Чат снова обвалился хохотом и лавиной смайликов.
«Юлия, Мистер Сейф это его прозвище?» — прилетело мне от Натали.
«Угу. Просто расслабьтесь, он пока не проверит, не успокоится. Учтите, если он что-то забудет, то это вы останетесь без припасов и расходников», ухмыляющийся смайлик с двигающимися бровями.
Дети принялись упражняться в остроумии, закидывая чат зомби-смайликами и паникёрскими наклейками «Мы все умрём!»
«Геологи если я забуду детали к вашему вездеходу, будете копать образцы вручную», смайлик лопата, смайлик со злодейской ухмылкой — как гром среди ясного неба в чат прилетел ответ куратора.
«НЕЕЕТ!» — капсом заорали студенты-геологи, под громкий хохот остальных.
— Я спущусь, проверю, как он там, — сказала я Натали, которая устроилась рядом со мной, и девушка кивнула в ответ.
Я миновала узкий коридор, прикоснулась к панели, и дверь, ведущая в грузовой отсек со слабым шипением уехала вбок. Спустившись, я оказалась в филиале главного хранилища кураторской базы. Помещение было заполнено разнообразным оборудованием: от лабораторных реактивов и компьютеров до беспилотных аппаратов и контейнеров для образцов, водные и воздушные фильтры, медикаменты и медицинское оборудование, запасные батареи, аккумуляторы, генераторы и топливо… Я даже увидела кассеты военного образца с сжиженным кислородом в самом дальнем углу. Боже, это-то то кому может понадобиться на поверхности планеты?
— Как там? — не отрываясь от планшета, спросил куратор.
— Каждый год одно и то же, — я пожала плечами. — Это же студенты.
— Господи, Юля, — выдохнул Виктор, — пожалуйста, присмотри там за меня, чтобы ничего не разнесли. Скажи детям, что вылет через двенадцать стандартных минут.
— Так точно, — я козырнула.
— И включи им презентацию по безопасности полёта! — донеслось мне в спину.
Обещание скорого вылета всех немного успокоило, зато, когда я вывела на экраны очередную презентацию, это вызвало всеобщий стон.
Я села на своё место и наконец-то смогла проверить коммуникатор. От родителей пока ничего не было, но они люди не только занятые, но и увлечённые. Ещё позавчера я прислала им письмо, что выехала, и мне практически тут же пришёл ответ, что они меня ждут. Я перечитала их письмо и невольно улыбнулась. Как же я соскучилась…
Я тронула клавиатуру, посылая сообщения семье — родителям и копию старшему брату: «Погрузились во флаер, буду на базе через несколько часов». Я не ждала мгновенных ответов. На Церере только начинался день, а у учёных много дел, думаю, если не за завтраком, так за обедом родители мне ответят. Мой брат Марк служил рейнджером в космофлоте Деметры, там тоже не приветствуют общение по личным коммуникаторам в служебное время.
Виктор вернулся, оглядел на нас и закончил с проверкой системы. Его «птичка» и правда впечатляла — антигравитационные установки работали настолько тихо, что взлёт мы почувствовали только по тому, как пейзаж за окном начал уплывать вниз. Зная, что флаер оснащён передовой навигацией и может лететь автономно, ориентируясь по спутникам, я позволила себе откинуться в кресле. Даже в самых труднодоступных уголках планеты мы были в безопасности.
Я откинулась на мягкое кресло, наслаждаясь прохладным кондиционированным воздухом. Панорамные окна открывали захватывающий вид на серебристо-зеленые леса Цереры. Легкая вибрация уже включённых двигателей убаюкивала, и я почувствовала, как напряжение долгого дня постепенно отпускает меня.
Теперь можно отдохнуть. Я запустила на своём коммуникаторе недосмотренную в университетском общежитии недавно восстановленную трагедию Софокла «Одиссей», о том, как хитроумный герой спасся от циклопа.
Помню, как папа любил рассуждать о том, что делает учёного настоящим исследователем. По его убеждению, наука не терпит узости мышления — чем шире кругозор, тем глубже понимание мира. Особенно он ценил театр. «Представь,» — говорил он мне, — «каждая пьеса — это новый взгляд на реальность, новый способ понять человеческую природу. А разве не этим мы занимаемся в науке — пытаемся увидеть невидимое, понять непонятное?»
Мама, хотя и морщилась при упоминании театра, разделяла его философию. Только её страстью была музыка. Она могла часами объяснять, как игра на инструменте тренирует не только пальцы, но и мозг. В её словах была своя поэзия: каждое движение музыканта — это маленький эксперимент, каждая мелодия — путь к новому открытию.
Сейчас я понимаю, что они оба говорили об одном — о том, как важно для учёного уметь чувствовать гармонию мира, видеть связи там, где другие замечают лишь хаос. Будь то театральная постановка или музыкальная пьеса — всё это учит нас тому, что истина многогранна, а путей к её познанию может быть бесконечно много.
С игрой на инструментах у меня было всё сложно. Для музыки нужен был талант, поэтому я обратилась к театру, от всей души завидуя старшему брату, в руках которого гитара была как живая.
И вот на моём персональном экране развернулась полукруглая каменная сцена Деметрианского драматического театра. На её центральной части возвышалась проекция алтаря Диониса, древнего бога театра и виноделия. По бокам от алтаря стояли хористы в обезличенных масках и белых хитонах.
Хор начал свою декламацию:
— Музы, пропойте о том смельчаке многомудром, который,
В недрах пещеры глубокой с чудовищем страшным сражаясь,
Спутников верных своих от погибели лютой избавил,
В час, когда тьма беспросветная их окружала повсюду.
На сцену вышел главный герой. От хора его отличала фигурная маска и яркая алая полоса на хитоне, намекающая на его храбрость и предприимчивость.
Одиссей вступил, драматично воздев руку:
— Гнев объял меня, зря Полифем кровожадный
Спутников верных моих поглотил беспощадно.
Клятву священную дал я пред ликом бессмертных,
Месть совершить за друзей, что погибли безвинно.
Я пропустила тот момент, когда куратор вернулся из грузового отсека и занял место капитана. Огромная машина беззвучно поднялась, развернулась и встала на курс. Густой лес резко ушёл вниз. Студенты, уставшие от новых впечатлений, начали потихоньку утихать и заниматься своими делами. Кто-то задремал, кто-то начал читать, а кто-то как и я смотрел записанные видео.
Хор нараспев декламировал на моём экране:
— В логово тёмное шёл он бесстрашной стопою,
Свет угасал, но душа не слабела от страха.
Разум был светел его, и пылало в груди его сердце,
Местью священной горя за погибших собратьев.
Под монотонный речитатив я заснула и открыла глаза, когда в салоне осталось меньше трети студентов. От короткого сна моя мигрень стала меньше, но не ушла полностью.
Горы за серебристым лесом стали намного ближе, а купол кураторской базы совсем пропал из глаз. Я знала, что она далеко, почти в пятистах километрах отсюда. Теперь мы шли по большой дуге от базы до базы.
Натали и ещё одна девушка начали собираться, получив от нашего капитана сообщение на коммуникатор.
— Мне пора, — улыбнулась моя соседка, вынимая свои личные вещи из верхнего отсека.
— Удачи, — искренне пожелала я ей. — И вдохновения в исследованиях!
— Спасибо! — просияла Натали. — Можно вам писать, если что?
— Обязательно! — уверила я её, и мы тепло попрощались.
Сквозь иллюминатор я наблюдала за нашим спуском. Из прозрачного купола, покрывающего базу, вышли трое встречающих и моих старых знакомцев: профессор Сильва, начальник лаборатории, главный отцовский соперник и оппонент, и два его лаборанта, Альфина и Хан. За молодыми людьми катились наземные дроны с оборудованием, требующим починки, и просроченными пайками, которые они сдали куратору. Тележки не остались пустыми, их тут же доверху заполнили погрузочные роботы. Профессор Сильва энергично размахивал руками, он тепло поприветствовал девочек и отправил их с Альфиной на базу, а сам повернулся к Виктору. Жесты Сильвы тут же изменились, он явно негодовал. Я точно знала, что он недоволен, когда делал характерные взмахи руками, но понятия не имела почему.
Куратор только качал головой, разводил руками, указывал на свой планшет. Потом ему это явно надоело, и он демонстративно постучал по своему коммуникатору, мол, нам пора. Сильва воздел и потряс руки в возмущении, но Виктор уже направился к флаеру.
Характерный гул дал знать, что грузовой отсек закрылся, и через несколько мгновений мы продолжили свой путь. Ещё три остановки, и мы оставили всех студентов на их новых местах практики, и направились к последнему месту назначения.
Мой персональный монитор засветился, и возникло лицо куратора:
— Хочешь подняться ко мне на мостик? Пообщаемся…
Я сделала вид, что задумалась:
— Капитан, а разве это допустимо? На мостике не должно быть посторонних. Это может быть опасно, — я не удержалась от подколки Мистера Сейфа.
— Юля, не дразнись, иди ко мне… — вздохнул Виктор, и я засмеялась, выключая монитор.
До прибытия на базу моих родителей остались считанные часы, почему бы и правда не провести время вместе к обоюдному удовольствию? Я сняла и аккуратно повесила на кресло форменный китель. Туда же отправились блузка и брюки. На мне осталось только нижнее бельё.
Серебристая дверь открылась и пустила меня в просторную рубку. Я видела, как Виктор поспешно щёлкает тумблерами, включая автопилот, и оборачивается ко мне. Его острый взгляд обежал мою фигуру, задерживаясь на изгибах, и он сладко улыбнулся, расстёгивая свой китель.
— Вот это по-настоящему опасно.
Он встал и сделал пару шагов ко мне. Я положила руки на его крепкую грудь:
— Капитан, а мы точно не выбьемся из расписания?
— Даже если выбъемся, — Виктор выдохнул мне в губы. — У нас тут возник форсмажор…
Он подхватил меня и вжал в переборку.
Глава 3И Интерлюдия «Долги»
Мы с сожалением оторвались друг от друга, когда компьютер второй раз просигналил, что до прибытия на место назначения осталось пятнадцать минут. Виктор убрал с моей щеки прилипшие влажные волосы и провёл ладонью по коже: