носиться с Ватиканом, а последний — непосредственно руководить ею.
Союз государства с церковью встречал сопротивление в либеральных кругах, которые усиливались по мере развития капиталистических отношений в стране. Но это сопротивление не выходило за рамки интеллектуальной оппозиции, не располагавшей широкой народной поддержкой. Глашатаем либерального антиклерикализма был писатель и общественный деятель Мануэль Гонсалес Прада (1848—1918). Прада ратовал за отделение церкви от государства. В статье «Политика и религия», опубликованной в 1900 г., он напоминал, что в странах, где церковь отделена от государства или где по крайней мере все виды религии равны перед законом, религиозные конфликты исчезают или не носят характерной для них остроты. В таких странах никто не принуждает людей исповедовать чуждый им культ, каждый может заявить о своей вере и защищать ее словом или пером. Там же, где государство исповедует определенную религию и покровительствует ей в ущерб другим, человек вынужден выступать против угнетающих его сил. Гонсалес Прада предсказывал, что и в Перу, где господствует только одно католическое духовенство, в силу права на законную защиту самые миролюбивые люди станут когда-нибудь не только аптикатоликами, но и воинствующими антиклерикалами 5.
М. Гонсалес Прада предупреждал: осуществление любых прогрессивных реформ неизбежно натолкнется на сопротивление церкви. «Несмотря на уловки, хитрости и оговорки, — писал он, — нет сомнения, что любой социальный или политический вопрос всегда связан с религиозным. Католицизм настолько овладел сознанием, настолько проник в формирование гражданского общества, что, начиная радикальную реформу, мы сталкиваемся лицом к лицу с церковью, которая преграждает пам путь во имя догмы, канонов или обычного права. Мы хотим, например, изменить архаичные законы о семье, а церковь обрушится на нас, рассматривая развод как нарушение божественных законов, гражданский брак как отвратительное сожительство. Мы хотим противопоставить справедливость и солидарность сугубо несправедливому строю капитала, и здесь церковь заявит нам, что мы должны взывать не к справедливости, а к милосердию, что с нищетой можно покончить при помощи милостыни или благотворительных обедов, а если с ней не будет покончено, то пролетариат должен отступиться и ожидать вознаграждения в ином мире. От освобожденпя рабов до эмансипации женщин, от достижения независимости народов до права на свободу убеждений — все крупные реформы встречали в лице католической церкви своего врага — явного или тайного» 6.
Католицизм, считал М. Гонсалес Прада, несет в себе постоянную угрозу ^современной цивилизации, контрреволюцию, власть, которая стремится переделать историю с тем, чтобы стереть следы французской революции, уничтожить реформу, отменить возрождение и погрузить человечество в мрак средних веков. Это враг, это дерево со смертоносной тенью! «Если бы мы захотели увидеть результаты воздействия церкви на народы, то нам не нужно было бы далеко ходить: интеллектуальный и моральный прогресс латиноамериканских народов измеряётся в той степени, в какой они сумели изгнать католицизм из своих законов и обычаев».
Движение радикального протеста, выразителем которого был М. Гонсалес Прада, не смогло добиться каких-либо существенных результатов. Как указывает X. К. Мариатеги, оно было лишено внутренней силы, поскольку не имело общественно-экономической программы. Два его главных лозунга — антицентрализм
й антиклерикализм — сами по себе были недостаточны, чтобы представить серьезную угрозу феодальным привилегиям7.
Несмотря на сопротивление радикалов, в 1901 г. были сняты ограничения на право церкви владеть и распоряжаться недвижимой собственностью. Правительство разрешило преподавать религию в школах, церковь получила возможность содержать собственные учебные заведения. В 1917 г. церковь открыла Католический университет в Лиме, а в 1925 г. президент Легия, следуя примеру Гарсии Морено, посвятил Перу «святому сердцу Иисуса».
Только в 1930 г. в Перу был принят закон о гражданском браке и разводе. Но закон не подрывал позиций церкви, которой продолжали покровительствовать правящие круги страны.
Духовенство всеми средствами разжигало примитивный фанатизм среди верующих. Религиозные праздники, поклонение мощам, культ святых — все использовалось служителями церкви, чтобы подчинить своему влиянию народные массы — неграмотные, отсталые, живущие в беспросветной нужде. Пабло Неруда прекрасно иллюстрирует это положение в своем стихотворении «Процессия в Лиме» (1947):
Их было много, идола они тащили на плечах, был густ огромный хвост толпы за ними, как будто море разлилось, темно-лиловым цветом отливая.
Танцуя, прыгали и бормотали, и шепот влажен был, как жвачка: сливался он с шипеньем кухонь и с заунывным звуком бубна.
Темно-лиловые жилеты, темно-лиловые ботинки, большие шляпы; по улицам текла река из язв и струпьев; она текла к собору, о стрельчатые окна билась.
Зловещее, как ладан, это скопленье гнойных язв сливалось с буйным исступленьем домами стиснутой людской реки и ранило глаза.
Я видел толстого помещика; священным потом обливался он в белом стихаре и яростно расчесывал затылок.
Я видел нищего, оборванного горца
с бесплодных гор,
индейца, потерявшего свой образ
в бутылке водки, пастуха, пасущего покорных лам, застенчивых епархиалок, учителей из сельских школ с запавшими голодными глазами.
Как опьяненные наркотиком танцоры, в рубашках пурпурного цвета, шли негры и руками били в невиданные барабаны.
Казалось, Перу весь бьет в грудь себя и глаз не сводит со статуи жеманной дамы, небесно-голубой и розоватой, которая плывет над головами в своей конфетной лодке, опухшая от пота и жары8.
В сельской местности приходские священники, как и в колониальное время, жили за счет своих прихожан, обирая и обманывая их, заставляя выполнять обязанности «мажордомов», ответственных за проведение празднеств в честь местного святого, и нести в связи с этим непосильные для крестьянина расходы.
Влияние церкви в 70-е годы падало. Крестьянин Уилька в своей автобиографии, впервые изданной в 1974 г., рассказывает: «Священник никогда не поддерживал нас. Священник
всегда поддерживает богатых. Поэтому я ничего не хочу говорить о священнике, он сам богач, опирающийся на бога. Он заставляет нас выполнять повинности. Он заставляет нас ставить свечи святым. Он заставляет нас приносить деньги в миссию.
Священник требует, чтобы ему приносили деньги. Он считает деньгами сумму не менее сто солей. Он требует двести, триста, четыреста и пятьсот, в зависимости от стоимости церковной службы. Когда кто-нибудь умирает, священнику надо платить за похороны. Если у умершего не было денег, то за свои услуги священник требует уплатить барашками или другой живностью. А если крестят ребёнка, то тоже нужно платить. Все, как на рынке. Церковь стала для священника орудием торговли. Одним словом, церковь стала местом торговли, где продают людей, начиная с головы, то есть с крещения. Когда заключают церковный брак, то у нас съедают почти половину тела. Когда мы умираем, то съедают и ноги... Таков священник. Такова его жизнь. Именно поэтому, зная все о них, я держусь подальше от священников» 9.
Церковная карьера все меньше привлекает верующих. В 50-х годах XX в. в Перу больше половины священников (800 из 1500) составляли иностранцы. По признанию одного из перуанских церковников, лучшими прихожанами все еще являются богачи — «главные угнетатели бедных. Их капиталы позволяют им заставить замолчать любого противника... Наши богатые католики предпочитают сентиментальный католицизм динамичному» 10.
В Перу действует возникшая после второй мировой войны христианско-демократическая партия. На выборах 1956 г. она провела в сенат 5, а в палату депутатов 12 своих представителей. В 1963 г. представители ХДП впервые вошли в правительство тогдашнего президента Белаунде Терри. Некоторое время спустя партия раскололась на правое и левое крыло, последнее поддержало военных, свергнувших Белаунде Терри в 1968 г.
Боливийская церковь — тормоз прогресса
В Боливии, где с момента завоевания независимости произошло больше военных переворотов, чем в какой-либо другой латиноамериканской республике11, церковь столь же тесно сотрудничала с властями, как и в Перу.
Хотя при создании Боливии Симон Боливар предлагал вообще не упоминать о религии в конституции, что означало бы на практике отделение церкви от государства, конституционная ассамблея провозгласила католическую религию государственной. Конституция обязывала правительство покровительствовать и обеспечивать ей уважение, одновременно признавая, что «человеческая власть бессильна приказывать совести». Вместе с тем закон запрещал публичное исповедание некатолических культов. Только в 1871 г. была разрешена деятельность протестантских культов, а в 1905 г. — всех других религий; в 1908 г. кладбища были переданы в ведение муниципальных властей, установлен обязательный гражданский брак, в 1932 г. — развод. Эти мероприятия, постепенно сужавшие права церкви, не вызывали ее протестов, ибо духовенство состояло на иждивении властей, которые также выдвигали кандидатов на церковные должности.
К тому же среди служителей культа всегда преобладали иностранцы. Даже в начале 60-х годов XX в. иностранцами были один из трех архиепископов, двое из пяти епископов и все апостолические викарии, руководившие миссионерской работой12. Власти не препятствовали деятельности священников, а последние в свою очередь не возражали против секуляризаторских мероприятий властей.
Отношения Боливии с Ватиканом развивались без особых конфликтов. В середине XIX в. Боливия попыталась заключить конкордат с папским престолом. Он был подписан в 1851 г. в Риме и предоставлял президенту Боливии право патроната. Однако боливийский конгресс отказался утвердить конкордат, ибо считал патронат атрибуцией нацпонального суверенитета, следовательно, папа не мог «предоставить» Боливии то, чем она владела как самостоятельная страна. Другие попытки заключить конкордат с Ватиканом не увенчались успехом. Тем не менее на практике папский престол признавал за Боливией право натро-naira. Ё 1917 г. между Ватиканом и Боливией были установлены дипломатические отношения, которые продолжаются до настоящего времени. Духовенство, как н в других странах Латппской Америки, пыталось влиять па просвещение, особенно на его среднее звено. Свыше 10% школьников посещают церковные (частные) школы.