И может ли он делать то же самое? Как удачно он тут оказался. У него подопытных — целая тюрьма.
В темноте камеры Виктор улыбнулся.
По ночам его сны изменились. Теперь Юлия не убегала от него — она стояла и смотрела, как он корчится от невидимой боли. А вокруг нее клубился серебристо-зеленый туман, пахнущий чем-то древним и опасным.
— Что же ты такое, девочка моя? — спрашивал он у темноты. — Во что ты превращаешься?
Но темнота молчала, а серебристо-зеленый туман уже пробирался под дверь его камеры, заполняя легкие странным, чужим ароматом. Запахом силы, которую он отведал, но пока не мог удержать в узде.
Он закрывал глаза и улыбался. В конце концов, разве не об этом он всегда мечтал? Оставить след в истории, изменить мир. И если для этого придется немного… адаптироваться, что ж, он готов.
— Скоро увидимся, Юлия, — шептал он, засыпая. — Очень скоро.
А за окном его камеры продолжала светить Лето, равнодушная к страхам и надеждам своих детей, меняющихся под ее неумолимым светом.
Глава 17
В последний день перед отбытием на кураторской базе царила суета. Я проверяла, что всё взяла, вещи в дорогу, планшет и документы, когда в комнату для совещаний зашел Хан, попивая кофе. Он был неожиданно серьёзным.
— Обещай, что не будешь трогать аптечку без разрешения врача, — серьезно потребовал от меня Хан. — И сама ничего синтезировать не будешь.
— Ну ты совсем уже, — одёрнула его Альфина.
— Я знаю, о чём говорю, — пробурчал лаборант. — Мы ж биологи, и химию знаем на зубок. Сначала ты делаешь это, чтобы просто заснуть, а потом не можешь остановиться.
Я удивленно посмотрела на Хана. Никогда раньше я не видела его таким серьезным и обеспокоенным.
— Хан, я не собираюсь…
Он поднял руку, останавливая меня.
— Послушай, Юлия. Я не просто так это говорю. У меня есть опыт… не самый приятный.
Хан глубоко вздохнул и сел на край стола.
— Когда мне было семнадцать, я пошёл служить. Нас направили на одну из колоний, где произошёл довольно большой военный конфликт. Не надо так на меня смотреть, мне нужны были деньги для оплаты обучения. Молодой, глупый, думал, что все знаю и со всем справлюсь.
Я застыла с сумкой в руках, не веря своим ушам. Хан никогда раньше не рассказывал о своем прошлом.
— После… после всего, что я там видел и пережил, я не мог спать. Кошмары, панические атаки — все это стало моей ежедневной реальностью, прямо как у тебя. И я начал экспериментировать с лекарствами. Сначала просто чтобы заснуть, потом чтобы не чувствовать боли, потом… потом просто чтобы чувствовать хоть что-нибудь.
Голос Хана дрогнул, и я увидела, как Альфина тихо положила руку ему на плечо в знак поддержки.
— Мне потребовалось два года, чтобы выбраться из этой ямы, — продолжил Хан. — Два года терапии, реабилитации и борьбы с самим собой. Это одна из причин, почему я стал биологом — я хотел понять, как работает наше тело, как мы можем помочь людям, не прибегая к опасным методам.
Он посмотрел мне прямо в глаза:
— Юлия, я вижу в тебе себя тогдашнего. Умную, амбициозную, готовую на все ради науки. Но поверь мне, есть вещи важнее исследований. Твое здоровье — физическое и психическое — важнее всего. Если ты думаешь, что доктор несёт чушь, и тебе оно вообще не надо, что ты лучше знаешь, не обдумывай, что тебе говорят, просто делай.
Я почувствовала, как к горлу подступает ком:
— Хан, я… я не знала. Спасибо, что рассказал мне.
Он слабо улыбнулся.
— Просто обещай мне, что будешь осторожна. И если тебе будет трудно — не стесняйся обращаться за помощью. Это не слабость, это мудрость.
Я кивнула, чувствуя, комок в горле.
— Обещаю, Хан. Я буду осторожна.
Альфина нахмурилась:
— Ты раньше вообще об этом не заикался.
— А чем хвастаться-то? — пробурчал Хан. — Что тебе под сороковник, а ты всё ещё лаборант? — он снова повернулся ко мне: — Ты поняла? Не будь как я, не потеряй времени.
Я снова кивнула. Альфина, казалось, была даже больше шокирована, чем я:
— Да ты не похож на сорокалетнего!
Хан рассмеялся:
— Конечно, я ж красавчик, у меня хорошая генетика. С одной стороны так точно!
— Ты тыришь по ночам печеньки!
— Как это вообще связано с возрастом?
Так препираясь, мы вышли в лобби, где профессор Сильва с удовольствием беседовал с куратором. Они попивали кофе и перемывали косточки общим знакомым.
— Ничего не забыла? — повернулась ко мне Артемида.
Я покачала головой. Мне не нужно было много вещей в дороге. В метрополии оставалась родительская квартира, где я собиралась жить, и там было достаточно всего.
— Выздоравливай и возвращайся, — напутствовал меня профессор.
— Обязательно возвращайся, — сказала Альфина.
— Да, будем тырить печеньки по ночам вместе, — хмыкнул Хан.
Я не выдержала и улыбнулась.
Наступил момент прощания. Я обняла своих коллег, Альфину, Хана и профессора Сильву, чувствуя, как к горлу подступает ком.
Куратор, проследив, что выгрузка нужных контейнеров закончена, подошла к нам. Артемида пожала мне руку на прощание и мягко подтолкнула к трапу транспортника.
— Пора, Юлия, — сказала она. — Не заставляй пилотов ждать.
Я кивнула и, сделав глубокий вдох, поднялась по трапу. Внутри транспортника было прохладно и пахло металлом. Молодой пилот, красивая высокая девушка, помогла мне пристегнуться к креслу.
— Первый раз летите на транспортнике? — спросил она, заметив мое напряжение.
— Да, и… давно не покидала Цереру, — ответила я.
Девушка ободряюще улыбнулась:
— Не волнуйтесь, полет будет гладким. Пусть наш корабль и не такой сияющий, как пассажирские лайнеры, но для удобного путешествия у нас всё в наличии. Дайте знать, если что-то понадобится.
Я кивнула с благодарностью.
Пилот вернулась на своё место и её руки запорхали над панелью управления. Она отдавала необходимые команды, а мощные машины делали рассчёты и прокладывали маршрут. Пилоту пришло подтверждение от координационных биконов, а потом и от самой станции, что маршрут рассчитан и одобрен.
Двигатели загудели, и я почувствовала, как транспортник отрывается от земли. Через иллюминатор я видела, как удаляется поверхность Цереры, как становятся все меньше фигурки людей, машущих мне на прощание из-под защитного купола базы.
Когда мы пробили атмосферу, я увидела звезды — яркие, чистые, без искажения воздуха. Где-то там, среди этих звезд, была Деметра, мой дом. Но сейчас я чувствовала странную пустоту внутри.
Церера быстро уменьшалась, превращаясь в серебряную монету.
— Прибытие на орбитальную станцию через 48 часов, — объявила пилот по внутренней связи.
Под моей рукой замигал личный экран и там высветилась простенькая презентация. Мне показали планировку транспортника, объяснили, где уборная и камбуз. Всё было по-простому, без излишеств, сплошная функциональность.
Я откинулась в кресле, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Впереди меня ждала новая глава моей жизни, и я не знала, готова ли я к ней.
Я не заметила, как задремала. Мне не снилось никаких снов, просто снизошла благословенная темнота. Где-то на границе сознания, я знала, что пилот за пультом, всё в порядке. Из сна меня выбило движение, я подскочила, но это всего лишь пришёл другой пилот принимать смену, женщина постарше.
— Мы вас разбудили, — смущённо сказала девушка.
Я только покачала головой, поприветствовав нового пилота:
— Всё в порядке, мне как раз нужно кое-куда.
Пилоты заулыбались:
— Тогда Надин вас проводит, — сказала женщина. — И заодно покажет, где подкрепиться.
— Да, мам, — кивнула Надин.
— Не «да, мам», а, «да, капитан», — сурово нахмурившись сказала капитан, занимая кресло.
— Да-да, канешн, — фыркнула девушка и повела меня из рубки.
Пока мы шли по коридорам, мы разговорились. Оказывается, это было семейное предприятие: Надин, её мама, а также две двоюродные сестры Надин. Они жили и работали прямо на транспортнике.
— Мы все дежурим по восемь часов, — рассказывала мне пилот. — Получается три смены в сутки, как раз успеваешь поработать, отдохнуть и поделать свои дела. Ну, правда, бывают и авралы, но у нас спокойный маршрут…
Я немного позавидовала, я бы тоже хотела бы работать с моей семьёй… я думала, что мне станет нехорошо от этой мысли… Но за полгода сумасшедшей работы моя боль от потери родителей притупилась, как будто спряталась куда-то вглубь.
Я освежилась и перекусила, и почувствовала себя намного лучше.
Сам полёт прошёл без происшествий. К моему удивлению мне не было скучно. Голова была пустая, как тыква, я то и дело впадала в прострацию, теряя связность мыслей. Мне не хотелось ровным счётом ничего.
Чтобы не выглядеть странно, я вызвала на персональном экране меню и выбрала какой-то первый попавшийся фильм, но особо не следила за развитием сюжета.
Я лениво листала непрочитанные статьи на планшете, понимала, что слова идут вообще мимо моего мозга, и бросала это дело. Это были два дня полного бессовестного тупежа.
Распрощавшись с семьёй пилотов, я покинула транспортник в большом порту на орбитальной станции. Меня мгновенно подхватила суета огромного транспортного узла, буквально оглушив какофонией звуков космопорта. После дней, проведенных в тихой монотонности корабельных отсеков, где самым громким звуком было мерное гудение двигателей, шум и суета терминала казались почти болезненными.
Людской гомон, объявления по громкой связи, гул двигателей шаттлов и шипение прибывающих поездов сливались в оглушительную симфонию. Яркие огни и мелькающие голограммы торгового центра резали глаза, привыкшие к приглушенному освещению корабля. Волна запахов — от аромата кофе из ближайшего кафе до резкого запаха освежителя — ударила в нос. Я на мгновение замерла на пороге, ошеломленная этим натиском на чувства, прежде чем сделать первый шаг в бурлящий людской поток.