Но действительно ли святитель Мефодий руководствовался в своем первосвятительском служении двойными стандартами? Вовсе нет. Все дело в том, как преподнести факт.
Прежде всего, маленькая, но важная оговорка. Святитель Мефодий преподал прощение не душе императора Михаила, а душе императора Феофила.[188] В чем же тут важность, если оба императора были иконоборцами? Чтобы понять это, необходимо взглянуть на обстоятельства смерти Феофила.
Дело в том, что император Феофил, по свидетельству супруги его, святой императрицы Феодоры, перед смертью принес покаяние и совершил акт почитания святых икон. Своим покаянием Государь византийский, хотя и не при священнике, но все же в присутствии лица православного, засвидетельствовал свое возвращение в Лоно Кафолической Церкви, в которой принял крещение.[189] Прощение, преподанное по смерти Феофилу не только патриархом, но и Поместным Собором, установившим празднование Торжества Православия,[190] является засвидетельствованием покаяния, принесенного императором еще при жизни.
О случае этом подробно рассказывается в Синаксаре Недели Торжества Православия:
«Царица же Феодора болезненна о приключившемся бывши, едва ко сну обращается: и во сне виде Пречистую Богородицу, Младенца объемшу Превечнаго, обстоиму пресветлыми ангелы: Феофила же сея мужа от тех биема, и уничижаема. Яко убо отыде от нея сон, и Феофил мало в себе пришед, возопи: увы мне окаянному, святых ради икон биен есмь. Абие полагает верху его царица Богородичный образ, молящися Сей со слезами. Феофил убо сице имый, видев некоего от предстоящих носяща егколпий [нанедренник], похитив от него, облобызаше. И абие на иконы шатавшаяся уста, и безстудно зинувый гортань, в первый чин устрояшеся, и от содержащия беды и нужды преста и усну, быти исповедав добро святыя иконы почитати. Изнесши убо царица от своих ковчежцов святыя и честныя образы лобызати, и всею душею почитати Феофила устрояше. Помале убо исчезает от жития сего Феофил. Феодора же сущих во изгнаниих и в темницах всех воззвавши, свободне пребывати повеле… Абие убо царица… просит и сия от них, яко да бы моление о муже ея Феофиле сотворили. Они же веру ея видевше, аще и отрицающеся, обаче же повинуются. Ибо во святых Мефодий патриарх люди вся собрав, и причет весь и архиереи, в великую Божию церковь тамо приходят. В нихже бяху избраннии сии: из Олимба великий Иоанникий, и Арсаакий, Навкратий же, и ученицы Феодора Студита, и великаго села Феофан, и Феодор писаннии, и исповедницы: Михаил Святоградец, и Сиггел, и инии множайшии, моление всенощное к Богу сотворяют о Феофиле, всем молящимся со слезами, и протяженным молением: и сие во всю первую седмицу постов совершашеся, и самой царице Феодоре подобне с женами, и прочими людьми содевающи. Сим же сице имущим, Феодора царица о утре озаряющим пятка на сон обращшися, возмне обрестися у столпа крестнаго, и некоторыя с шумом проходити путь, различная мучительная орудия носящия виде: посреде же сих ведома связана и царя Феофила, созади связаныма рукама: сего же познавши, последоваше и та с ведущими. Егда же до медяных врат достигоша, виде преестественным видением, мужа некоего седяща пред образом Христовым, егоже противу Феофила поставиша: сего же ногам прикоснувшися царица, о царе моляшеся. Он же едва отверзл уста, велия твоя вера, жено, глаголет: разумей убо, яко слез ради твоих и веры, еще же и ради прошения и моления рабов Моих, и священников Моих, прощение даю мужу твоему Феофилу. Таже глаголет ведущим: разрешите его, и предадите жене его. Она же вземши сего, отступи веселящися и радующися: и абие ю сон остави. Сия убо Феодора царица виде. Патриарх же Мефодий, молитвам и молением бываемым о нем, хартию нову взем, написа в ней всех еретиков царей имена, вчинив и того Феофила, и под святою трапезою взем вся положи. О пятце же видит и той некоего ангела страшна великаго, входяща во храм, и к нему пришедша рещи, глаголется: услышася моление твое епископе, и прощение получи царь Феофил, не ктому убо прочее о сем стужай Божеству. Он же искушая, аще истинно есть видимое, от места своего сшед, и хартию взем, и развив, обрете, о Божиих судеб! заглажено от Бога всячески Феофилово имя».[191]
Во всей этой истории для нас особый интерес представляют следующие детали:
1. Феофил, «мало в себе пришед», выразил раскаянье в иконоборчестве: «Увы мне окаянному, святых ради икон биен есмь».
2. Увидев у одного из окружавших образок («егколпий»), император, «похитив от него, облобызаше», т. е. оказал поклонение иконе, после чего получил избавление от бед и мучений и уснул. До того как впасть в беспамятство Феофил исповедал «быти добро святыя иконы почитати».
3. Св. Мефодий и Поместный Собор, несмотря даже на свидетельство св. императрицы Феодоры, берутся за дело нехотя, «отрицающеся». Но преподают прощение душе императора Феофила ввиду особого Божественного знамения.
Таким образом, свт. Мефодий и Собор преподали прощение не душе иконоборца, но душе человека покаявшегося, вслух отрекшегося от иконоборчества и ставшего, пусть в последние минуты своей жизни, иконопочитателем.
Поражает также следующее безапелляционное утверждение автора «Мнимого модернизма»: «Преп. Исаак Сирин, проповедуя безукоризненное православие, все же формально был епископом общины, не имеющей общения с Церковью Византийской Империи».[192] Исследуя столь важный вопрос, говоря о столь почитаемом отце Церкви, профессор Московской Духовной Академии диакон А. Кураев, просто обязан был упомянуть о том, что возглавление святым Исааком «общины (имеется в виду несторианской), не имеющей общения с Церковью Византийской Империи», т. е. с Православной Церковью — факт, по крайней мере, оспариваемый. Не говоря уже о том, что для православно верующего ученого, прежде всякого исследования, даже теоретически допустить возможность подобного — кощунство. Здесь тот редкий случай, когда смело можно сказать, не боясь насмешек и упреков: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда»! С точки зрения чисто исторической, действительно, сегодня невозможно стопроцентно доказать, был ли преп. Исаак епископом Православной Церкви, или епископом несторианским (в Персии в эпоху преп. Исаака существовали, кроме несторианских, и православные общины, и монофизитские). Однако предполагаемая принадлежность преп. Исаака Сирина несторианству решительно отвергается Священным Преданием Церкви. В любом случае, в столь щекотливом вопросе исследователь непременно должен указать на спорность и недоказанность утверждений о связи преп. Исаака Сирина с несторианской лжецерковью, на существование работ, оспаривающих подобное мнение.[193]
Выражая несогласие с посланиями Восточных патриархов, решительно осуждавших латинскую ересь, о. А. Кураев пишет: «Современные Патриархи Востока занимают более мягкую позицию в вопросе отношения к инославным. Они уже не богословствуют в стиле греческого «Пидалиона» («Пидалион» — греческий сборник церковных правил с комментариями, составленный в 1793–1800 гг. двумя учеными греческими монахами (Агапием и Никодимом) по распоряжению Константинопольского патриарха): "Латиняне — еретики. Нет никакой нужды доказывать это, ибо одно то, что мы имеем такую ненависть и такое отвращение к ним столько веков, — одно это явно показывает, что мы гнушаемся ими как еретиками". Так на каком основании я должен слушать непрославленных иерархов прошлого и отрицать авторитет тех, в послушании кому я нахожусь сейчас и от кого сам принял благодать священнослужения?».[194] Противопоставление: с одной стороны, современные Патриархи Востока[195] — с другой, непрославленные иерархи прошлого вкупе с двумя монахами. Однако, если сообщить православному читателю тот факт, что автор «Пидалиона» монах Никодим — это преподобный Никодим Святогорец, соотношение (опять же, повторимся, для православного читателя) существенно изменится.
Своеобразно цитирует о. Андрей профессора Ленинградской Духовной Академии протоиерея Ливерия Воронова: «Профессор Ленинградской Духовной академии прот. Ливерий Воронов писал: "Вера в то, что именно Православная Церковь есть Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь вселенского Символа веры, не означает принципиального отрицания во всех остальных христианских Церквах или обществах той или иной степени причастия или хотя бы приближения к такому причастию в жизни Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви Христовой" (Прот. Ливерий Воронов. Конфессионализм и экуменизм // Журнал Московской Патриархии, 1968, № 8, с. 67)». Здесь о. диакон не ставит никаких троеточий. Поэтому о. Л. Воронов кажется поддерживающим абсурдное положение о том, что, с одной стороны, Православная Церковь абсолютно тождественна Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви вселенского Символа веры, а, с другой стороны, какую–то степень причастия в жизни Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви Христовой имеют «остальные христианские Церкви или общества». Но процитируем протоиерея Л. Воронова полностью (выделено упущенное о. Андреем): «Вера в то, что именно Православная Церковь есть Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь вселенского Символа веры, или ее чистейшее и совершеннейшее выражение на земле, не означает принципиального отрицания во всех остальных христианских Церквах или обществах той или иной степени причастия или хотя бы приближения к такому причастию в жизни Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви Христовой».[196] Восстановленная цитата, как и весь контекст статьи «Конфессионализм и экуменизм», показывает, что прот. Л. Воронов был последователен в своих экуменических положениях (хотя не всегда последователен в их обосновании).