61.
10 августа Боливар направил архиепископу резкое письмо, в котором указывал, что в случае использования церковниками их влияния во вред республике они будут наказаны со всей строгостью закона. Боливар приказал архиепископу, чтобы все приходские священники, проповедники и исповедники еженедельно объясняли прихожанам с амвона «справедливые принципы американской эмансипации, убеждали в необходимости поддерживать и защищать ее всеми средствами и жизнью, предупреждали простых людей против провокаций врагов республики. Тех же священников, которые не будут выполнять этих указаний, епископу следует отстранять от должности» 62.
Еще более резкое письмо направил архиепископу Рафаэль Мерида, министр внутренних дел, в котором отмечал, что предыдущая деятельность Коль-и-Прата способствовала «закабалению американцев, преследованиям и охаиванию друзей свободы». Мерида осуждал изданные архиепископом после падения первой республики послания, «клеветнические и враждебные американскому имени», и требовал немедленного обнародования нового послания в защиту республики: «Генерал (Боливар. — И. Г.) просит передать, — говорилось в письме, — что в противном случае даже он не сможет обеспечить Вашему степенству личную безопасность» 63.
Лишь месяц спустя Коль-и-Прат опубликовал послание к верующим, призывая их поддерживать правительство республики. Боливар приказал ему лично объехать епархию, чтобы повлиять на население в пользу патриотов.
Коль-и-Прат во время этой поездки много говорил об ужасах войны, но воздерживался от призывов поддержать правительство республики. В новом письме Мерида возмущался п осуждал от имени Боливара поведение архиепископа.
Между тем испанцы и их сторонники продолжали плести заговоры против патриотов. По приказу Боливара мятежников расстреливали, что возмущало епископа Коль-и-Прата, требовавшего от Боливара сохранения им жизни. Отвечая на одно из таких домогательств церковного иерарха, Боливар писал ему 8 февраля 1814 г.: «Только что прочел письмо вашей светлости, в котором вы высказываете очень важную для меня просьбу — пощадить жизнь испанцам, приговоренным по моему приказу к расстрелу. Мне не меньше вашей светлости прискорбен этот жертвенный акт. Только благополучие моей родины могло вынудить меня при-^ пять такое решение. Я убежден, что в этом случае пощада увели-" чила бы число жертв и обманула бы те самые чувства жалости, которые движут вашей светлостью в стремлении охранить их от наказания. Иначе я бы поспешил сообщить вам о своей готовности удовлетворить вашу просьбу» 64.
И все же врагам республики вскоре вновь удалось взять перевес и оккупировать столицу. Боливар вновь очутился в Новой Гранаде, где был назначен главнокомандующим войсками патриотов. Созданный после свержения испанского владычества конгресс Новой Гранады поручил ему предпринять наступление на Боготу, власти которой отказались подчиняться патриотам.
Подойдя к Боготе, Боливар предложил властям города сдаться. Но последние предпочли вооружить испанцев и мобилизовать духовенство против Боливара. Местные церковники специальным эдиктом отлучили Боливара и его солдат от церкви и предали анафеме. Один из священников, пресвитер Торрес-и-Пенья, сочинил вирши, в которых клеветал на Боливара и его солдат. Поэт в сутане писал: «Кровавый Боливар наносит нам оскорбление, он требует оказывать бандитам-неграм уважение. Хотя у них и офицерский мундир, но это только банда убийц — погонщики мулов, рабы и бродяги, воспитанные Боливаром на преступлениях». Этот же поп сочинил и такое «произведение»: «Боливар, жестокий Нерон, ирод, каких мало, хочет разрушить нашу жизнь и религию. Пусть свой долг исполнят все — чапетоны (аристократы. — И. Г.), граждане и добрые христиане. В бой же, пока не добьемся смерти этого тирана» 65.
Боливару не оставалось другого выхода, как взять штурмом Боготу. О’Лири, адъютант Боливара, пишет по этому поводу: «В Новой Гранаде часто политика и религия идут об руку, и имеется немало примеров, когда совершались ошибки и даже преступления во имя всевышнего... Священники-фанатики приучили смотреть на солдат (патриотов. — И. Г.) как на врагов бога, на отлученных от церкви, любое общение с которыми означало бы нарушение церковного учения» 66.
Войдя в Боготу, Боливар, возмущенный поведением церковных властей, направил им письмо, в котором протестовал против использования для борьбы с ним «религиозных чувств и фанатизма толпы». В церковном эдикте, писал Боливар, «поносился мой характер, я представлялся святотатцем и неверующим, я и все мои войска предавались отлучению. В эдикте было сказано, что я являюсь виновником смерти и разрушения, постигших эти страны, и утверждалось, что вся моя армия, лишенная чувства человечности, намеревалась покуситься на нашу святую и нерушимую религию, на ее священников и храмы, на ее ренты и драгоценности и даже на девственниц и священные сосуды» 67. Отметив, что его армия крайне гуманно отнеслась к побежденным, Боливар потребовал от церковников отменить эдикт п влиять на население в доброжелательном для его армии духе. Церковникп, опасаясь возмездия, поспешили выполнить требование Боливара и стали служить молебны в его честь.
Патриоты в Новой Гранаде, однако, и на этот раз были вынуждены сдать свои позиции под натиском превосходящих сил испанцев — экспедиционного корпуса под командованием маршала Пабло Морильо, направленного из Испании в Венесуэлу в 1814 г. для подавления восставших. И вновь Боливару пришлось оставить Венесуэлу, он нашел убежище на Ямайке.
Между тем Морильо объявил, что его задача — «защитить» религию и уничтожить «еретические» принципы независимости. Он смотрел на духовенство как на инструмент колонизаторской политики. Маршал восстановил трибунал инквизиции, преследовал священников, заподозренных в симпатиях к патриотам, и репрессировал тех из них, родственники которых участвовали в борьбе за независимость. По его распоряжению 95 «ненадежных» священников были высланы из Новой Гранады в Венесуэлу.
Морильо не пощадил и самого Коль-и-Прата. Сочтя его прошлое поведение недостаточно решительным по отношению к патриотам, маршал добился в 1816 г. его отзыва в Испанию. Перед отъездом архиепископ Каракаса обратился к верующим с прощальным посланием, в котором пытался оправдать свою двуличную политику и подтверждал враждебность к освободительному движению. «Если в прошлом, — писал он, — уступая обстоятельствам и добиваясь спасения этих провинций от окончательной гибели и сохранения их для законного суверена, мы звали вас, как и многих других его верных вассалов, присягать так называемой независимости; если затем после вторжения (подразумевается освобождение Каракаса Боливаром. — И. Г.), расстройства правительственного порядка и охватившей всех нас разрухи мы призывали в наших письмах подчиняться вождям восстания, одним словом, если во время самой катастрофической революции, стоившей нам стольких слез, вы нас видели послушным и скромным, точно голубь, знайте, что мы действовали с хитростью змия и что перед господом мы думали то, что нам следовало думать».
Оправдываясь, Коль-и-Прат утверждал, что своим поведением он пытался сохранить существование «несчастной церкви». В этом заключалась наша великая цель, и мы ее добились» 68. Этот документ довольно красноречию рисует двуличный облик архиепископа Каракаса Коль-и-Прата ж его подлинное отношение к борьбе за независимость.
Морильо настоятельно требовал от испанского правительства присылки надежных церковников, с тем чтобы использовать их в качестве пропагандистов на службе колонизаторов. 20 сентября 1818 г. маршал писал испанскому военному министру: «...Я не колеблюсь утверждать вашему превосходительству, что 40 или 50 монахов и такое же число священников для приходской службы повлияют больше на общественное мнение и будут больше способствовать усмирению этих стран, чем целая дивизия отборных войск»69. Испания, однако, уже была не в состоянии посылать в Америку ни войска, ни надежных церковников.
В 1817 г. Боливар вновь возвратился в Венесуэлу и возглавил освободительное движение. Патриотам удалось на этот раз укрепиться в провинции Гвиана, главный город которой — Анго-стура стал местопребыванием правительства независимой Венесуэлы. В Гвиане было много миссий, руководимых монахами ка-пуцинского ордена. Капуцины не преминули поднять индейское население против патриотов, что вынудило последних ликвидировать миссии. Капуцины подверглись аресту, а затем были расстреляны по распоряжению патриотических властей.
В 1819 г. армия патриотов предприняла поход через Анды, вторглась в Новую Гранаду, освободила Боготу. Вскоре было провозглашено объединение Венесуэлы и Новой Гранады в республику Великая Колумбия, президентом которой стал Боливар, а вице-президептом — Франсиско де Паула Сантандер. С этого времени Новая Гранада становится основной базой сопротивления патриотов испанцам.
Как и в других областях испанской колониальной империи, высшее духовенство Новой Гранады враждебно отнеслось к независимости. Возникшая в 1810 г. патриотическая хунта в Боготе запретила архиепископу Хуану Б. Сакристану, прибывшему из Испании, явиться в столицу ввиду его откровенной враждебности к патриотам. Сакристан обосновался на Кубе. Карильо, епископ Картахены, выступил против независимости и был выслан. Ре-дондо, глава церковных властей в Санта-Марте, за враждебное отношение к патриотам был арестован, бежал п вернулся в Испанию. Когда Морильо завладел Новой Гранадой, архиепископом Боготы был назначен прелат Герра. Оп отказался поддержать патриотов и был смещен с должности по приказу Боливара. Сальвадор Хименес де Энсисо, епископ Попайяпа, поддерживал испанцев и призывал население к борьбе с патриотами. Смещенный со своей должности, Хименес разразился проклятиями и рутаныо в адрес правительства. Впоследствии Хименес в течение нескольких лет был душой антипатриотического восстания в районах По-пайяна и Пасто.