на ее нужды 2500 тыс. песо.
Алессандри представлял отделение церкви от государства как революционный акт первостепенной важности. В действительности же такая оценка носила демагогический характер. Ст. 10 конституции не только ни в чем не ущемляла интересов церкви, но развязывала ей руки для бесконтрольного обогащения. Церковь получила возможность оказывать большое влияние на просвещение. Государство и после принятия конституции 1925 г. продолжало субсидировать школы, находящиеся в ведении церкви. Не удивительно поэтому, что церковная иерархия и Ватикан, с которым Чили сохраняла дипломатические отношения, не только не возражали против такого отделения церкви от государства, но всячески его приветствовали.
«Церковь, — заявил с благодарностью архиепископ Сантьяго Крессенте Эррасурис, — не считает себя отделенной от государства и будет; всегда готовой служить ему» 22.
Вскоре после принятия конституции 1925 г. Алессандри был вновь свергпхт. на этот раз начальником жандармерии генералом Карлосом Ибаньесом, паходившимся у власти до июля 1931 г. Чили остро переживала последствия всемирного экономического кризиса. Стлала страдала от безработицы, резких социальных контрастов, рабочие требовали работы и хлеба. В течение последующих двух лет власть несколько раз переходила от одной буржуазной группировки к другой, в 1932 г. группа военных совершила переворот и провозгласила «социалистическую республику», в стране возникли советы рабочих и солдатских депутатов.
«Социалистическая республика» быстро пала, и после волны репрессий против трудящихся в конце того же года президентом вновь стал Артуро Алессандри, на смену которому пришел шесть лет спустя умеренный буржуазный деятель Педро Агирре Серда, кандидат Народного фронта, включавшего радикалов, социалистов и коммунистов.
Все эти годы церковь пользовалась покровительством властей и укрепляла свои позиции, в особенности в системе образования. Но страна в целом повернула влево, консерваторы — старый оплот церкви — утратили свое былое влияние, коммунисты и социалисты пользовались все большей поддержкой трудящихся. Вырос авторитет и радикальной партии, руководимой масонами и опиравшейся в основном на средние слои.
Отмечая рост в 30-х годах классового рабочего движения в Чили, иезуит А. Артудо с сожалением отмечал: «Самый серьезный недостаток этого общественного развития заключается в следующем: народ внутренне убежден, что может ожидать только от марксистов подлинных социальных завоеваний, которые коренным образом улучшили бы условия его жизни. Народ не видит в хозяевах, в большинстве католиков, искреннего желания изменить к лучшему его нищенское существование. Народ считает, что клир и епископы слишком тесно связаны с капитализмом» 23.
Не приносило пользы служителям культа и их враждебное отношение к коммунизму. «В кварталах бедноты и деревнях священники-реакционеры, — указывает О. Мильяс, — спекулируя на самых примитивных предрассудках и суевериях, приписывали коммунистам сатанинские свойства. Однако, ничто не смогло остановить развитие мощного рабочего движения и могучей массовой коммунистической партии» 24.
Тупики христианского реформизма
Первые признаки недовольства традиционным курсом церкви стали проявляться среди клерикальной молодежи, примыкавшей к консервативной партии. В начале 1930-х годов, когда в Чили резко обострилась классовая борьба, в рядах молодежной организации консервативной партии возникла группа последователей французского богослова Маритэна, выступившая за сближение с трудящимися массами на основе пропаганды реформаторских положений социальных энциклик «Рерум новарум» и «Куадра-гезимо анно» (1931 г.). Идейными вдохновителями этой группы были иезуиты Фернандес Бридель и Альберто Уртадо, а ее руководителями — бывшие воспитанники Католического университета в Сантьяго, руководимого иезуитами. Один из них, Э. Фрей, будущий лидер христианско-демократической партии, юрист по образованию, был председателем Университетской католической ассоциации Чили, генеральным секретарем Панамериканского конгресса университетских студентов-католиков. Фрей и его единомышленники покинули ряды консервативной партии и оформились в самостоятельную организацию — Национальную фалангу, названную так из симпатии к Испанской фаланге, основанной в 1933 г. Хосе Антонио Прпмо де Риверой. Новую группировку поддерживали некоторые банкиры и помещики в надежде на то, что социальная продрведь молодых клерикалов обеспечит им народную поддержку. Однако в процессе острой социальной и политической борьбы, развернувшейся в Чили в середине 30-х годов, в условиях, когда чилийские народные массы решительно высказывались против империализма и фашизма, многие лидеры Национальной фаланги стали переходить на демократические позиции, вызывая неудовольствие церковных иерархов и руководителей консерваторов.
«В 1938 г., — отмечает Луис Корвалан, Генеральный секретарь Коммунистической партии Чили, — реакция сделала все для того, чтобы убедить верующих, что в случае победы Народного фронта на президентских выборах начнутся жестокие преследования церкви и всех католиков... Народный фронт победил, и, конечно, ничего из того, что они предсказывали, не произошло. В период существования правительства Народного фронта, который возглавлял президент Агирре Серда, был назначен первый кардинал католической церкви в Чили Хосе Мария Каро, а в Сантьяго состоялся торжественный евхаристический конгресс. Церковь пользовалась широкой свободой» 25.
Все это привело к тому, что Национальная фаланга, выступавшая на президентских выборах за кандидата реакции Росса, перешла к поддержке правительства Агирре Серды, а затем и его преемника президента Хуана Антонио Риоса, в кабинете которого Эдуардо Фрей занял пост министра общественных работ и путей сообщения.
В годы гражданской войны в Испании фаланга высказывалась против Франко, что навлекло на нее гнев реакционеров. Об этом Пабло Неруда пишет в своих воспоминаниях: «Мне, например, удалось убедить некоторых из молодых руководителей движения (Национальной фаланги. — И. Г.) выступить в защиту республиканской Испании на грандиозных митингах, которые я организовал по возвращении из сражающегося Мадрида. Это вызвало скандал: старые церковные иерархические крути, подстрекаемые консервативной партией, чуть было не распустили новую партию. Лишь вмешательство епископа, который оказался более дальновидным, спасло демохристиан, совершивших, казалось бы, политическое самоубийство. Заявление епископа Тальки позволило выжить маленькому движению, которое со временем превратилось в самую крупную политическую партию Чили» 26.
Епископом Тальки был тогда Мануэль Ларраин, выступавший за социальные преобразования, в то время как большинство церковных иерархов во главе с тогдашним кардиналом Каро занимало враждебную по отношению к левым позицию.
Сотрудничество Национальной фаланги с правительствами Народного фронта расценивалось консерваторами как предательство религии и церкви. Ватикан также вначале не доверял фаланге, считая ее слишком «левой». Рассуждения Фрея об «интегральном гуманизме», о «коммупитарпом обществе», «христианской революции», критика капитализма и призывы к борьбе с коммунизмом с помощью реформистских мероприятий в интересах обездоленных не могли прийтись по душе римской курии, где преобладали тогда ультрареакционные настроения.
Ватикан с подозрением относился к клерикалам, деятельность которых не находилась под абсолютным контролем церковной иерархии. Ярому антикоммунисту Пию XII не могло понравиться, например, такое высказывание Эдуардо Фрея, сделанное им в 1947 г.: «Мы осуждаем доктрину и тактику коммунистов. Но по сравнению с коммунизмом имеется нечто худшее — антикоммунизм» 27. Защищая деятельность фаланги, один из ее «духовных» вдохновителей, иезуит А. Уртадо, писал в 1947 г. в секретном меморандуме Пию XII: «Критика была болезненно воспринята этой группой искренних католиков, преданных церкви, идущих служить ей на социальном поприще, на котором почти одни они представляют ее. В некоторых своих практических действиях фаланга пошла дальше того, что было бы желательным, но ее члены тесно связаны с церковью; ее деятельность во многом снизила влияние последних левых правительств Чили и в то же время показала стране, что церковь связана не только с одной политической партией» 28.
Не располагая поддержкой Ватикана, находясь под постоянным давлением консервативной партии и местной церковной иерархии, обвинявших ее деятелей в симпатиях к коммунизму, вынужденная иногда выступать единым фронтом с партиями левого блока, Национальная фаланга почти в течение 20 ле^ занимала только четвертое или пятое место в таблице партийных группировок по получаемым на выборах голосам. Число ее депутатов в парламенте не превышало тогда нескольких человек. «В те годы в деятельности фаланги, — пишет Серхио Фернандес Ларраин, — наблюдались неуверенность и нерешительность. Любой политический вопрос, по которому у других партий имелась определенная точка зрения, заставлял руководство фаланги заседать ночами, с тем чтобы определить к нему свое отношение. Фаланга напоминала корабль, потерявший управление и плывший по воле волн в море, в котором господствовали левые силы» 20.
Национальная фаланга стала заметно укреплять свои позиции только в 50-е годы, когда в стране образовались два крупных политических блока: с одной стороны, блок правых сил — консерваторов, либералов и правоцентристской партии радикалов, с другой — объединение прогрессивных партий — коммунистической, социалистической и прочих левых группировок.
В 1948 г. консервативная партия вновь раскололась, из нее выделилась Социально-христианская партия (СХП), образовавшая с Национальной фалангой Христианско-демократический фронт, представители которого в 1949 г. вошли в третий кабинет радикала Гонсалеса Виделы, ярого глашатая «холодной войны» в Чили. В 1953 г. они объединились в Социально-христианскую федерацию. Затем эта группировка образовала вместе с коммунистами, пребывавшими тогда на нелегальном положении, и социалистами Блок демократического оздоровления. Блок боролся за отмену репрессивного антикоммунистического законодательства Гонсалеса Виделы.