью, и от нее не было спасенья.
Если бы не «разгонник» и выстроенная ментоблокада, Таня потеряла бы рассудок, а так она укрылась в заблокированной области сознания и поглядывала из надежного укрытия, как ее режут по живому.
Когда метод распиловки сознания не привел к желаемому результату, мозгоклюй отступился, осмотрел результат своих трудов и зашел с другого края.
Он наводнил ее фальшивыми воспоминаниями. Работая в препарированной области памяти, мозгоклюй вживил туда события, которых никогда не происходило. Сначала Таня никак не могла понять, зачем ему это, а потом догадалась. Мозгоклюй почувствовал заблокированную область сознания и искал способ проникнуть в нее.
Таня из надежного укрытия наблюдала за фальшивыми воспоминаниями. Если бы не ментоблокада, то под давлением этих жутких картин она сдалась бы и позволила мозгоклюю вывернуть ее разум наизнанку.
Таня видела, как отец сгорел у нее на глазах. Он собирался лететь в город за продуктами. Это случилось десять лет назад. Они жили в маленьком коттеджном поселке на планете Люберия, в Солнечной Федерации. Он попрощался с ней, сел во флаер, поднял машину в воздух, и она вспыхнула изнутри. Таня видела, как пламя проглотило ее отца.
Это было самое страшное видение, из подаренных мозгоклюем, но и оно не смогло полностью завладеть ею. Не смотря на это, мозгоклюй продолжал трудиться, засеивая разум фальшивками. Картина гибели отца повторялась раз за разом, менялись лишь декорации и обстоятельства гибели. Мозгоклюй со старательностью школяра пытался пронять ее, но не выходило. Если бы Таня не спряталась в изолированную область, она бы поверила в калейдоскоп смертей и сошла бы с ума от горя. А так она словно смотрела мелодраму, снятую посредственным режиссером. Но у наспех состряпанных фальшивок имелось и другое предназначение, и Таня догадалась о нем, мозгоклюй занимался перепрограммированием ее личности. Он пытался создать покорную кроткую овцу, которой прикажи, и она добровольно и под кого угодно ляжет, и сама себе вены зубами перегрызет. Таня стала запоминать последовательность действий мозгоклюя, чтобы потом стереть всю программу.
После нее на прием к мозгоклюю повели Горца. Таня не смогла предупредить его. Если бы она покинула заблокированную область, новая программа стерла бы ее прежнюю личность и запустила новую.
Наверное, в глазах Никиты она выглядела ужасно. Пустая кукла, выпотрошенная оболочка, пускающая слюни на подбородок и глупо улыбающаяся. Тане оставалось только надеяться, что Никита догадается выставить ментоблокаду и спрятаться.
После посещения мозгоклюя девушку накачали транквилизаторами, и она провалилась в глубокий черный омут. Перед падением она успела задать команду «разгоннику», и он приступил к постепенной очистке организма от наркотиков и чужой программы.
Вот такую, беспомощную и безучастную, ее погрузили на поезд вместе с Горцем. Выглядел он не лучше.
Тане себя жалела. Угораздило же ее вляпаться в передрягу, а она могла ее избежать. Зачем полезла в добровольцы-исследователи? Славы захотелось? Так откуда она слава-то, никто и не узнает об ее участии в первом спуске на Россу. Или суть в том, что она хотела поступить наперекор отцу, самой решить, как ей жить?..
Глупо. Теперь Таня понимала, насколько глупо поступила. Но сделанного назад не воротишь. Она на корабле, корабль получил пробоину и медленно тонет, надо найти способ спастись и вытащить Горца, если он, конечно, еще жив. Может, теперь в его оболочке находится новая, покорная воле хозяев личность. Об этом и думать не хотелось. Стоило себе представить, как слезы на глаза навернулись, еле удержала. Их мучители не должны знать, что она все еще умеет плакать.
Время от времени девушка вспоминала о судьбе Заира. Она не была с ним близка, даже теплых приятельских отношений не завязалось. Не судьба, но сейчас Таня снова и снова вспоминала о его гибели, видела каждое мгновение с фотографической точностью, и ей становилось страшно и больно. Еще несколько дней назад Заир был жив, полон сил и энергии, улыбался ей и шутливо кокетничал, зная о серьезном отношении Горца, а теперь его не стало. Его пустили под нож, чтобы запугать их, показать свою силу. Убийца отнесся к нему, как к мелкому насекомому, случайно попавшемуся под руку. Таня пообещала себе, что никогда не забудет Заира, будет помнить о нем всегда.
Стараясь отвлечься от грустных мыслей, девушка запросила данные о работе «разгонника». Оказалось, что не все так страшно, еще несколько часов, и она сможет выглянуть из вынужденного укрытия и взять тело под контроль. Пока она оставалась безучастным наблюдателем и ничего не могла с этим поделать.
Стальная пуля с устрашающей скоростью приближалась к городу. Надвигались железные ворота, которые не спешили открываться. Казалось, еще пару мгновений и поезд расплющится о преграду, но вместо столкновения он прошел сквозь ворота, точно они были голографическими. Через некоторое время он стал замедляться, пока окончательно не остановился.
Солдаты из отряда сопровождения засуетились. Поезд прибыл на конечную станцию, которую люди в форме называли «Сортировка». Полковник Нимрод скомандовал:
– Не суетиться! Выгружаем груз. И аккуратнее. Смотрите мне, не покалечьте! Капитан Рудоу за старшего. Я отправляюсь на доклад к военному коменданту.
С этими словами полковник Нимрод первым покинул вагон поезда. Его уход сопровождался молчанием.
– Знаем мы этот доклад, – наконец заговорил один из солдат. – Опять с комендантом будут чавгр глушить. Пару суток его не увидим.
– А тебе что очень хочется миловаться с полковником до конца командировки? – ехидно поинтересовался тот, кого Нимрод назначил старшим. – А то смотри, мы сейчас полковника вернем и все ему объясним. Расскажем о твоей неразделенной любви. Ты, главное, Милк, не молчи.
Милк насупился и смолк.
– Кто-нибудь еще хочет высказаться? Так милости просим, – предложил капитан Рудоу.
Не найдя желающих, он скомандовал:
– Выгружаемся на платформу! А ты, Милк, сбегай-ка к начальнику Сортировки и попроси прислать нам двух камнелобов. Пусть выгрузят капсулы с пленниками.
Милк, стройный, невысокого роста юноша восемнадцати лет, вытянулся в струнку, отдал честь и пулей выскочил наружу.
Солдаты из группы сопровождения споро покинули вагон. Последним из него вышел капитан Рудоу. На пороге он задержался, бросил взгляд на капсулы, убедился, что с ними все в порядке, и спустился на перрон.
С платформы донеслись голоса беседующих солдат:
– И чего мы с этими возимся? Надо сразу к стенке и всего делов-то. С чего такой почет гореванам? Не понимаю, – говорил один.
– Да вроде какие-то непростые гореваны. Очень начальству важны. Нимрод, вишь, говорил, что за такую находку можно и чин новый получить, и в деньгах подняться, – отвечал второй.
– И чего такого в этих гореванах? Не понимаю!.. – сокрушенно вздыхал первый.
– А, может, и не гореваны вовсе…
– Тогда кто?
– А как бы ни пришельцы со звезд.
– Скажешь тоже! – фыркнул от возмущения первый.
– Разговорчики мне тут! – рявкнул капитан Рудоу.
И разговоры стихли.
Все эти внезапно появившиеся и ожившие лица немного развеяли Танину скуку. Она все время чувствовала, что не одна в поезде, что помимо саркофага с таким же беспомощным Никитой, рядом полно людей, но ни одного звука всю дорогу она не слышала, ни одного лица или фигуры не видела. Словно в вагоне с призраками ехала.
Через некоторое время, крыша вагона приподнялась и отъехала в сторону, правый борт медленно опустился на перрон, образовав пандус, по которому медленно вошли два высоких, раздутых от мышц человека. Они походили друг на друга, точно однояйцевые близнецы. Крупные перекаченные тела, массивные головы, маленькие колючие глазки и нависающие козырьком над глазами лбы. Вошедшие были одеты в простые серые рабочие штаны свободного кроя и длиннополые рубашки с коротким рукавом. Тане показалось, что от них мерзко пахнет аптекой. Но больше всего ее удивили странные стальные ошейники с шипами внутрь.
– Камнелобы зашли, – послышался голос Милка.
– Со мной пойдешь, документы подписывать! – распорядился капитан Рудоу. – Остальные получают сутки увольнения.
Камнелобы подняли капсулы с Никитой и Таней, поместили на плечи и легко направились на выход. Точно не стальные саркофаги с человеческими телами, несли, а картонные коробки с цветами. Камнелобы вышли из вагона поезда, спустились по пандусу и направились к белой бетонной коробке ангара.
Глава 3. Сортировка
Сортировкой это место называли по его предназначению. Все грузы, в том числе и живой товар, ввозились в Мирград через таможенный кордон, черные ворота, и попадали на Сортировку. Здесь за работу принимались специалисты, они классифицировали и сортировали весь поступивший материал. Живой товар из первого ангара сперва поступал в карантин, потом проходил химическую очистку, мало ли что водилось в лесах, а уж затем поступал в медицинский сектор, где его осматривали врачи.