— Кровь? — Август горько усмехнулся. — Ты вспомнил о крови, когда она тебе понадобилась. Когда тебе нужен был кто-то внутри рейнджерской службы. Кто-то, кто… мог бы сливать тебе нужную информацию для твоей корпорации.
— Я вспомнил о крови, когда твоя мать умирала, — голос Децимуса стал жестче. — Когда ты пришел ко мне за помощью. И я помог, не так ли?
Август на мгновение прикрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями.
— Да, помог. И с тех пор не упускаешь случая напомнить об этом. Но есть вещи важнее долгов, отец. Есть вещи, которые нельзя купить или продать.
— Например? — Децимус откинулся в кресле, разглядывая сына с холодным интересом.
— Например, совесть, — Август направился к двери. — Просто хватит.
— Подумай хорошенько, сын, — голос Децимуса догнал его у самой двери. — Зачем ты пытаешься разорвать все связи?
Август остановился, не оборачиваясь:
— Знаешь, что самое страшное, отец? Что ты действительно считаешь себя заботливым родителем. Что все эти манипуляции для тебя — просто способ «защитить семью».
Он открыл дверь:
— Но я больше не тот мальчик, которого можно купить красивыми словами о семейном долге. Ищи другого исполнителя для своих грязных дел.
Уже выходя, он услышал тихий смех Децимуса:
— Мы еще поговорим об этом, сын.
Август захлопнул дверь, чувствуя, как дрожат руки. Он знал, что это не конец. Что отец не оставит его в покое.
Глава 49
Каждый день приносил что-то новое, но не все шло гладко.
Первые признаки того, что наша работа выходит за пределы научных кругов, я заметила случайно. Просматривая новостную ленту во время обеденного перерыва, я наткнулась на статью в популярном научно-популярном журнале «Галактические горизонты». «Эмпаты среди нас: научная фантастика или реальность?» — гласил заголовок.
Сначала я отмахнулась, решив, что это очередная сенсационная выдумка. Но, начав читать, поняла, что автор каким-то образом получил доступ к части наших предварительных результатов. Статья была написана в духе осторожного оптимизма, но уже поднимала вопросы, которые мы сами еще только начинали обсуждать внутри команды.
В течение следующей недели тема эмпатов начала появляться в все большем количестве изданий. Кто-то писал о потенциальных преимуществах для общества, другие предупреждали о возможных рисках. Социальные сети наполнились спекуляциями и теориями заговора.
Кульминацией стал выпуск популярного ток-шоу «Лицом к лицу с будущим», где известный ведущий Ирис Новак посвятил целый час обсуждению эмпатов. Он пригласил группу экспертов — психологов, этиков, футурологов — но, к моему удивлению и тревоге, ни один из них не был непосредственно связан с нашим проектом.
Я помню, как сидела перед экраном, наблюдая, как люди, не имеющие полного представления о нашей работе, выдвигают предположения и делают выводы. Некоторые были близки к истине, другие — абсолютно фантастичны. Но все они формировали общественное мнение.
На следующее утро мне позвонил Питер. Его голос звучал напряженно:
— Юлия, видели вчерашнее шоу? Нам нужно действовать. Общественность требует ответов, а политики начинают проявлять интерес. Если мы не возьмем ситуацию под контроль, нас просто сметут волной спекуляций и страхов.
Я согласилась, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Мы всегда знали, что однажды придется выйти из тени лабораторий и встретиться лицом к лицу с обществом. Но я не думала, что это произойдет так скоро и так внезапно.
— Что вы предлагаете? — спросила я.
— Пресс-конференция, — ответил бывший капитан. — Мы соберем ведущих ученых, этиков, представителей общественности. Дадим им возможность задать вопросы, высказать опасения. А мы предоставим факты, объясним суть нашей работы.
Я сглотнула. Мысль о том, чтобы стоять перед камерами и отвечать на сложные, возможно даже враждебные вопросы, пугала меня. Но я понимала необходимость этого шага.
— Хорошо, — сказала я. — Когда?
— Чем скорее, тем лучше. Я уже связался с организаторами. Обсуждение можно провести через неделю.
Неделя. Всего семь дней на то, чтобы подготовиться к событию, которое может определить судьбу всего проекта Корпуса Эмпатов. Я чувствовала тяжесть ответственности, ложащейся на мои плечи.
— Я буду готова, — сказала я, надеясь, что мой голос звучит увереннее, чем я себя чувствую.
Повесив трубку, я посмотрела в окно на спокойный пейзаж Деметры. Белые пушинки парили в воздухе, как снежная круговерть. Я знала, что этот вид скоро изменится. Мир узнает об эмпатах, и ничто уже не будет прежним. Оставалось только надеяться, что мы сможем направить этот неизбежный шторм в правильное русло.
…Я глубоко вдохнула, стоя за кулисами студии. Через несколько минут мне предстояло выйти на сцену в актовом зале Университета и принять участие в пресс-конференции о Корпусе Эмпатов. Как главный научный специалист проекта, я должна была представить факты и ответить на вопросы и опасения общественности. Я знала, что это будет нелегко.
Когда меня объявили, я вышла на сцену, стараясь выглядеть уверенно. Яркий свет софитов на мгновение ослепил меня, но я быстро сориентировалась и заняла свое место за трибуной.
— Добрый вечер, — начала я, обращаясь к аудитории и камерам. — Я доктор Юлия Соколова, ведущий исследователь проекта Корпуса Эмпатов. Я здесь, чтобы представить научные факты о нашей работе и ответить на ваши вопросы.
Первый вопрос прозвучал почти сразу:
— Доктор Соколова, как вы можете гарантировать, что способности Эмпатов не будут использованы для манипуляций или нарушения личных границ?
Я была готова к этому:
— Спасибо за вопрос. Во-первых, важно понимать, что Эмпаты не могут читать мысли в общепринятом смысле. Они воспринимают эмоциональные состояния и общие намерения, как ни странно, большинство людей в обществе занимается именно этим автоматически. Во-вторых, мы разрабатываем строгий этический кодекс и юридические рамки для работы Эмпатов. Использование их способностей без согласия или во вред будет незаконным.
Следующий вопрос был более агрессивным:
— Но разве само существование людей с такими способностями не нарушает базовое право на неприкосновенность личности?
Я сделала паузу, тщательно подбирая слова.
— Я понимаю ваше беспокойство. Но подумайте вот о чем: мы уже живем в мире, где люди с высокой природной эмпатией лучше понимают эмоции других. Мы не считаем это нарушением чьих-то прав. Эмпаты — это следующий шаг в развитии этой способности. Их навыки могут быть использованы во благо — для разрешения конфликтов, улучшения коммуникации, помощи людям с эмоциональными проблемами.
— А как насчет использования Эмпатов в правоохранительных органах или судах? — спросил еще один журналист.
— Это сложный вопрос, — признала я. — Мы действительно рассматриваем возможности применения способностей Эмпатов в этих сферах, но только как вспомогательный инструмент, не как замену существующим процедурам. Например, Эмпат мог бы помочь определить, находится ли подозреваемый в состоянии стресса, но это не могло бы использоваться как прямое доказательство вины.
Вопросы продолжали сыпаться как из рога изобилия более двух часов. Я старалась отвечать честно и открыто, признавая сложности и этические вызовы, но также подчеркивая потенциальные преимущества Корпуса Эмпатов для общества.
Я стояла за трибуной, чувствуя, как капли пота стекают по спине. Я думала, что справляюсь неплохо. Но тут поднялась женщина в первом ряду, и ее вопрос застал меня врасплох.
— Доктор Соколова, — начала она, пристально глядя мне в глаза, — вы утверждаете, что способности Эмпатов — это результат взаимодействия с экосистемой Цереры. Но скажите, проводили ли вы исследования о том, передаются ли эти способности по наследству? И если да, то какие меры вы планируете предпринять, чтобы предотвратить появление привилегированного класса «сверхлюдей»?
Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица. Комната словно закружилась вокруг меня. Это был аспект, о котором я старалась не думать, вопрос, который я сама себе боялась задать.
Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла произнести ни звука. Мой мозг лихорадочно искал выход, но каждый возможный ответ казался неправильным. Признаться, что мы не знаем? Но это могло подорвать доверие к нашим исследованиям. Сказать, что мы планируем такие исследования? Но это могло вызвать панику и обвинения в неэтичных экспериментах.
Секунды тикали, а я все еще молчала. Я чувствовала на себе взгляды всей аудитории, слышала нарастающий шепот. Камеры безжалостно фиксировали мое замешательство.
— Это… это очень важный вопрос, — наконец выдавила я, понимая, насколько неубедительно это звучит. — На данный момент у нас нет данных о наследственной передаче этих способностей. Это область, которая требует дальнейшего изучения, но любые исследования в этом направлении будут проводиться с соблюдением всех этических норм и под строгим контролем.
Но было уже поздно. Я видела, как журналисты яростно строчат на своих датападах, как члены этического комитета обмениваются многозначительными взглядами. Мое колебание было воспринято как уклончивый ответ, почти признание, что мы что-то скрываем.
В этот момент я поняла, что одним неловким ответом я, возможно, открыла дверь для спекуляций и страхов, которые мы так старательно пытались предотвратить. И что самое страшное — я не знала, как исправить ситуацию.
Я продолжала говорить, пытаясь вернуть контроль над ситуацией, но внезапно почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Комната снова закружилась, но на этот раз по совершенно другой причине. Я попыталась сглотнуть и сосредоточиться, но волна дурноты накатывала все сильнее.
Неосознанно я положила руку на живот, пытаясь успокоить тошноту. Это движение не ускользнуло от внимательных глаз журналистов.
— Доктор Соколова, — выкрикнул кто-то из зала, — вы что, беременны?