Слишком много всего и сразу…
Я вспомнила наставления Хана, достала и надела наушники. Сразу стало тише. Поток информации уменьшился в разы, и мне стало легче. Я перестала вздрагивать от отдельных звуков, и смогла сосредоточиться на своём месте назначения. Пассажирские шаттлы отходили до Деметры в противоположном конце огромного терминала.
Хорошо, что добрая Альфина заранее проверила мой маршрут и загрузила мне его на коммуникатор. Я просто следовала по карте, дождалась нужного скоростного поезда, и через два часа уже отсканировала свой билет на гейте. Посадка началась по расписанию.
Хоть шаттл был полон, я легко нашла своё место. Я снова включила какой-то фильм и опять погрузилась в своё странное состояние отсутствия присутствия. Этот путь мне был хорошо знаком, сколько раз я вот так преодолевала чудовищное расстояние, которое стало доступным для человека лишь благодаря мощи машин.
Могучие механизмы несли меня сквозь вселенную, а мне было как-то всё равно. Даже думать было тяжело и больно. Моё тело действовало на автомате. Я привычно покинула космопорт на ещё одном поезде, а потом вызвала роботакси с вокзала.
Дорога до дома была такая простая и привычная…
И вот через несколько часов я стояла перед дверью родительской квартиры. У меня дрожали руки, когда я подносила коммуникатор к замку. По маленькому монитору прокатились строчки логов, и замок отчётливо щёлкнул. Глубоко вздохнув, я открыла дверь и вошла.
Запах дома ударил в нос — знакомый, родной, но теперь с оттенком застоялости. Все было точно так, как я помнила: мамины книги на журнальном столике, папины любимые тапочки у двери, гитара брата на стене. Казалось, они только что вышли и вот-вот вернутся.
В углу гостиной громоздились контейнеры с Цереры — книги, одежда, личные вещи родителей. Я подошла к ним, провела рукой по крышке. Внутри этих коробок была целая жизнь, теперь навсегда оставшаяся в прошлом.
Я открыла первый контейнер, достала стопку папиных научных журналов. Попыталась расставить их на полке, но руки дрожали, и журналы выскальзывали, падая на пол с глухим стуком.
— Соберись, — прошептала я себе, наклоняясь, чтобы поднять их.
Но когда я увидела папин почерк на полях одного из журналов, что-то внутри меня сломалось. Горе, которое я так долго сдерживала, захлестнуло меня волной. Я опустилась на пол, прижимая журнал к груди, и разрыдалась.
Все мои попытки спрятаться за работой, все старания быть сильной рассыпались в прах. Здесь, в квартире, полной воспоминаний, я больше не могла притворяться, что все в порядке.
— Мама… Папа… — шептала я сквозь слезы, раскачиваясь взад-вперед.
Не знаю, сколько я так просидела, окруженная вещами родителей, давая волю своему горю. Когда слезы наконец иссякли, я чувствовала себя опустошенной и измотанной.
Я то ли заснула, то ли потеряла сознание, но из горевания меня выдернул резкий звонок и вибрация коммуникатора. Я подскочила, нажимая на кнопку ответа. Это был Марк!
Ох, нет! Я совсем забыла про него!
Глава 18
— Юлия! Наконец-то! Я уже третий раз звоню! — раздраженный голос Марка ворвался в мое сознание, вырывая из оцепенения.
Я моргнула, пытаясь сфокусироваться на экране коммуникатора. Лицо брата было хмурым, между бровей залегла глубокая складка.
— Прости, Марк, я… — начала я, но он перебил меня.
— Мы же договорились созвониться. Я уже думал отправлять поисковую группу! — в его голосе слышалось облегчение, смешанное с упреком.
Чувство вины накрыло меня с головой. Действительно, я совершенно забыла о нашей договоренности.
— Я… я просто… — слова застревали в горле, мешая сказать что-то вразумительное.
Марк глубоко вздохнул, явно пытаясь успокоиться.
— Ладно, главное, что ты в порядке. Ты ведь в порядке? — в его голосе появились нотки беспокойства.
Я окинула взглядом комнату, заваленную вещами родителей, и почувствовала, как в горле образуется комок.
— Да, я… — начала я, но голос предательски дрогнул.
— Так, подожди, ты вообще где? — спросил он, разглядывая вещи у меня за спиной. — Это же не Церера!
Хорошо, что я выплакала все слёзы несколько часов назад. Я только вздохнула и в двух словах описала ему ситуацию. Марк хмурился и потирал лоб. По его лицу я видела, как он волнуется.
— Мне приехать? — наконец спросил он.
— А тебя отпустят?
Он только хмыкнул:
— Прошло почти полгода, я могу взять отпуск. Чёрт, Юлия… — брат вздохнул, ероша свои волосы на затылке. — Почему ты мне сразу не сказала? Надо было хотя бы письмо написать…
Я только вздохнула, не говорить же ему, что я стала плохо соображать. Он тогда забеспокоится, сразу прибежит и будет везде водить меня за ручку, но я не хотела быть сестрой, от которой одни проблемы.
Пока я раздумывала, что сказать, на другом конце провода кто-то окликнул брата:
— Сержант? Ты всё ещё в переговорной? Когда сдашь рапорт?
— А, ещё минуту, связь была нестабильная, — Марк на мгновение отвернулся. — Это моя сестра, я наконец-то дозвонился.
— Тогда передавай привет, — голос на другом конце галактики заметно смягчился, и его обладатель ушёл.
Марк деланно вытер лоб рукой и выдохнул:
— Пронесло. Удобно быть братом легендарной личности.
Я заморгала:
— В смысле?
Марк заулыбался:
— Да ты что, тот ролик, как Соколова водит глайдер видели все в нашем взводе, да и в паре соседних. Если бы его можно было кинуть в сеть, было бы под миллион просмотров.
Его родная улыбка согрела мне сердце. Хотя тот эпизод, о котором он напомнил, заставил немного поёжится. Марк это заметил:
— Прости.
Я только покачала головой.
— Давай так, — Марк посерьёзнел. — Теперь пишем друг другу утром и вечером, я буду тебе писать первым, чтобы ты не забывала. Пожалуйста, отвечай. Если не ответишь, я беру отпуск и примчусь в течение суток.
— Страшная угроза, — признала я. — Я буду стараться.
— И если поймёшь, что не справляешься сразу дай знать. И координаты врача пришли тоже, — зачастил Марк, ещё раз оглядываясь.
Я наконец-то смогла выдавить улыбку:
— Обещаю.
Я помолчала и неожиданно для себя попросила:
— Марк, а вышли мне тот ролик. С глайдером.
Брат выдохнул:
— Лады. Тогда до связи, — и отключился.
— До связи, — сказала я пустому экрану.
Я с трудом поднялась, оглядываясь. Я не могла заставить себя продолжить уборку. Пока оставлю всё, как есть. Я закрыла крышкой контейнер, вышла из гостиной и заперла за собой дверь. Если я пробуду там ещё немного у меня сердце разорвётся. Я-то наивно думала, что всё давно прошло, но обнаружила, что есть разница между реальностью и моими фантазиями.
Неприятное открытие.
Мне хотелось просто лечь и умереть.
Пиликнул коммуникатор, пришло письмо от брата с видеофайлом, но у меня не было сил открыть и посмотреть.
Я с трудом привела себя в порядок, устроилась в своей комнате и открыла календарь. У меня был ровно один день на отдых, а утром понедельника меня уже ждали в больнице. Я подумала, Марк не зря меня отругал, и написала Альфине, Хану, профессору Сильве и куратору Артемиде, что я благополучно добралась до Деметры. Трое ответили мне почти тут же с пожеланиями отдыха и восстановления, а от Хана пришла фотка чашки Петри с образцами, поверх которой он присобачил наклейку «Слёзки» и подпись «Мы скучаем по Юлии, без тебя мы плакаем». Я не выдержала и фыркнула.
Воскресенье я просто пролежала, глядя в потолок. Я вставала ровно два раза. После долгой дороги у меня было ощущение, что по мне пробежался взвод слонов. Зато про сообщения Марку я не забыла.
В понедельник предательская мысль, что может стоит никуда не ходить, проснулась раньше меня. Но я только сжала зубы. Да, сил нет, желания нет, воли нет, но я выползу на одном упрямстве.
Есть такое слово «надо».
…Я сидела в удобном кресле, нервно теребя край блузки. Кабинет психотерапевта был оформлен в успокаивающих пастельных тонах, но я все равно чувствовала себя не в своей тарелке.
Маленькая кругленькая уютная женщина сидела напротив меня.
— Итак, Юлия, — мягко начала доктор Эмили Чен, — расскажите мне, что привело вас сюда сегодня.
Я глубоко вздохнула:
— Последние несколько месяцев были… сложными. После смерти родителей я пыталась продолжить их работу, но… кажется, у меня ничего не получается. Голова совершенно не работает.
Доктор Чен кивнула, поощряя меня продолжать.
— Я работаю с профессором Сильвой в экспедиции, пытаясь разобраться в исследованиях родителей, но постоянно делаю ошибки. Я чувствую, что подвожу всех — родителей, профессора, себя…
Я помолчала и заставила себя выдавить слова, которые вообще ещё не произносила:
— А ещё было похищение, — я сглотнула, вспоминая тот ужасный день. — Виктор, куратор и мой бывший наставник, и мы с ним… то есть… это сложно объяснить… он… он пытался увезти меня. Я ударила его, чтобы защититься, но… он… я не рассчитала силу…
Я замолчала, чувствуя, как к горлу подступает ком.
— Вы защищались, Юлия, — мягко сказала доктор Чен. — И раз вы здесь, вы смогли себя защитить.
Я кивнула, но чувство вины не отпускало.
— Я знаю, но… Я не могу перестать думать об этом. О том, что я не смогла спасти родителей, о том, что я ударила человека, о том, что я ничего не умею и не успеваю… Иногда мне кажется, что я просто ужасный человек.
— Юлия, — доктор Чен наклонилась вперед, — вы прошли через невероятно тяжелые испытания за короткий период времени. То, что вы чувствуете — это нормальная реакция на ненормальные обстоятельства.
Она помолчала, давая мне время осмыслить ее слова, потом продолжила:
— Мне кажется, вы ставите перед собой слишком высокую планку. Вы молодой ученый, который уже совершил значимое открытие. Но наука — это марафон, а не спринт. Даже ваши родители не делали новые открытия каждую неделю.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.