Церковь, Русь, и Рим — страница 9 из 17

Московская Русь

1. Преп. Сергий Радонежский (1314-1392)

В нашу эпоху воинствующего безбожия и материализма трудно представить себе и правильно осознать психологию русского общества XIV в.

Гордящиеся современными открытиями в области науки и техники, погруженные в бесплодные споры и пререкания, мы совершенно упускаем из вида основу, на которой строилась веками Русь и которая остается фундаментом ее быта.

Православие, столь ревностно воспринятое всем русским народом, оказалось, как мы видели, достаточно мощным, чтобы одновременно побороть воинствующее латинство и добиться уважения со стороны монголов. Несомненно, объяснение этого совершенно исключительного явления следует искать в самом духе Русской Церкви. Наши иерархи не претендовали на политическую гегемонию и не старались захватить светскую власть или завоевать себе всяческие мирские привилегии у князей. Они неукоснительно выполняли свою миссию кормчих и молитвенников своих епархий.

Государственные основы, заложенные Киевскими князьями на Руси, оказались жизненными, потому что источником русского закона стало в X в. церковное право. Гражданский закон, таким образом, возник из православных церковных канонов.

Когда под ударами татар нарушился государственный порядок, Церковь Русская, оставшаяся единым цельным организмом страны, стала естественным стержнем национальной жизни и залогом возрождения Руси.

Русская культура — наследие Киева — ушла временно в подполье, скрылась в лесных дебрях, в пустынных местах, где и сохранилась для лучшей поры. Хранителями ее оказались не князья и не бояре, а смиренные иноки, спасавшиеся в этих глухих местах.

Народ, подавленный татарщиной, стонущий под игом, устремился в эти дебри, инстинктивно ища у монахов и отшельников прибежища, света и утешения. Народная легенда о скрывшемся от татар на дне озера прекрасном граде Китеже совершенно точно символизирует это. На самом деле, роль таковых обителей, хранительниц православной культуры, была несравненно крупнее, чем мы себе можем представить: это были подлинные центры перевоспитания и морального совершенствования русских людей XIV в. Монахи вдохновляли их на служение отечеству, подвиг духовный наставляя на подвиги мирские.

Говоря о Киевской Руси, мы вкратце рассказали о воспитательно-просветительной работе иноков, по примеру Печерских, сочетавших отшельничество с апостольской проповедью. Киевские монахи были пионерами православной культуры в самых диких местах Древней Руси. Крестя язычников, они заботились об их просвещении и благосостоянии, вследствие чего основанные ими монастыри превращались в центры селений и городов. Происходило это помимо действий высших церковных или гражданских властей, исключительно благодаря духовному авторитету и святости жизни иноков, к которым шел народ самотеком и возле которых селился. Из крупных монашеских центров начала XIV в. следует назвать Валаам, основанный на диком острове Ладожского озера преп. Сергием и Гарманом в честь Преображения Господня.

Перемещение центра русской национальной жизни с опустошенного юга на север и постепенный рост Москвы, совпали с перенесением в этот город митрополичьей кафедры. Как отмечает историк Ключевский, укреплению Москвы немало содействовали в XIV в. три монаха: сын черниговского боярина Алексий, представлявший старый Киевский юг, сын устюжского причетника Стефан, представлявший север, и Сергий, сын ростовского боярина-переселенца, представлявший Великороссию. Эти три святые, каждый в своей отрасли, действительно оказали решающее влияние на возрождение национальной государственности: Алексий — как митрополит и ближайший советник трех великих князей; Стефан — как апостол Пермской земли и Сергий — как основатель нового великорусского центра монашества возле новой столицы Руси, значение которой предвозвестил еще св. митрополит Петр.

Свят. Алексий призван был в сфере политической способствовать, как определил Ключевский, "сосредоточению династически раздробленной государственной власти в Московском княжеском доме", свят. Феофан Пермский — приобщению восточных инородцев к Православию и русской культуре, а преп. Сергий — нравственному воспитанию народа и приготовлению его на подвиг.

Всем хорошо известно житие преподобного Сергия Радонежского, в котором гармонично сочетались высшие христианские добродетели, любовь и смирение. Будучи настоятелем монастыря, им самим созданного, преп. Сергий исполнял в нем все должности, трудясь поочередно поваром, мельником, портным, дровосеком, плотником и т.д. Кротость его оказалась лучшим методом руководства своими братьями и поражала всех, прибегающих к его советам. Так, преп. Сергий предотвратил даже междоусобную войну Рязани с Москвой, умилив князя Олега Ивановича Рязанского по просьбе Великого князя Димитрия Ивановича.

Точно так же, когда князь Борис отнял у Димитрия Суздальского Нижний Новгород, митрополит Алексий попросил содействия преп. Сергия. Святой поехал в Нижний, и по его просьбе Борис вернул похищенный город!

Несмотря на внешнюю нищету и убожество Сергиевой обители, построенной в густом лесу, неоднократно голодавшей и бедствовавшей, порядок, заведенный игуменом, и праведное иноческое житие скоро привлекли к ней толпы народные. К Сергию стекалась вся Русь: князья и бояре, наравне с нищими и обездоленными, и число его учеников быстро увеличивалось.

Не внимая просьбам Великого князя Московского, почитавшего его как великого подвижника и мудрого советника, Сергий решительно отказался от митрополичьей кафедры, по смирению, хотя на эту высокую должность его призывала вся русская общественность. Приобретенное им влияние было настолько велико, что Вел. кн. Димитрий, решившись на неслыханную доселе дерзость — поход против татар, — предварительно испросил благословения и совета преп. Сергия. Игумен ответил ему: "Иди на безбожников смело, без колебания, и победишь", а кроме того, чтобы особенно отметить важность для России предстоящей битвы, отправил Димитрию двух своих иноков, в миру бывших воинов, — Пересвета и Осляба, погибших на Куликовском поле в 1380 г.64 Этим актом преподобный от лица Церкви желал как бы лишний раз подчеркнуть смысл борьбы, предпринятой для православного и национального возрождения Руси. Куликовская битва явилась первым толчком к окончательному освобождению от ига благодаря Москве; вдохновил же Москву на подвиг преп. Сергий. Проф. Ключевский пишет: "Преп. Сергий с своей обителью и своими учениками был образцом и начинателем в оживлении монастырской жизни, "начальником и учителем всем монастырям, иже в Руси", как называет его летописец. Колонии Сергиевской обители, монастыри, основанные учениками преподобного или учениками его учеников, считались десятками, составляя почти четвертую часть всего числа новых монастырей во втором веке татарского ига и почти все эти колонии были пустынные монастыри, подобно своей митрополии. Но, убегая от соблазнов мира, основатели этих монастырей служили его насущным нуждам. До половины XIV века масса русского населения, сбитая врагами в междуречье Оки и Верхней Волги, робко жалось здесь по немногим расчищенным среди леса и болот полосам удобной земли. Татары и Литва запирали выход из этого треугольника на запад, юг и юго-восток. Оставался открытым путь на север и северо-восток за Волгу, но то был глухой, непроходимый край, кое-где занятый дикарями-финнами; русскому крестьянину с семьей и бедными пожитками страшно было пускаться в эти бездорожные дебри. "Много было тогда некрещеных людей за Волгой..." говорит старая летопись одного заволжского монастыря о временах до Сергия. Монах-пустынник и пошел туда смелым разведчиком. Огромное большинство новых монастырей с половины XIV в. до конца XV в. возникло среди лесов Костромского, Ярославского и Вологодского Заволжья: этот Волжско-Двинский водораздел стал северной Фиваидой православного Востока. Старинные памятники истории Русской Церкви рассказывают, сколько силы духа проявлено было русским монашеством в этом мирном завоевании финского языческого Заволжья для Христианской Церкви и русской народности. Многочисленные лесные монастыри становились здесь опорными пунктами христианской колонизации: монастырь служил для переселенца-хлебопашца и хозяйственным руководителем и ссудной кассой и приходской церковью и, наконец, приютом под старость. Вокруг монастырей оседало бродячее население, как корнями деревьев сцепляется зыбучая песчаная почва. Ради спасения души, монах бежал из мира в заволжский лес, а мирянин цеплялся за него и с его помощью заводил в этом лесу новый русский мир. Так создавалась верхневолжская Великороссия дружными усилиями монаха и крестьянина, воспитанных духом, какой вдохнул в русское общество преподобный Сергий" ("Благодатный воспитатель русского народного духа", речь проф. Ключевского, произнесенная в Московской Духовной Академии 26 сент. 1892 г.).

Преп. Сергий, не оставивший после себя ни сочинений, ни уставов, тем не менее перевоспитал целое поколение, которое Ключевский условно называет "Куликовским". Задавшийся целью возродить монашество и вернуть его на славный путь миссионерства и колонизации, проложенной до татарского ига печерскими иноками, преп. Сергий еще при жизни узрел плоды своих стараний. Если за первое столетие ига (1240—1340) на Руси основано было лишь тридцать новых монастырей, то в период 1340—1440 гг. их возникло сто пятьдесят.

Когда мы говорим о преп. Сергии как об основателе обителей, не забудем подчеркнуть, что он собственноручно строил кельи своей Лавры, а также сам построил Благовещенский монастырь на Киржаче. Ученики его скоро последовали его примеру. Авраамий, после пустынного жития на горе у Чудского озеpa, едет по приглашению Галицкого князя в Галич, везя в лодке через озеро найденную им чудотворную икону "Умиление", и в Галиче основывает Успенский монастырь, затем в тридцати верстах оттуда — обитель Положения пояса Богородицы, а далее — на реке Воче — монастырь Собора Богоматери.

Другой ученик, "пустыннолюбивый Мефодий", подражая Сергию, построил сам за рекой Яхромой Пешношскую обитель; название это было дано в память трудов Мефодия, на себе таскавшего бревна, через реку пешим нося их.

Под Москвой, на реке Яузе, выстроил монастырь преп. Андроник и в нем прославился русский гений — иконописец Рублев, написавший образ Св. Троицы в соборе Сергиевской Лавры.

Преп. Феодор, племянник и любимый ученик преп. Сергия, основал за Москвой-рекой Симонов монастырь; преп. Савва Сторожевский — монастырь Рождества Богородицы в Звенигороде; преп. Афанасий Высоцкий — монастырь в Серпухове, на песках, на фоне сосен. Преп. Григорий основал Голутвенскую обитель. Все Подмосковье быстро покрылось монастырями; прославились также Боровенский монастырь в Калужской губернии, Ферапонтов, Кирилло-Белозерский и др.

Большое историческое значение приобрел Белозерский монастырь, основанный преп. Кириллом, постриженником Симоновского архимандрита Феодора. Кирилл стал одним из покровителей северо-восточной Руси, где он, подобно преп. Сергию, вразумлял и наставлял князей в правде и справедливости.

Преп. Григорий Вологодский, игумен обители на Пелшме, строго увещевал князя Юрия Димитриевича и сына его — Димитрия Шемяку, врагов Василия Темного.

Преп. Димитрий Прилуцкий основал монастырь близ дорог, шедших от Вологды до Северного океана. К нему толпами приходили купцы и странники просить благословения "торговать с погаными народами югрою и печорою". Он пользовался огромным авторитетом.

Клопский монастырь был основан преп. Михаилом Клопским и в нем кормились толпы голодающих во время неурожаев, а также многочисленные странники.

Невозможно перечесть всех миссионеров-подвижников, учеников преп. Сергия и учеников его братьев, покрывших монастырями самые отдаленные русские области: Павел Обнорский, Пахомий Нерехтский, Афанасий Железный Посох, Сергий Нуромский и т.д.

Хозяйственный расцвет этих обителей, как и самой Троице- Сергиевой Лавры, начался после кончины преп. Сергия; при его жизни ученики его были такими же нищими, как и их авва. Лавра, благодаря трудам и самопожертвенности его иноков, а главным образом, привлекая со всей Руси несметные толпы богомольцев, идущих поклониться мощам преподобного, превратилась в очень крупный центр. Она располагала десятками тысяч обработанных десятин земли, селами, солеварницами, мельницами и т.д. В трудные минуты государственной жизни архимандриты Лавры даже давали в долг Московским государям из кассы монастыря, а келари управляли хозяйствами целых областей.

К старости преп. Сергий считался как бы учителем всей страны: кроме своих учеников-игуменов, у него постоянно чередовались за советами князья, воеводы, бояре, наравне с крестьянами, купцами и священниками.

Так юноша Варфоломей, ушедший спасаться в дикие леса на "Маковицу", превратился во всероссийского наставника, сумевшего убедить русских людей в том, что они не ханские рабы, а свободные духом граждане. Преп. Сергий и его ученики, укрепив в народе веру, превратили русских в воинов. Вместе с тем, будучи и советником князей, и чудотворцем, и целителем, преп. Сергий оставался тем же смиренным "старичком", которого пришедший в обитель крестьянин принял за работника. Преподобный всю жизнь являл пример смирения, чем завоевал себе всеобщую любовь.

Дело преп. Сергия и учеников его легло в основу всего последующего развития государства Российского.

2. Московское княжество и Литва

Москва как вотчина князя Юрия Долгорукова впервые упомянута летописцем в 1147 г. Став княжеством при младшем сыне св. Александра Невского — Данииле, она увеличилась старинным городом Переяславлем-Залесским, затем при Вел. князе Юрии Даниловиче, княжившем во Владимире, — Можайском и Коломною. Брат Юрия, Иоанн I Калита (1328—1340), стал первым великим князем в Москве и с него началось политическое укрепление новой столицы.

Напомним, что св. митрополит Петр (1308—1326), сам уроженец Волыни, чувствовал неустойчивость великокняжеского престола во Владимире и долго живал в Москве, подружившись с Калитой.

Св. митрополит Петр, убеждая великого князя построить в Москве кафедральный собор, сказал ему следующее: "Если послушаешь меня, сын мой, то и сам прославишься с родом своим паче иных князей и град твой славен будет перед всеми градами русскими и святители поживут в нем и взыдутруки его на плещи врагов его". Нередко Московский князь советовался с митрополитом о государственных делах; по его указанию он выстроил Успенский собор, подобно Успенскому собору во Владимире. Св. Петр скончался в Москве и погребен был в этом соборе на выбранном им самим месте.

Преемник Петра св. Феогност-Грек (1328—1353) уже окончательно переселился в Москву, которая сделалась церковной столицей всей Руси; как мы видели, митрополиты продолжали еще носить титул "Киевских и всея Руси" до 1461 г. (т.е. до кончины св. митрополита Ионы).

Одновременно с перенесением в Москву митрополии Калита, будучи великим князем Владимирским, первым из князей назван был "Великим князем всея Руси". Государственный центр был, наконец, найден и к нему стали постепенно прибавляться прежние удельные княжества. Калита, задавшись целью объединения русских земель, "собрания" — как говорит летописец, проявил в этом большое умение. Войдя в доверенность к хану, он получил от него право собирать дань для отправления в Орду, минуя ненавистных народу татар-баскаков (сборщиков). Это дало ему возможность пополнить заодно московскую казну, а главное, увеличило его престиж в глазах населения. Собирая дань, Калита пресек другое общественное зло той эпохи — разбои, благодаря усобицам и беспорядкам развившиеся в центральных княжествах; "тати" были переловлены и в московских землях водворился мир. Летописец, говоря о княжении Иоанна I, пишет: "...Бысть оттоле тишина велика во всей Русской Земле на сорок лет и престаше татарове воевати Русскую Землю".

Митрополиты Петр и Феогност всячески поощряли мероприятия Калиты, подобно первым святителям Киевским, советникам Владимира и Ярослава. Церковь Русская, как и в далекий X век, продолжала на севере свою роль наставницы князей и авторитет митрополита стал в Москве еще выше, чем в Киеве. Св. Феогност поселился во дворе св. Петра в Москве после того, как Калита расправился с Тверью и утвердил свое первенство.

После Феогноста роль советника играл при нем св. Алексий, поставленный митрополитом в Константинополе.

Калита дельно употреблял собственную казну, покупая для увеличения Московского княжества деревни, села и даже города; так он купил у обедневших князей Углич, Галич, Белозерск и т.д.

Кроме того, энергия Калиты и привилегированное положение его в Орде привлекало к Москве многих именитых вотчинников, добровольно приходивших на службу к Великому князю, признавая его хозяином Земли Русской и народным государем. Так стали объединяться вокруг Московских князей "служилые люди", потомки древних киевских дружинников и предки царских служилых дворян. Летопись отмечает, что в 1332 г. к Иоанну I на службу поступил "от киевских благоплеменных вельмож Родион Несторович и с ним княжата и дети боярские и двора его до тысящи и до семи сот".

Самые тесные политические сношения завязались между Москвой и Византией, по примеру единения царящего между патриархами и русскими митрополитами. Обрадовавшись возрождению крепкой государственной власти на Руси, император Мануил II Палеолог (1391—1425) пожелал возобновить прерванные татарским погромом брачные узы между Константинополем и русскими государями и сосватал в 1414г. сына своего Иоанна — Анне, дочери Вел. князя Василия I Димитриевича(1389— 1425). Русскую княжну с почетом встретили в Византии, но предполагаемому браку не суждено было совершиться, так как Анна Васильевна внезапно скончалась в 1417 г. от моровой язвы.

Св. Киприан, митрополит, родом серб, был ближайшим советником Димитрия Донского, а также Василия I. Этому ученому святителю русская Церковь обязана переводами на славянский язык "Сборника церковных правил", "Лествицы преп. Иоанна" с толкованиями, "Творений св. Дионисия Ареопагита" и т.д. Св. Киприан пересмотрел и исправил богослужебные книги, содержавшие некоторые неточности. Скончался он в Москве в 1406 г.

Как было сказано в предыдущей главе, с конца XIV в. крепнувшему Московскому княжеству стала угрожать с Запада соединившаяся с католической Польшей Литва. Еще до брака своего с Ядвигой властолюбивый Ягайло решил выступить против Москвы. После того как Вел. князь Димитрий Иванович разбил татар в Рязанских землях на реке Воже (1378), Мамай стал собирать свои войска, чтобы наказать его за подобную дерзость и выступил в поход на Москву. Узнав об этом, Ягайло поспешил войти в сношения с ханом и заверил его в содействии литовского войска против русских. Обе рати должны были соединиться 1 сентября 1380г. Мамай обрадовался столь неожиданной подмоге и, вместо того, чтобы идти на Москву через Рязань, двинулся сперва на запад, дабы соединиться с литовцами. Однако о коварном замысле Литвы успели вовремя предупредить Димитрия Ивановича, который поспешил настичь татар до их соединения с Ягайлой. Этот маневр ему удалось провести блестяще, и на Куликовом поле Мамай потерпел полное поражение; неизвестно, каков бы был исход битвы, если бы Ягайло, находившийся всего в одном дне пути от поля сражения, успел примкнуть к татарам...

Двоюродный брат Ягайлы, Витовт (1392—1430), ставший Великим князем Литовским в 1392 г., в свою очередь задумал подчинить себе Москву. Несмотря на то, что Василий Димитриевич был женат на его дочери Софии, Витовт воспользовался походом на Русь Тамерлана, чтобы присвоить Смоленское княжество (1395г.).

Это разбойничий акт был совершен в момент, когда вся Русь была объята ужасом и ожидала своей окончательной гибели. Василий Димитриевич решил защищаться до последней капли крови и стал готовиться к обороне. Московское войско собралось на берегу Оки, ожидая страшного монгольского хана; весь народ во главе с духовенством горячо молился. Св. митрополит Киприан совершил перенесение в Москву Владимирской святыни — иконы Божией Матери, находившейся во Владимире с тех пор, как Андрей Боголюбский привез ее с юга. По преданию, в тот самый день, когда москвичи встречали крестный ход с иконой, Тамерлан, не доходя до Оки, повернул совершенно неожиданно от Ельца назад, и Москва оказалась чудом спасенной от монголов. С тех пор Владимирская икона находилась в Московском Успенском соборе.

Несмотря на коварство Литвы, захватившей новые русские земли на верховьях Днепра и Западной Двины, пользуясь постоянной угрозой Москве со стороны татар, Василий Димитриевич вынужден был примириться с тестем, которому даже поручил опеку над своим сыном Василием Васильевичем. Как было сказано, границей обоих государств была тогда признана река Угра в Тульской губернии, находившаяся в менее чем 15 верстах от Москвы. Желая всемерно расширить Литву, Витовт попытался даже завоевать Золотую Орду, пользуясь татарскими внутренними раздорами; мурза Эдигей положил конец этой затее, разбив литовцев на реке Ворскле.

Как замечает проф. Платонов, Витовт, возведший свое государство на небывалую высоту, мог бы стать соперником Московских государей и объединить вокруг себя русские земли, если бы он придерживался православно-русской политики и опирался на сильнейшую часть своего населения, исповедавшую Православие. Народ литовский, в значительной мере приблизившийся к русской культуре, одинаково отвергал польские и немецкие законы и обычаи, одинаково ему чуждые. Витовт понимал это, но считал необходимым поддерживать союз с Польшей, чтобы противиться немцам; с другой стороны, не желал всецело зависеть от Ягайлы, мечтая сам стать королем. До конца своего княжения он придерживался политики равновесия между тремя основными течениями: польско-католическим, русско-православным и старолитовским. Подобная политика привела к постепенному ослаблению Литовско-Русского княжества, раздираемого борьбой этих партий.

В 1405 г. Витовт не препятствовал проповеди среди литовцев православного епископа Антония Туровского, который окрестил многих. Со своей стороны, польские миссионеры, посланные в Литву королем Ягайло, употребляли разные приманки, дабы привлечь язычников. Так, за каждое крещение язычникам давалось платье из белого польского сукна, что прельщало многих. Польский историк XVI в. Стрыйковский пишет, что из-за платья католики окрестили больше 30.000 литовцев!

Как мы видели, самыми закоренелыми язычниками оказались жмудины (жившие на территории Ковенской губернии). Туда латинству удалось проникнуть лишь в 1415 г.

Польское духовенство, поощряемое Ягайло-Владиславом, приступило и к антиправославной работе в Литве. Не смея прямо атаковать православное население, латиняне придумывали разные способы, дабы ослабить Церковь. Так была задумана уния с Римом. Препятствовало полякам подчинение Западно- Русской Церкви митрополиту, жившему в Москве, решительному противнику всякого сближения с Римом. Следовало непременно добиться отделения Литвы от русской юрисдикции путем создания своей, западнорусской митрополии.

Несмотря на сопротивление православного духовенства, Ягайло самовольно попытался учредить западнорусскую кафедру и предложил сан митрополита честолюбивому епископу Луцкому Иоанну, но дальше обещаний дело не пошло.

Под влиянием своих католических советников он обратился в Константинополь к патриарху Матфею I (1397—1410), прося поставить для Литвы митрополита. Патриарх отказал, и в 1408 г. поставил общерусски м м итрополитом грека Фотия (1408— 1431), вместо умершего в Москве св. Киприана. В 1410 г. Фотий прибыл в Москву и совершил в 1411—1412 гг. окружное путешествие по южным епархиям, посетив Киев, Галич, Луцк и т.д., повсюду укрепляя Православие. Разумеется, это очень разгневало латинское духовенство и польская партия стала влиять на Витовта, чтобы непременно добиться отдельной митрополии.

В 1413 г. на польско-литовском съезде в Городле были провозглашены условия государственной унии, причем, литовским подданным дарованы были те же права и привилегии, что и польским, но взамен принятия ими католичества . Так как на новые должности по этим правилам могли назначаться только католики, то польская партия в Литве усилилась честолюбцами, изменявшими вере ради выгод. Пользуясь этим, латинское духовенство стало внедряться в литовско-русскую среду и распространять польское влияние, чему не противился Вел. князь Витовт.

Витовту удалось устроить собор в Новогрудке, где в 1414 г. южнорусские епископы в противовес Москве избрали митрополитом Киевским болгарина Григория Цамблак. Узнав об этом, патриарх Евфимий II (1410—1416) поспешил объявить избрание незаконным, а Григория лишил священнического сана. Цамблак, проживший в Вильне, остался верен Православию, хотя и не отказался от неканонично принятого им звания. В летописях упоминается, что Цамблак запрашивал даже Витовта: почему он католик, а не православный? И будто бы Витовт ответил ему, что если Григорий поедет в Рим и оспорит папу и его мудрецов, то он со всем народом тотчас же перейдут в Православие (Никон, V, 70).

Любопытно, что Витовт не являлся открытым врагом Православной Церкви, хотя и желал унии под главенством папы. Узнав про учение Гуса, он решил использовать его как приемлемую для обеих сторон базу для соединения. С этой мечтой он уговорил Григория и нескольких епископов отправиться на знаменитый Констанцский Собор (1414-1418), провозгласивший, как мы знаем, превосходство Соборов над папами (см. ч. I; гл. IV, § 3-4). Однако литовское посольство с митрополитом на Собор прибыло уже после свержения Гуса и план Витовта оказался невыполнимым, тем более, что отцы Собора отвергли для мирян древний обычай причащения под обоими видами. То, что литовские послы узрели на Западе: скандальные распри, порожденные двоепапством, недостойное поведение и распущенность духовенства и т.д., убедили Витовта, что о соединении церквей нечего было и мыслить.

После смерти Цамблака (1420 г.), Литва снова признала юрисдикцию проживавшего в Москве митрополита всея Руси Фотия.

Заметим, что сильно теснимый турками греческий император Мануил Палеолог решился, в свою очередь, отправить послов в Констанц, дабы выяснить возможность получения от Западных государей помощи против ислама. Ввиду других, более важных для латинства вопросов отцы Собора не коснулись темы о соединении церквей. Опоздав, как и литовцы, греки прибыли в Констанц к концу Собора, 18 февраля 1418г. (Собор закончился в мае). Собор подтвердил право совершать богослужения по иным обрядам, кроме латинского, однако, несмотря на доводы чешских делегатов, решено было в Чехии служить только по-латыни. Это было принято под давлением немецких государей, владельцев чешских земель, насильно веками искоренявших у несчастных славян обряды и традиции древнего Православия, насажденные свв. Кириллом и Мефодием и столь мужественно защищенные в Констанце Гусом. Интересно, что сожженный в Констанце ученик его Иероним Пражский был, кроме ереси, Собором обвинен также и в общении с русскими "схизматиками" во время его пребывания в Витебске.

Заметим еще, что незадолго до Собора, в 1412 г., польское духовенство отняло у православного архиерея собор в Перемышле, где поставлен был латинянин. Из древних склепов с позором и поношением были выброшены в мусорные ямы останки русских князей и иерархов, погребенных в соборе, что усугубило ненависть против латинства среди православного населения.

После примирения Витовта с Вел. князем Василием Димитриевичем и признания Литвой русской юрисдикции митрополит Фотий в 1421 г. совершил новое большое путешествие и посетил епархии Львова, Владимира, Вильны и др.

После смерти Василия 1, великим князем стал его сын Василий Васильевич. В 1427 г., по приглашению деда своего Витовта, Василий II прибыл в Луцк на чрезвычайный съезд государей. Присутствовали: короли Ягайло (Владислав) Польский, Этих Датский, император Сигизмунд, Ливонский магистр, митрополит Фотий, папский легат, удельные князья литовские и русские и некоторые польские вельможи, в том числе Мазовецкие.

Первым вопросом было дарование Витовту королевского титула, вторым — уния Православия с Римом. После горячих споров литовские сенаторы ответили папскому легату: "Мыслить об этом в надлежащее время нет никакой надобности, потому что исповедующие греческую веру гораздо многочисленнее в Литве, чем римские католики, а в святости догматов одна вера не уступает другой" (очевидно, литовские сенаторы мало знали о религии).

Император же сказал следующее: "Я понуждаю папу, чтобы он созвал Собор для примирения с гуситами и для преобразования Церкви65; отправляюсь туда сам, если он согласится; если же не согласится, созову Собор собственною моею властию. Не должно пренебрегать также и соединением с греками, потому что они исповедуют одну веру, отличаясь от нас только бородами, да тем, что священники у них женатые. Но этого, однако, не должно ставить им в порок, потому что греческие священники довольствуются одною женою, а латинские держат их по десять и больше". Слова эти обрадовали русских, но сильно раздосадовали поляков и католиков.

Поляки, минуя Витовта, стали убеждать папу, что, в случае отделения Литвы от Польши, Православие снова возьмет верх как вера, издревле исповедуемая в этих странах, и подавит насаждавшееся в Литве латинство. Тогда папа запретил Витовту принимать корону от императора, а тому написал запрет посылать ее.

В 1430 г. Витовт пожаловался польским прелатам и вельможам на интриги против него короля Владислава, чернящие его перед папой, и умер в том же году, не сделавшись королем.

Незадолго до смерти Витовта митрополит Фотий и Василий II снова получили от него приглашение и приехали погостить в Троки и Вильну, где им оказан был особый почет.

Много потрудившись для единства Церкви Русской, св. митрополит Фотий скончался в 1431 г. Следует отметить, что приехавший с ним из Морей монах Акакий основал в 70 верстах от Рязани пустынный монастырь — Радовицкий, и в память своей родины дал название этому краю "Морейской Радовицы".

Воспользовавшись смутами, происходившими в Москве из- за притязаний на престол дяди Василия II, Юрия Димитриевича, литовцы под влиянием латинского духовенстваснова захотели поставить себе отдельного от Руси митрополита. Они послали в Константинополь Смоленского епископа Герасима и патриарх Иосиф II (1416—1439) дал ему в 1433 г. сан митрополита всея Руси, несмотря на то, что кандидатом Москвы был епископ Рязанский Иона.

Герасим вернулся в Смоленск, но в Москву ехать побоялся (в Москве продолжались смуты из-за притязаний на престол Юрия Шемяки). Тем временем, известный уже нам папа Евгений IV испытывал всякие огорчения от отцов Базельского Собора, старавшихся, как и на Констанцском, ограничить абсолютизм пап и приблизиться к древним апостольским традициям.

Нуждаясь в поддержке всех европейских государей, папа зорко следил за предпринятой польским духовенством латинизацией "полусхизматической" Литвы. Когда он узнал о совершившемся разделе русской митрополии и о выборе Герасима в противовес Москве, он послал в Литву епископа Самогитского и некоторых польских сановников, дабы оказать давление на Герасима и склонить его к унии с Римом. Евгений рассчитывал на литовских князей для латинизации Руси, как в свое время папы XIII в. рассчитывали на немецких и шведских крестоносцев.

В ноябре 1434 г. папа послал грамоту "Достопочтенному брату нашему Герасиму, архиепископу провинции русской", радуясь готовности митрополита войти в унию с Римом. Об этом уведомили Евгения Самогитский и польские разведчики. Литовского Вел. князя Свидригайло папа также восторженно благодарил за усердие его к присоединению народа русского к латинству.

Радость Евгения оказалась преждевременной и разведчики эти явно ввели Рим в заблуждение.

В 1437 г. еще раз миновав Иону, патриарх назначил в Москву митрополита Исидора.

3. Василий Темный и Флорентийская уния

Позволим себе небольшое отступление по поводу пресловутых крестовых походов.

Папа Григорий VII в своих письмах, между прочим, к императору Генриху IV заранее предначертал смысл крестовых походов. Он писал: "...Нужно притянуть схизматиков-греков к единству веры, установить родственные сношения между Римом и его дочерью Восточной Церковью... Греки должны покориться власти Наместника св. Петра и признать его главенство" .

Папские воины действительно показали себя достойными чемпионами идеи "единства" церквей.

В Салониках, захваченных ими в 1185 г., рыцари предались невероятным зверствам. Описание их находится в особом труде митрополита Евстафия Фессалоникийского "О завоевании Салоник латинянами". Не входя в подробности, заметим, что крестоносцы, терзая греков, производили над их голыми телами неслыханные ругательства. Трупы православных, выброшенные на улицу, они перемешивали с дохлыми ослами, собаками и кошками в самых неприличных позах. Ярость латинян была таковой, что женщины и дети бросались в колодцы, дабы избежать их насилий.

Греческий историк XIII в. Никита Хониат оставил нам подробное описание бесчинства крестоносцев в Константинополе. Они бросали на землю и топтали иконы, танцевали на престоле. В храме св. Димитрия банками черпали миро, вытекавшее из гробницы мученика, наполняли им кастрюли с рыбой, мазали свою обувь и т.д. Врываясь в православные церкви, латиняне прерывали пение непристойными песнями, кидались на молящихся и душили их.

Латинское духовенство отличалось своей алчностью в грабеже древних святынь Византии. Аббат Мартын Литц из Парижа особенно неистовствовал. Мощи и драгоценности греков тут же отправлялись на Запад. Так был похищен терновый венец Христа, глава св. Иоанна Крестителя, перевезенная в Амьенский собор, и т.д. В Константинополе мощи святых бросали в нечистые места, так же выбрасывали Св. Дары, и из святых сосудов пили вино. Драгоценный престол Св. Софии, вылитый из золота, серебра и драгоценных камней, они изрубили на части и поделили между собой. Животных вводили в храмы для вывоза из них сокровищ. Наконец, позорная женщина вошла в алтарь Св. Софии и в нем плясала и пела непристойные песни. Латинские монахи расхитили там драгоценные святыни: чудотворные иконы и мощи святых были ими увезены в Рим и другие западные города; между прочим, крест из Животворящего Древа, мощи св. Григория Богослова и св. Иоанна Златоуста.

В Восточных патриархатах крестоносцы продолжали те же грабежи и насилия, пользуясь полной беззащитностью православных, скоро разочаровавшихся в своих западных "братиях во Христе".

В 1098 г. ими была взята Антиохия, из которой были вывезены главные святыни в латинские страны. Папе Урбану II было послано победное извещение: "Христос дал всю Антиохию под власть Римской веры".

На место патриарха Иоанна IV (1092-1098) они поставили Бернарда, принудив православного первоиерарха переехать в Константинополь.

Только после изгнания латинян из Сирии в 1267 г. Антиохийский патриарх смог вернуться в свою епархию. В 1268 г. Антиохию опустошил египетский султан и патриаршей резиденцией стал город Дамаск. Как замечает митрополит Иларион, крестоносцы открыли путь египтянам.

Взяв Иерусалим в 1099 г., крестоносцы и там выбрали латинского патриарха на место изгнанного Симеона II.

Как было уже указано нами, латинские псевдопатриархи, учрежденные папами при крестовых походах, стали с тех пор представителями "вселенскости" на созываемых Римом последующих соборах. Резиденцией же их был Рим. Патриарх Александрийский жил при храме св. Павла, Антиохийский — при св. Марии, Иерусалимский — при св. Лаврентия, Константинопольский — при св. Петра. Лишь с 1874 г. Иерусалимский псевдопатриарх проживает в Иерусалиме.

Кроме того, при курии содержатся униатские "малые" патриархи: греко-мелкитский, маронитский, сиро-яковитский, халдейский, армянский и коптский (см. Ил. Огиенко. "Поділ Единой Христовоі Церкви". Виннипег, 1952 г., с. 222, 227-229, 235 и др.).

Прежде чем говорить о вероломном Исидоре, следует вернуться несколько назад и описать тяжкое положение Византии.

В июне 1421 г. султан Мурат II, опустошив и предав огню окраины, предпринял осаду столицы.

В то самое время император Мануил II Палеолог был тяжело болен и предоставил защиту Константинополя наследнику своему Иоанну.

Силы турок во много раз превосходили греков и положение становилось катастрофическим. По вечерам турки кричали грекам: "Где ваш Бог, темные ромеи? Где ваш Христос? Где ваши святые заступники? Вот, утром мы возьмем ваш город и увлечем вас в рабство, обесчестим ваших жен и детей; ваших монахинь отдадим дервишам; так сказал наш пророк!"

Византийское духовенство совершило торжественное перенесение чудотворной иконы Богоматери из Одигитриевского монастыря в обитель Христа Жизнодавца, крестные ходы вдоль городских стен воодушевляли защитников и вселяли в них бодрость.

23 августа мужчины, и женщины, и даже дети с отвагой отбросили приступ турок, которые вскоре бежали от столицы, т.к. неожиданно султан получил известие о вспыхнувших в Азии восстаниях.

Знаменитый проповедник, монах Иосиф Вриений провозгласил, что чудесное избавление от врагов пришло благодаря заступничеству Одигитиевской Богоматери и молитвам всего народа, заполнившего храмы. Тогда же Иосиф резко обличил клевету, распространяемую латинянами — врагами Византии, — согласно которой Бог прогневался на греков и отринул их от Лица Своего. Клевета эта восходила к эпохе папы Иннокентия III, затем была повторена в 1350 г. на острове Крите путешествовавшей в Иерусалим знатной шведкой Бригитой66, напророчившей, будто греки погибнут, если не подчинятся папе! С тех пор эта нелепость повторялась почти при каждом переговоре греческих императоров с папами. В 1365 г. папа Урбан V (1362—1370) писал об этом императору Иоанну V Палеологу, а в 1373 г. это повторил папа Григорий XI.

Избавившись от опасности, император Мануил отрекся от престола в 1423 г. и постригся в монахи под именем Матфея. Его преемником стал Иоанн VII.

Начало его царствования не было радостным, так как турки захватили Морейские земли и, чтобы спасти Солунь, Иоанн VII продал этот город Венеции за 50.000 дукатов. Не ожидая помощи от равнодушного Запада, император принужден был в 1424 г. откупиться от султана и получил мир, взамен уступки ряда городов и обязательства выплачивать ежегодно 30.000 дукатов туркам.

Чувствуя приближение смерти, Мануил призвал к себе Иоанна VII и сказал ему следующее: "Сын мой! Твердо и несомненно знай, что нечестивцы-турки весьма опасаются, как бы мы не согласились и не соединились с западными христианами. Им представляется, что в таком случае западные нанесут им великий вред из-за нас. Посему ты не оставляй мысли о Соборе и даже ищи его, особенно, когда будешь иметь повод бояться нечестивцев, но не старайся приводить его в исполнение , потому что, как я вижу, наши не согласны найти другого способа и образа единения, согласия мира, любви и единомыслия, как чтобы сами западные обратились и мы с ними были в тех же отношениях, в каких существовали в старину. Но это совершенно невозможно и я боюсь, как бы не произошло худшее разделение и, таким образом, мы будем выданы нечестивцам".

Слова умирающего императора, тщетно изъездившего всю Европу для снискания помощи против турок, рисуют нам трагичное и безвыходное положении Византии, народ которой предпочитал терпеть ежечасную угрозу от неверных всякому компромиссу с Римом, требовавшим позорной унии.

Как было нами рассказано в первой части (см. ч. I, гл. IV, § 5), начиная с 1433 г., папа Евгений IV стал прельщать Иоанна VII помощью, которую на самом деле он оказать не был в силах. Папа сулил грекам деньги и флот и нетерпение его перехватить Византию до соперников своих — отцов Базельского Собора — было таково, что папа соглашался даже сам ехать в Константинополь для переговоров.

Турецкая угроза и льстивые обещания Евгения IV, наконец, побудили колеблющегося императора согласиться участвовать на устраиваемом папой Соборе. В марте 1438 г. на присланных папой кораблях Иоанн VII прибыл в Феррару с патриархом Иосифом II, епископами, монахами и блестящей свитой; туда же прибыл и митрополит Киевский и всея Руси Исидор.

Исидор не впервые участвовал на латинском Соборе. Будучи еще игуменом св. Димитриевского монастыря в Константинополе, он был послан в 1434 г. на Базельский Собор в числе греческих делегатов. Весьма удивительно было его выступление на этом Соборе в пользу соединения церквей, причем он приравнивал греков к гуситам, которых базельские отцы желали приобщить к Римской церкви. Речь Исидора была произнесена 24 июля 1434 г. в ответ на обращение легата Евгения IV — кардинала Юлиана Цезарини (Mansi, XXX, с. 680).

Грекам не понравилось сравнение с гуситами и в Константинополе витиеватая речь Исидора была порицаема многими. Это не помешало Иосифу II назначить Исидора в Москву.

Как мы видели, предшественники Исидора своими добродетелями и мудростью завоевали себе такое уважение при Московском дворе, что никто и не мог помышлять о возможности измены митрополита Православию. Видя приготовления Исидора к отъезду, Василий II, не сочувствовавший Собору, созываемому латинянами, попытался отклонить митрополита от поездки в Феррару. Митрополит возражал, что он только следует примеру патриарха, главы Церкви, к которой принадлежала русская митрополия, и настаивал на непременном участии своем на Соборе.

Совершенно ясно, что втайне Исидор был сторонником унии задолго до своего назначения в Москву и являлся тайным сторонником Рима в той же мере, как и пресловутый Паисий Лигарид, митрополит Газский, два века спустя отправленный папой и иезуитами к легковерному царю Алексею Михайловичу, чтобы возмутить в Москве церковно-государственную гармонию.

Перед настойчивостью Исидора Висилий II сказал ему: "Смотри же, принеси к нам древнее благочестие, какое мы приняли от прародителя нашего Владимира, а нового, чужого не приноси; если же принесешь что-нибудь новое и чужое, то мы не примем" (Соловьев. "История России", т. IV, гл. III, с. 1259). Исидор пообещал Великому князю твердо держаться Православия.

Однако спутники его, епископ Авраамий Суздальский и суздальский иеромонах Симеон, вскоре разочаровались в своем митрополите. В Юрьеве (Дерпте) Исидор сперва подошел к немецкому духовенству, встречавшему его с латинским крестом, а потом только к русскому.

В Феррари с июня начались длительные прения между греками и латинянами. Император Иоанн, перед отъездом из столицы обещавший не допускать никаких изменений в догматах веры, присутствовал на соборных заседаниях и обе стороны, казалось, ничем не желали поступиться; особое ожесточение вызвали вопросы о "филиокве" и "чистилище". Ничего не решив, Собор вынужден был в феврале 1439 г. переехать во Флоренцию, т.к. в Феррари вспыхнула эпидемия чумы.

Истощив свои аргументы, чтобы переубедить греков, папа и его богословы, спекулируя на безвыходности положения империи, принялись шантажировать Иоанна VII и его придворных, угрожая не только отказать им в помощи против турок, но даже лишить содержания и пропитания на Соборе всех противников унии! Эти бессовестные маневры вынудили несчастного императора, против своих убеждений, уговаривать непреклонных иерархов в пользу унии. Патриарх Иосиф II, к счастью, не дожил до этого позорного решения и умер 10 июня. Большинство греков, наконец, согласились подписать приготовленный папой акт и на последнем заседании 6 июля 1439 г. были приняты следующие определения Собора, торжественно оглашенные: исхождение Св. Духа от Отца и Сына, как от одного начала, существование чистилища, совершение литургии на квасном хлебе, либо на опресноках и, наконец, всемирное главенство Римского папы; причем, в текст соглашения латиняне сознательно ввели подделку (см. ч. I, гл. IV, §5).

Несколько иерархов во главе с митрополитом Ефесским отказались подписать эти определения и тут же их опротестовали в самой резкой форме. Заметим, что Марк Евгеник, митрополит Ефесский, явился самым горячим защитником Православия на этом соборе. Его непреклонность вынудила даже Иоанна VII запретить Марку являться на заседания. Ученость Марка была настолько велика, что, когда папа Евгений узнал, что митрополит не подписал соборный акт, он воскликнул с досадой: "Значит, мы ничего не достигли!" По возвращению греческой делегации в Византию Иоанн VII предложил Марку патриаршество, но митрополит непременным условием поставил немедленное полное отвержение унии и тем дело кончилось.

Исидор же выказал себя ревностным сторонником унии, каковую подписал за Русскую Церковь и за патриарха Досифея I Антиохийского (1453—1462), имевшего несчастье ему довериться. Другим ярым приверженцем унии, кроме Исидора, оказался митрополит Виссарион Никейский; вскоре оба за это получили кардинальское достоинство от папы.

Епископ Авраамий Суздальский унии не подписал и был за это посажен в тюрьму разгневанным Исидором. Другой спутник его — Симеон — оставил интересное описание Флорентийского Собора под названием: "Повесть инока Симеона, иерея Суздальца, како Римский папа Евгений составил осмый собор67 с своими единомышленники". Симеон строго осуждает Исидора и был им гоним за свое сопротивление. Он пишет: "Исидор митрополит остался в Венеции и пересылался (переписывался) с папой, да, ходя по божницам, приклякал (приседал) по фряжски и нам приказал то же делати; но я много раз с ним спорил и он меня держал в большой крепости. Тогда я, видя такую неправду и великую ересь, побежал в Новгород, а из Новгорода в Смоленск". Смоленский князь выдал, однако, Симеона Исидору, который посадил инока в тюрьму и заковал в кандалы; там он просидел целую зиму в одной свитке, босым, пока из Смоленска не был отправлен в Москву ("Сборник библ. гр. Уварова", с. 408). Так вероломный митрополит думал закрыть рот спутникам, свидетелям его измены.

Как было нами рассказано в 1-й части, император был нагло обманут папой: помощь Рима выразилась в обещании ежегодного пособия в 12.000 дукатов для найма отряда в триста человек на охрану столицы, причем деньги должны были быть выданы при условии действительного проведения унии в жизнь в Константинополе. Получилось то же, что и с Лионской унией 1274 г.: греческий народ и духовенство в самой резкой форме осудили унию, как предательский акт, а епископы сразу покаялись публично, оправдываясь тем, что их насильно принудили подписать. Еще будучи в Венеции, епископы служили, не прибавляя к Символу "филиокве" и не поминая папу. Латинский архиерей вернулся в Рим в феврале 1440 г. и известил папу о полном провале унии, так как униатами остались лишь император и несколько придворных, а униатский преемник Иосифа — Митрофан II (1440—1443)68, не получил никакой поддержки среди духовенства. Вскоре, как известно, патриархи торжественно прокляли унию, низложили Митрофана, а Константинопольский Собор 1484 года признал латинян еретиками второй категории .

Вернемся к Исидору. Сразу после Собора папа даровал ему титул "Легата от ребра апостольского" в землях Лифляндских, Литовских и Русских. Евгений IV писал Василию II следующее, указывая на роль Исидора в Соборе: "Для этого соединения Церквей мы получили большую помощь и труд от всечестнаго брата нашего Исидора, твоего митрополита Киевскаго и всея Руси, легата Апостольскаго Престола, славно потрудившагося для единства".

Заметим, что отцы Базельского Собора, заседавшие вопреки Евгению IV, заклеймили его Ферраро-Флорентийский Собор как незаконный и антиканонический. Получив особые полномочия, Исидор только в октябре 1440 г. прибыл в Литву, где стал вести тайную латинскую пропаганду. Лишь в апреле 1441 г. он вернулся в Москву. Въезд его был торжественный: впереди несли четыреконечный латинский крест, затем три серебряные палицы. Была Вербная неделя. Исидор в первое же свое служение в Успенском соборе велел вместо Вселенских Патриархов поминать папу, а себя величать папским легатом. После литургии он приказал огласить грамоту о соединении Церкви под главенством Рима. Можно себе представить возмущение, вызванное таковыми действиями! Узнав, что Исидор учит, что Св. Дух исходит от Отца и Сына, что можно служить на опресноках и т.д., Василий II стал гневно обличать изменника и назвал его "латинским ересным прелестником" и "волком в овечьей шкуре". Митрополита свели с его двора и посадили в Чудов монастырь под стражу. В Москве был созван Собор в 1441 г., из епископов, архимандритов, игуменов и монахов; Русская Церковь первая заклеймила Флорентийскую псевдоунию и лишила сана Исидора, справедливо рассудив, что случившееся в Италии отвергается как дело рук папы и несогласное с православным вероучением.

Исидор бежал из монастыря в Тверь, думая там интриговать против Москвы, но в марте 1442 г. проехал в Литву, а оттуда в Рим, где и поселился у папы.

Накануне падения Константинополя император Константин XII снова стал умолять Рим о помощи, находясь на краю гибели. Папа послал к нему кардинала Исидора, дабы предварительно добиться утверждения унии. Прибыв в столицу 12 ноября 1452 г., Исидор был резко обличен монахом Пантократорского монастыря Геннадием Схоларием (ставшим вскоре патриархом Геннадием II). Все же,ему удалось совершить в Св. Софии литургию с поминовением папы Николая V и бежавшего в Рим униатского патриарха Григория Мамма. Для чести и славы несчастных греков отметим, для даже в эти предсмертные дни Исидоровские речи в пользу унии были отвергнуты всеми с негодованием; им внимали несколько придворных и желавший спасти столицу обреченный император.

Проповеди Схолария в защиту чистоты Православия горячо воспринимались верующими, народ единодушно проклинал унию с Римом. Греческий писатель Дука замечает: "Если бы явился ангел с неба и обещал грекам спасение под условием унии с латинянами, то они все-таки отвергли бы ее".

Когда, преодолев ожесточенное сопротивление греков, турки, наконец, ворвались в столицу и убили сражавшегося в передних рядах императора, кардинал Исидор переоделся рабом и на другой день после взятия города сумел выкупиться за несколько монет и бежал в Рим.

Папа Пий II (1458— 1464) даровал ему титул патриарха Константинопольского и он умер в Риме в 1463 г. Исидор нашел ревностных защитников и апологетов среди латинских историков. Его измена изображается ими как подвиг, а Флорентийская уния — как свободный акт всей Восточной Церкви, признавшейся добровольно в своих вековых заблуждениях! В числе наиболее хвалебных сочинений, назовем повествование поляка Длугощ (Dlugosz. "Hist. Pol.". Lipsiae, 1711-1712; т. XII, с. 727). Хвалят также Исидора иезуит Пиерлинг, Пастор и, наконец, наш современник кардинал Меркати, бывший префект Ватиканской библиотеки.

Итак, Василию II пришлось пережить два крупнейших события, оказавших немалое влияние на ход истории: падение Византийской империи и Флорентийскую унию. Хотя и анафематствуемая Православной Церковью, пресловутая уния так искусно истолкована Римом, что до наших дней на нее ссылаются латинские писатели и богословы, как на знаменитейшее событие.

Уния сыграла большую роль в польско-литовском государстве и отразилась на русско-польских взаимоотношениях.

Велика заслуга перед Церковью русских иерархов 1441 г., единодушно ее отвергнувших! Велика слава и несчастного слепца, Василия Темного, испытавшего и 20-летнюю борьбу со своими родичами за Московский престол, и татарский плен, и увечье от Шемяки и, несмотря на это, мудро и блестяще содействовавшего Русской Церкви достойно выйти из труднейшего канонического положения. Представьте только, что изменили Православию веками чтимый митрополит "Киевский и всея Руси", патриарх Царьградский, высший церковный авторитет для Руси, и сам император Царьградский, бывший нареченный жених Анны Васильевны, светский блюститель Церкви!

За два года до Иерусалимского Собора, созванного против унии патриархами, Московский поместный Собор 1441 г. смело проклинает совершенный произвол, и Василий Темный обличает предателя. Единодушие русских иерархов в стоянии за истину, несмотря на измену своих духовных вождей, свидетельствует о высоком нравственном уровне, на который взошла Русская Церковь, вскормленная с Киевских времен своими первоиерархами и в татарское страшное время одухотворенная преп. Сергием Радонежским.

Историк С.Соловьев пишет: "Исидор, в звании митрополита всея Руси, подписывает во Флоренции акт соединения, но в Москве этот акт отвергнут, здесь решили остаться при древнем благочестии. Одно из тех великих решений, которые на многие века вперед определяют судьбы народов! Если борьба между католицизмом и протестантизмом, борьба, предвозвещенная в описываемое время Гусом, определила надолго судьбы Западной Европы, то борьба между католицизмом и Православием, борьба, условленная отринутием Флорентийского соединения в Москве, определила судьбы Европы Восточной. Верность древнему благочестию, провозглашенная Вел. кн. Василием Васильевичем, поддержала самостоятельность Северо-Восточной Руси в 1612 г., сделала невозможным вступление на Московский престол польского королевича, повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой Руси с Великою, условила падение Польши, могущество России и связь последней с единоверными народами Балканского полуострова" (Соловьев. "История России", т. IV, гл. III, с. 1345)

Не зная еще, что сам император перешел в унию, Василий II отправил патриарху следующую грамоту: "Прошло уже с лишком 450 лет, как Россия держит древнее благочестие, принятое от Византии при св. Владимире. По смерти митрополита Фотия, мы понудили идти к вам епископа Рязанского Иону, мужа духовного, от младенчества живущего в добродетельном житии: но не знаем почему вы нашего прошения не приняли, грамотам и послу нашему не вняли и, вместо Ионы, прислали Исидора, за которым мы не посылали, которого не просили и не требовали: мольба императорского посла, благословение патриарха, сокрушение, покорение, челобитие самого Исидора едва-едва могли заставить нас принять его. Нам тогда и в мысль не приходило, что со временем от него станется! Он принес нам папские новизны, приехал легатом, с латински-изваянным распятием, и злочестиво двоеженствовал, называя себя учителем и настоятелем двух церквей — Православной и Латинской. Мы собрали наше православное духoвенство и всем Исидорово поведение показалось чуждым и противозаконным. Вследствие всего этого, просим твое Святейшее Владычество, пошли нам честнейшую твою грамоту, чтобы наши епископы могли избирать и поставлять митрополита в Русь, потому что и прежде, по нужде, так бывало; а теперь у нас нашествие безбожных агарян69, в окрестных странах неустройство и мятежи. Притом же, нам надобно сноситься с митрополитом о важных делах, и когда митрополит — грек, то мы должны разговаривать с ним через переводчиков, людей незначительных, которые, таким образом, прежде других будут знать важные тайны".

Узнав, что греческий император сам принял латинство, Василий II велел послов своих вернуть; таким образом, грамота его не достигла Константинополя. Видя вред долгого отсутствия митрополита на Руси, чем воспользовались отчасти и враги Василия — Шемяка и Можайский, русские епископы, наконец, нарекли митрополитом Иону Рязанского70.

Однако, даже узнав об измене православного императора и о событиях, потрясших Византию, Василий не счел себя в праве прерывать каноническую зависимость, унаследованную Русской Церковью со времени Крещения Руси, и после Ионина наречения он пишет следующее: "После кончины Фотия митрополита мы, посоветовавшись с своею матерью, великой княгиней, и с нашей братиею, русскими князьями, великими и поместными, также и с государем Литовской Земли, со святителями и со всем духовенством, с боярами и со всею Землею Русскою, со всем православным христианством, избрали и отправили с нашим послом Рязанского епископа Иону к вам в Константинополь для поставления; но прежде его прихода туда, император и патриарх поставили, на Киев и всю Русь, митрополитом Исидора; Ионе же сказали: "Ступай на свой стол — Рязанскую епископию; если же Исидор умрет или что-нибудь другое с ним случится, то ты будь готов благословен на митрополичий престол всея Руси". Так как в наших благословенных державах произошло разногласие в Церкви Божией, путешественники в Константинополь претерпевают на дороге всякого рода затруднения, в наших странах неустройство великое, нашествие безбожных агарян, междоусобные войны, мы сами не от чужих, но от братьев своих претерпели страшное бедствие, — то при такой великой нужде, собравши своих русских святителей, согласно с правилами, поставили мы вышеупомянутого Иону на митрополию Русскую, на Киев и на всю Русь. Мы поступили так по великой нужде, а не по гордости или дерзости. До скончания века пребудем мы в преданном на Православии , наша Церковь всегда будет искать благословения Церкви Цариградской и во всем по древнему благочестию ей повиноваться. И отец наш Иона митрополит, также просит благословения и соединения, кроме нынешних новых разногласий, и молим твое святое царство, будь благосклонен к отцу нашему Ионе митрополиту. Мы хотели обо всех этих делах церковных писать и к святейшему патриарху православному; требовать его благословения и молитвы, но не знаем, есть ли в вашем царствующем граде патриарх или нет. Если же, Бог даст, будет у вас патриарх по древнему благочестию , то мы будем извещать его о всех наших положениях и просить благословения".

Читая эту грамоту Великого князя Василия, изумляешься его тактом и выдержанностью его стиля. Зная, что император сам изменил вере, что патриарх Григорий бежал в Рим, как и присланный в Москву Исидор, Василий II, вместо заслуженного укора своим учителям и наставникам, сам винится в том, что обстоятельства вынудили необходимость самим русским епископам поставить себе митрополита, и чуть не умоляет принять Иону с честью. Замечательно, что Великий князь всюду подчеркивает, что поставление это состоялось "согласно правилам", тогда как он сомневался — был ли в самой Византии законный патриарх или нет. Вся эта грамота полна истинно христианского смирения и братского сочувствия к попавшему в беду императору.

Не так мыслили в эту эпоху западные государи, не так соблюдали они свои древние традиции, а что касается духовенства, то на какое же моральное уважение могли претендовать от европейских государей эти гордые феодалы-епископы, владельцы несметных богатств, игумены-корыстолюбцы, превратившиеся в вельмож? Наконец, сами папы, только что давшие миру непотребное зрелище трех "непогрешимых Христовых викариев", друг друга проклинающих?

С той поры как римские епископы попрали соборный принцип во имя земной политической власти, с тех пор, как они кощунственно превознесли свой сан над Христовой Церковью вопреки апостольскому учению, на Западе исчез дух смирения, присущий истинному Православию. Тем ценнее эти, дошедшие до нас памятники, подобные приводимой грамоте Московского Вел. князя. Заметим, насколько гуманно Великий князь отнесся к самому предателю: после его бегства из Чудова монастыря Василий даже не велел его догонять, пишет С.Соловьев! Не так относились к измене на Западе в те времена, но для Василия II Исидор был прежде всего митрополит, хотя и против воли русских епископов посланный от Вселенского патриарха, но принадлежавший к Царьградской Церкви, которой Россия была обязана своей православной верой.

Но вот в 1453 г. турки взяли Константинополь и император Константин XII геройски погиб. Узнавши от бежавшего из столицы грека Димитрия о страшном бедствии, постигшем греков, митрополит Иона немедленно пишет окружное послание ко всем православным об этом горе и призывает их к братской помощи — жертвовать на выкуп из турецкого плена несчастных греков. Иона посылает дары зависимому от турок патриарху Геннадию II и пишет ему: "Не прогневайся за наши малые подарки потому что и наша земля от поганства и междоусобных войн очень истощилась. Да покажи нам, господин, духовную любовь, пришли к моему сыну , великому князю, честную свою грамоту к душевной пользе великому нашему Православию; сколько у нас ни было грамот от прежних патриархов, мы все их держали за земскую честь, к своей душевной пользе. Но все эти грамоты погибли от пожаров во время земских нестроений".

Грамота, вероятно, нужна была митрополиту как доказательство того, что патриарх не считал прежнее единение Руси и Византии нарушенным поставлением Ионы. Отметим, что между митрополитом и Великим князем Московским завязались уже гармонические взаимоотношения, столь соответствующие православному государственному идеалу: для Василия II Иона — отец, для Ионы Великий князь — сын. Таким образом, Россия, вопреки позднейшим латинским утверждениям, совершенно отвергла Флорентийскую унию.

Теперь нужно сказать несколько слов о последствиях Флорентийской унии на Руси Литовской, управляемой католическими государями.

В 1443 г. Владислав Ягеллович, король польский, пожаловал грамоту русскому духовенству. В ней значилось, что, так как Церковь Восточная присоединилась к Риму, русскому духовенству, доселе терпевшему "некоторое утеснение", жалуются те же права и вольности, которыми пользуются католики ("Акты Запад. Росс.", I, № 42).

Преемник Владислава, убитого в 1444 г. под Варною, Казимир IV отправил к митрополиту Ионе посла в Москву, дабы он убедил Вел. кн. Василия в желании Польши быть в мире с Москвой; Казимиру Иона ответил следующее: "Благодарю твое господство за доброе расположение и благословляю тебя на любовь с братом твоим вел. кн. Василием Василиевичем,который желает того же; я же ваш общий богомолец , по своему святительскому долгу, рад Бога молить и стараться о мире между вами; за великое ваше жалование и поминки благодарю и благословляю" ("Акты арх. эксп.", I, № 42). Король действительно сдержал слово и подчинил юго-западную Русскую Церковь Ионе, который совершил путешествие в Литву в 1451 г.

В Риме папа вознегодовал на Московского князя за смещение Исидора. В 1945 г. папа Пий XII в своей энциклике писал, что в 1458 г. патриарх Константинопольской Григорий Мамма в Константинополе поставил Григория Болгарина митрополитом для русских в Литве.

Папа не упоминает о том, что сам Мамма был латинским патриархом, ставленником папы, тогда как законным был в Константинополе Геннадий II. Кроме того, Мамма был проклят как униат Собором 1451 г. Поставлен же Григорий был не в Константинополе, разумеется, а в Риме, и Пий XII умалчивает о позднейшем возвращении Григория из унии в Православие.

Узнав об этой новой дерзости Рима, Василий II попросил Казимира не принимать Григория, так как общий митрополит всея Руси был Иона, и не "нарушать старины". "Старина же наша, — писал Вел. князь, — которая ведется со времени прародителя нашего Владимира, крестившего Русскую Землю, состоит в том, что выбор митрополита принадлежит нам, а не великим князьям Литовским , кто будет нам люб, тот и будет у нас на всей Руси, а от Рима митрополиту у нас не бывать , такой мне не надобен. И ты, брат, ни под каким видом не принимай его. Если же примешь, то ты Церковь Божью разделишь, а не мы" ("Акты арх. эксп.", I, № 80).

Со своей стороны, Иона отправил в Литву двух послов с грамотой к духовенству и мирянам, дабы стояли твердо за православную веру, установленную на Седми Соборах ("Акты Ист.", I, № 45).

Кроме того, предчувствуя козни со стороны Литвы, Иона созвал Собор в Москве в 1459 г. из епископов Северной Руси, которые торжественно обещали ему повиноваться, оставаясь верными Святой Соборной Церкви. Решено было Григория рассматривать как самозванца и никаких сношений с ним не иметь. Заметим, что в соборной грамоте впервые Москва названа престольным градом русской митрополии.

Иона все же тут назван еще не Московским, а просто "Митрополитом всея Руси" или "русским"; решено было также поставлять митрополитов в Москве, независимо от Константинополя, плененного турками.

Северные епископы, участвовавшие на Соборе, т.е. Ростовский, Суздальский, Коломенский, Саранский и Пермский, составили грамоту, увещевавшую не принимать митрополита от латинян, и отправили ее литовским епископам Черниговскому, Полоцкому, Смоленскому, Туровскому и Луцкому (ibid., № 672).

Католик Казимир не мог противостоять папе и в Древнем Киеве поселился Григорий; таким образом, Ионе не удалось остаться единственным митрополитом для всех русских и на Руси стало две митрополии: Московская и Киевская. Планы Исидора и пап, к счастью, не удались; в Литовской Руси было еще слишком сильно Православие, и Григорию было невозможно заставить их сделаться униатами.

Взятие Константинополя турками отразилось и на западных православных народах. Сербы, в свою очередь, завоеванные турками в 1372 г., обратились в 1456 г. за помощью в Вену и Будапешт. Папский легат Иоанн Капистран ответил деспоту Юрию Бранковичу, что прежде всего сербы должны перейти в латинскую веру. Бранкович ответил ему: "В исповедании и законе Восточной Церкви я прожил вот уже 90 лет, как и мои предки, от коих сие учение насажено и вкоренено в моем народе и в моей душе. Хотя я теперь и в несчастии, но остаюсь непреклонным в вере, как и прежде. Ты хочешь, чтобы другие подумали, будто я на старости лет лишился рассудка, но лучше пусть я потеряю и владения и самую жизнь, чем отрекусь от прародительского закона и сделаюсь отступником". Такова была сила православного духа в XV в.

4. Москва — Третий Рим

Падение Византии потрясло всю Европу и особенно болезненно было пережито в России, оставшейся, таким образом, единственным государством, свободно исповедающим Православие.

Это возвышение, кроме почета, налагало на Великих князей Московских большую ответственность перед Церковью и народом.

Еще преп. Кирилл Белозерский так поучал Вел. князя Василия I: "Я грешный с братией своей рад, сколько силы будет, молить Бога о тебе, нашем государе, и о княгине твоей и о детях твоих и о всех христианах, порученных тебе Богом! Но будь и сам внимателен к себе и ко своему княжению, в котором Дух Святы и поставил тебя пасти людей, искупленных Кровью Христовой. Чем больше удостоен ты власти, тем более строгому подлежишь ответу. Воздай Благодетелю долг твой, храни святые Его заветы и уклоняйся от путей, ведущих к погибели. Как на корабле, если ошибается наемный гребец, вред оттого бывает неважный, если же ошибается кормчий, то губит весь корабль. Так, государь, бывает и с князьями. Если согрешил боярин, наносит пакость себе, а не всем, но если согрешит сам князь, причинит вред всему народу".

Печалясь о порабощении Царьграда, летописец записал следующее: "Царство без грозы есть конь без узды. Константин и предки его давали вельможам утеснять народ, не было в судах правды, ни в сердцах мужества; судии богатели от слез и крови невинных, а полки греческие величались только цветной одеждой. Гражданин не стыдился вероломства, а воин — бегства, и Господь казнил властителей недостойных, умудрив царя-Магомета, коего воины играют смертию в боях и судьи не дерзают изменять совести. Уже не осталось теперь ни единого царства православного, кроме русского. Так исполнилось предсказание св. Мефодия и Льва Мудрного, что измаилтяне (турки) овладеют Византией; исполнится, может быть, и другое, что россияне победят турок и на семи холмах ея воцарятся".

Ученый инок Филофей71 (при Василии III) в свою очередь напророчествовал, что Москве как наследнице Нового Рима — Византии — надлежит стать Третьим Римом, а что Четвертого Рима не будет.

Филофей писал Великому князю: "Иже от вышняя и отвсемощная вся содержащая Десница Божия, Имже царии царствуют и Имже велиции величаются и сильнии пишут правду, тебе, пресветлейшему и высокостольнеишему государю великому князю православному, христианскому царю и владыке всех, браздодержителю святых Божьих престол Святыя, Вселенския и Апостольския Церкви Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго Ея Успения, иже вместо Римския и Константинопольския просиявшу.

Стараго убо Рима Церкви падется неверием и Аполлинариевой ересью, Второго же Рима Константинова града Церкви агаряне внуци секирами, оскордами разсекоша двери.

Сии же ныне Третьяго Новаго Рима державнаго твоего царствия Святая Соборная Апостольская Церковь, иже в концах вселенныя в православной христианской веры во всей поднебесной паче солнца светится.

И да весть твоя держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христианской веры снидошася в твое едино царство. Един ты во всей поднебесной христианский царь... вся христианская царства снидошася во твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти уже твое христианское царство иным не достанется, по Великому Богослову" (Пр. Соб., 1863, 1).

Архиепископ Никанор писал: "Православная Церковь принесла на Русь из православной Византии идею великого князя как Богом поставленного владыки, правителя и верховного судии подвластных народов, устранив славяно-варяжскую идею князя как старейшего в роде атамана удалой покоряющей огнем, железом и дубьем, дружины. Церковь перенесла на Русь из Византии идею государства с устранением варяжской идеи земли с народом, которую княжий род может дробить без конца как удельную свою собственность. Церковь утвердила единство народного самосознания, связав народы единством веры как единокровных, единодушных чад единого Отца Небесного, призывающих Его Пренебесное Имя на едином языке, который с тех пор стал для всех славянских племен единым, родным и священным языком. Церковь создала сперва одно, потом другое дорогое для народа святилище в Киеве и Москве, закрепив там своим благословением, своими молитвами, сосредоточением там высших церковных учреждений, местопребывание всесвязывающей государственной власти. Церковь принесла на святую Русь грамоту и культуру, государственные законы и чины Византийского царства. Единственно только Церковь была собирательницей разрозненных русских княжеств, разделенных еще более, чем старинные племена славянские, удельными усобицами. Единственно только Церковь спервоначала была собирательницей русских людей, князей, городов и земель, раздавленных татарскими погромами. Церковь выпестовала, вырастила слабого Московского князя сперва до великокняжеского, а потом и до царского величия. Пересадив и вырастив на Русской Земле идею византийского единовластительства, Церковь возложила и св. миропомазание древних православных греческих царей на царя Московского и всея Руси. Церковь же оберегла народ и царство и от порабощения игу ляшскому в годину смут самозванцев и общего шатания умов"72.

Умный и энергичный Иван III Васильевич (1462—1505) еще при жизни своего слепого отца — Василия II помогал ему в управлении государством. Присоединив к Москве самые крупные уделы Северо-востока Руси — Новгород, Тверь, а также ростовские, ярославские, верейские и, частично, рязанские земли, Великий князь превратился в первого русского народного государя-самодержца. Политика Ивана III и его преемников из удельной возросла в национальную и великодержавную. Окружавшие его бывшие удельные князья должны были повиноваться ему, государю, как прочие подданные.

Как хозяин Земли Русской, Иван III добился независимости Руси от Золотой Орды и прогнал в 1480 г. ханских послов, требовавших уплаты дани хану Ахмету. Конец татарского ига можно считать с момента, когда посланные разгневанным ханом войска, простояв против московских на реке Угре, без боя покинули пределы России 23 июня 1480 г.

Как хозяин Руси Иван 41 потребовал от Литвы возвращение земель, отошедших к ней во времена Гедемина. Именуясь "государем всея Руси", он простирал свои права на все русские территории. Новгород дал Москве моральное право добиваться и его присоединения с тех пор, как партия Борецких заключила союз с Литвой и Польшей, направленный против Ивана III; будь поляки решительнее, это древнерусское вольное государство рисковало подпасть под пяту западных врагов Руси и в дальнейшем превратиться в аванпост воинствующего латинства. Москва выступила в поход, и вояьный город в январе 1478 г. целовал крест Ивану Васильевичу, именуя его "государем".

Миссионерская работа не прекращалась.

В начале княжения Ивана III епископ Пермский Иона преуспел в окончательной христианизации Великой Перми и крестил ее князя Михаилом. В пермском городе Чердыни Иона основал монастырь. Язычники вогулы убили Михаила; преемник его — Владимир прославился, как деятельный миссионер. О нем сказано в Новгородском синодике: "Благоверному князю Владимиру Великия Перми, идолы поправшему и просветившему Великую Пермь святым крещением, вечная память".

На Белом море в 1478 г. скончался преп. Зосима, преемник преп. Савватия, умершего в 1438г., основатель Соловецкого монастыря на пустынном острове.

Тем временем, на западных окраинах, в Литве и русских землях, принадлежавших Ливонии, начались постепенно преследования православных. Так, в Юрьеве, немецком Дерпте, латиняне напали на русский крестный ход в день Богоявления и схватили священника Исидора Нового и 72 верующих. Немцы потребовали, чтобы они перешли в латинство, а когда те отказались, ' то их утопили в реке Омовже. Их мученическую кончину описал, по благословению митрополита Макария, инок Варлаам.

В Риме сильно досадовали на неудачу Флорентийской унии и готовили новые пути для латинизации дерзкой Московии.

Папа Павел II (1464-1472) задумал использовать для этой цели греческую царевну Софию Палеолог. Она была дочерью Фомы Палеолога, брата погибшего последнего императора Константина XII. Фома после падения столицы поселился в Риме, пользуясь папским гостеприимством. София воспитывалась там же и, по-видимому, считалась униаткой. Кардинал Виссарион, о котором мы говорили, как о ревностном стороннике папы Евгения IV, внушил Павлу мысль выдать ее замуж за Ивана III, дабы благодаря этому браку дать возможность латинству укорениться в Москве. Разумеется, для этого следовало обмануть Ивана III и скрыть от него униатство Софии. Виссарион стал посредником между папой и Великим князем, которому он написал, что будто бы царевна уже отказала двум женихам: королю Франции и герцогу Миланскому из-за преданности вере своих отцов (С.Соловьев, op.cit., т. V, гл. II, с. 1402).

В Москве предложение Виссариона было найдено весьма лестным, и Иван послал в Рим монетного мастера-итальянца Ивана Фрязина73 — за портретом царевны Софии. Фрязин, принявший в Москве Православие, обманул папу и Виссариона, прикинувшись рьяным католиком, и таким образом узнал от них, что истинная причина сватовства — желание восстановить Флорентийскую унию с Москвой и добиться союза против турок.

Не подавая виду о том, что им известен план папы, Иван III и Фрязин дали согласие на брак, а в июне 1472 г. София выехала из Рима в сопровождении кардинала Антония74 и греческой свиты. Узнав, что невеста его вступила в русские земли, предшествуемая латинским крестом, Иван III смутился и созвал совещание, на которое пригласил митрополита Филиппа, свою мать и бояр. Митрополит сказал Великому князю: "Нельзя послу не только войти в город с крестом, но и подъехать близко; если же ты позволишь ему это, то он — в одни ворота в город, а я, отец твой, другими воротами — из города; неприлично нам и слышать об этом, не только что видеть, потому что кто возлюбит и похвалит веру чужую, тот своей поругался".

Подчеркнем лишний раз авторитетный тон митрополита Московского и всея Руси, безбоязненно и твердо поучавшего государя, говоря с ним, как отец, об обязанностях его в отношении православной веры. Филипп чрезвычайно строго относился ко всему латинскому, видя в одном только ношении чужого креста поругание древнего благочестия. Гордый и властный Иван III беспрекословно послушался владыку и отрядил одного боярина навстречу Софии. Когда шествие приблизилось к Москве, боярин попросил кардинала спрятать крест в санях и Антоний уступил.

Венчание состоялось 12 ноября 1472 г. и на другой день кардинал был торжественно принят Иваном, которому он вручил дары от папы. Антоний начал было говорить о соединении церквей по поводу Флорентийской унии, но митрополит выставил против него книжника Никиту Поповича и открылся диспут. Попович своими вопросами и ответами не замедлил поставить кардинала в тупик и он принужден был закончить спор, промолвив с досадой: "Нет книг со мной!" И вскоре уехал обратно.

Попытка Рима повлиять на Москву посредством этого брака провалилась еще потому, что София оказалась вполне преданной Православию. Как известно, Иван, женившись на Софии, стал рассматривать себя как бы наследником Византийских императоров, принимал в сношении с иностранцами титул "царя", ввел обряд царского венчания и московский герб, изображающий св. Георгия, поражающего дракона, соединил с византийским гербом — белым двуглавым орлом. За двести лет до Петра I Иван широко открыл двери иностранцам. В Москву стали наезжать мастера, особенно из Италии, к большому неудовольствию русских, приписывавших это влиянию Софии. Великий князь, понимая, что за время татарского ига Русь значительно отстала от Европы в области техники, поручал иностранным мастерам постройку крепостей, дворцов, литье пушек, чеканку денег и т.д. Фряжские (от слова "франк") архитекторы обстроили Московский Кремль и дворцы, Грановитую палату и т.д. Медицина была в руках немцев.

Тверской купец Афанасий Никитин проделал путешествие в Индию в XV в., за 28 лет до Васко де Гама. Умер он на обратном пути, в 1472 г., оставив замечательное сочинение "Хождение за три моря" (Черное, Хвалынское, т.е. Каспийское, и Индийское).

Государь ввел особый дворцовый церемониал — "чин", между прочим, для приема послов. Со всем этим Иван III крепко держался Церкви, во всем советовался с митрополитом и не вводил в старый быт никаких вредных новшеств. Когда римский император вздумал почтить его титулом короля, Иван III отказался. Когда возникла ересь "жидовствующих", Великий князь счел своим долгом лично присутствовать на Соборах 1488,1490 и 1504гг., осудивших еретиков на заточение и проклятие.

Во время его правления состоялся, также в Москве, Собор 1492 г., на котором присутствовали все без исключения русские иерархи, определившие продолжить "пасхалию" на восьмую тысячу лет. Наконец, вместе со своим наследником Василием Ивановичем, Иван III принимал участие в Соборе 1503 г. в Москве. На нем обсуждался вопрос внутрицерковного благочестия и дисциплины, причем постановили: в священники поставлять в возрасте не менее 30 лет, не менее 25 — в диаконы75 и 20 — в иподиаконы. Там же возник вопрос относительно монастырских вотчин. Игумен Троицко-Сергиевого монастыря Серапион и преп. Иосиф Волоколамский на основании исторических и юридических примеров доказали право обителей на владение селами и необходимость этого для существования монастырей. На Западе такие споры показались бы вельможам-игуменам и архиереям смешными и лишенными всякого смысла...

Что касается ереси жидовствующих, главным обличителем отступников явился также Иосиф Волоколамский. Государь и митрополит поддерживали взаимную полную гармонию между Церковью и государством по древнему примеру, унаследованному со времен Константина Великого. К этой гармонии властей мы вернемся.

Карамзин так описывает посвящение игумена Симеона Троицкого в митрополиты: "'Когда владыки российские в великокняжеской думе нарекли Симеона достойным первосвятительства, государь пошел с ним из дворца в церковь Успения, провожаемый сыновьями, внуками, епископами, всеми боярами и дьяками; поклонились иконам и гробам святительским; пели, читали молитвы и тропари, Иоанн взял будущего архипастыря за руку и, выходя из церкви, в западных дверях предал епископам, которые отвели его в дом митрополитов. В день посвящения Симеон ехал на осляти, коего вел знатный сановник Михаиле Русалка. Совершились обряды и новый митрополит должен был идти на свое место. Вдруг священнодействие остановилось, пение умолкло, взоры духовенства и вельмож устремились на Иоанна. Государь выступил и громогласно сказал митрополиту: "Всемогущая и Святая Троица, дарующая нам государство всея Руси, подает тебе сей великий престол архиерейства руковозложением архиепископов и епископов нашего царства. Восприими жезл пастырства; взыди на седалище старейшинства во имя Господа Иисуса; моли Бога о нас — и да подаст тебе Господь здравие с многоденствием". Тут хор певчих возгласил: "ис полла эти деснога" Митрополит ответствовал: "Всемогущая и вседержащая Десница Вышняго да сохранит мирно твое Богопоставленное царство, самодержавный владыко! Да будет оно многолетне и победительно со всеми повинующимися тебе Христолюбивыми воинствами и народами! Во вся дни живота твоего буди здрав, творя добро, о государь самодержавный!" Певчие возгласили Иоанну многолетие" (Карамзин. "История Государства Российского",т. IV, гл. III).

Когда же государь не решался из чрезмерной осторожности сразиться с татарами, накануне выступления против Ахмета духовные пастыри смело обличили его. Московский митрополит Геронтий, архиепископ Ростовский Вассиан, игумен Троицкий Паисий и другие пристыдили Ивана III, и Вассиан сказал ему следующее: "Вся кровь падет на тебя за то, что, выдавши христианство, бежишь прочь, бою с татарами не поставивши и не бившись с ними. Или боишься смерти? Не бессмертный ты человек, смертный. А без року смерти нет ни человеку, ни птице, ни зверю. Дай мне, старику, войско, увидишь, уклоню ли я лицо свое пред татарами?"

Таковые речи дали Ивану III решимость. Русская Церковь устами своих святителей побудила государя на скорейшее прекращение татарского ига!

Как мы видели, латинянам удалось добиться учреждения в Киеве отдельной от Москвы митрополии. Присланный из Рима Григорий, ученик Исидора, не преуспел в своих попытках распространить лжеучение, настолько сильно было среди русского населения Православие. Осужденный соборно в Москве в 1459 г., западный митрополит, в конце концов, подчинился Константинопольскому патриарху и умер православным в 1473 г. Преемник его Мисаил (1474-1480), принадлежавший к княжескому роду Пеструцких-Друцких-Соколинских, стал всемерно противодействовать антиправославным мерам, вводимым поляками в Литве, и начавшимся преследованиям.

Король Польши Казимир IV, подталкиваемый латинским духовенством, волей-неволей принужден был исполнять директивы Рима и бороться со "схизмой". В его письме к папе Павлу II король признался в 1468 г., что число сторонников романизма б это невелико, тогда как количество "схизматиков" в Литве возрастало. По приказу свыше, из Кракова король вызвал монахов бернардинов и основал для них монастырь в Вильне с целью поддержания там латинской веры.

Митрополит Мисаил написал папе Сиксту IV (1471-1484), преемнику Павла, "епистолию" от 14 марта 1476 г., жалуясь на притеснения православных и прося папу водворить мир и согласие; документ этот подписан был Мисаилом, духовенством и некоторыми мирянами76. Разумеется, Рим не только не препятствовал преследованиям, но всячески их поощрял. Так, около 1480 г. король издал запрет строить новые православные церкви в Вильне и Витебске.

В 1492 г. литовцы выбрали себе великого князя отдельно от Польши; королем польским стал сын Казимира — Ян-Альбрехт, а литовским государем — его брат Александр Казимирович. От Литвы, тем временем, постоянно отделялись русские князья, не желавшие служить полякам и латинянам и противящиеся проводимым стеснительным мерам. Так перешли к Ивану III на службу князья Вяземские, Новосильские, Одоевские, Воротынские, Белевские, а позже — Вельские, Новгород-Северские, Черниговские и др. Так как вотчины многих из них входили в Литовское государство, то Иван III потребовал их от Александра Казимировича и после войны с Литвой получил, а также заставил его признать свой титул "Государя всея Руси". Заключив мир, Иван согласился выдать свою дочь Елену за Александра, предварительно заручившись его обещанием дать своей супруге полную свободу исповедовать "греческую" веру.

Иван III вручил дочери следующую письменную инструкцию касательно латинской веры: "Память великой княжне Елене: В божницу латинскую не ходить, а ходить в греческую церковь. Из любопытства можешь видеть первую или монастырь латинский, но только однажды или два раза. Если свекровь твоя будет в Вильне и прикажет тебе идти с тобою в божницу, то проводи ее до дверей и скажи учтиво, что идешь в свою церковь".

Александр, вопреки своим уверениям тестю о полной свободе исповедания в Литве, исподтишка продолжал преследования, тем более, что новый митрополит Киевский Иосиф II Белгаринович (1498-1503), бывший епископ Смоленский, проявил себя как ярый сторонник унии с Римом. Иосиф написал папе Александру VI Борджия, что он признает Флорентийский Собор и свою церковь отдает под папское покровительство. Преемники Иосифа, к счастью, строго держались Православия.

Александр Казимирович, в свою очередь, написал Александру VI об обещании, данном Ивану III, не принуждать Елену к принятию латинства. Папа ответил, что Александр не должен был считать себя связанным обещанием, данным тестю-схизматику, а посему обязан приложить все силы для обращения жены. Тогда Александр запретил строить для Елены церковь и удалил из ее окружения православных. Узнав об этом, в 1499 г. подъячий Шестаков обратился с письмом к кн. Оболенскому, Вяземскому наместнику: "Здесь у нас, — писал он, — смута большая между латинами и нашим христианством; в нашего владыку Смоленского дьявол вселился, да в Сапегу тоже. Встали на православную веру. Великий князь неволит государыню нашу, великую княгиню Елену, в латинскую проклятую веру. Но государыню нашу Бог научил, да помнила науку государя-отца и она отказала мужу так: "Вспомнись, что ты обещал государю, отцу моему, а я без воли государя, отца моего, не могу этого сделать. Сделаю, как меня научит". Да и все наше православное христианство хочет окрестить; от этого наша Русь с Литвою в большой вражде".

Узнав об этом коварстве, Иван III послал в Литву Ивана Мамонова к Елене Ивановне, приказывая ей скорее до смерти пострадать, чем изменить вере греческой. В это же время перешли к Москве некоторые названные выше князья, жалуясь на то, что Александр Казимирович присылал к ним ренегата Иосифа, латинского епископа Виленского и монахов-бернардинцев с целью добиться перехода их в латинство.

Разгневанный Иван III начал против зятя войну (1500—1503) и русские войска разбили литовцев и их союзников, ливонских рыцарей, на Ведреше и под Мстиславлем. Через короля Венгрии Владислава Литва запросила мира и Иван III согласился.

Подписывая мирный договор, Иван потребовал, чтобы зять больше не смел принуждать Елену Ивановну к своей вере, построил бы для ее церковь и окружил православными слугами, добавив: "А начнет брат наш дочь нашу принуждать к римскому закону, то пусть знает, что мы ему этого не спустим, — будем за это стоять, сколько нам Бог пособит".

Наконец в 1505 г. папа Юлий II (1503—1513) дозволил Александру жить с иноверной супругой "в ожидании смерти ее отца, уже очень старого, или какого-нибудь другого обстоятельства" (Догель. "Cod. Dipl. Regn. Pol.", VI, 271; "Акты, относящиеся к истории Западной России", I, прим. 115).

Такова была причина второй Литовской войны. В договоре с ливонским орденом также Иван III внес непременным условием неприкосновенность православных церквей в Ливонии. Защита Православия всегда стояла на первом месте в сношениях Москвы с иностранными государствами (Соловьев. Т. V, гл. V, с. 1572).

С.Соловьев пишет, что, поддерживая самые лучшие отношения с восточными патриархами и сочувствуя бедствиям Греческой Церкви, связь с которой не прерывалась, наблюдалось на Руси Иоанна III непреодолимое отвращение к латинству. Некий Филипп Петров из Пскова писал архиепископу Геннадию Новгородскому о спорах с латинскими монахами: "Пришли серые чернецы от немцев в Псков, да стали говорить о вере. Были у священников, а к тебе не захотели идти. Речь их такова: "Соединил веру наш папа вместе с вашими на осьмом соборе; и мы и вы христиане, веруем в Сына Божьяго". Наши священники отвечали им: "Не у всех вера правая; если веруете в Сына Божия, то зачем Богоубийцам жидам последуете: поститесь в субботу и опреснок в жертву приносите? Зачем два Духа беззаконно вводите, говоря: и в Духа Святаго Господа Животворящаго, Иже от Отца и Сына исходящаго? А что говорите нам об осьмом Соборе латинском? То нам хорошо известно! Это сборище окаянное на нашей памяти было и едва убежал кардинал Исидор от нашего государя великого князя Василия Васильевича, царя всея Руси; об этом Соборе мы слышать не хотим, потому что отринут он Богом и четырьмя патриархами; будем держаться семи Соборов всемирных и поместных; они угодны Богу, потому что сказано: "Премудрость созда себе дом и утверди столпов семь"". Такова была твердость в вере новгородцев.

Сын Ивана Васильевича Василий III (1505—1533), последний собиратель Русской Земли, соединил все уделы под своей единодержавной властью и прославился присоединением к Москве Смоленска, более 100 лет пробывшим литовским, и вольного города Пскова. Этим Василий окончил дело своего отца. При нем Московское государство уже совершенно впитало в себя идеал царя — наследника Византии; в этом сказывалось влияние матери Василия Софии и приехавших в Россию многочисленных греков. Иностранцы дивились преображению Москвы и великолепию новых придворных церемоний.

Таким образом, сын Василия Иван IV Грозный действительно был вправе говорить, что он "и родился на царстве". В глазах народа окончательное уничтожение удельных княжеств, конец татарского ига, присоединение русских вольных городов — все это должно было увенчаться царским венцом, что сделал Иван IV.

Оставалось, однако, большое зло: возросшее самоволие бояр и "княжат", возомнивших себя вправе ограничивать власть царскую вмешательством во все государственные дела, а кроме того, "отъезжать", то есть самовольно покидать службу и государство, что Иван IV приравнивал к измене и чересчур жестоко карал. Возникала лютая борьба между государем и боярско-княжеской олигархией и, если победа в конце концов осталась за династией, то обошлась она дорого. Удельно-дружинная попытка олигархического самовластия явилась одной из главных причин бедствий Смутного времени и народных брожений на Руси. В борьбе с этим злом, как и прежде, главной помощницей государей явилась Церковь.

Иван IV торжественно возводился на царство в 1547 г., когда ему минуло 16 лет. Однако, приняв древнюю шапку Мономаха в знак преемственности от Византии, Иван Васильевич, несмотря на униженное положение Греческой Церкви, захваченной турками, попросил ее узаконить свое возведение. Царь воспользовался приездом в Москву в 1557 г. греческого митрополита Иоасафа Евгрипского, чтобы вручить ему грамоту для Константинопольского патриарха, прося соборного благословения. В следующем году Грозный отправил восточным патриархам богатые дары, причем бедность некоторых была такова, что Герман II Иерусалимский (1534 - 1579) писал ему следующее: "...Многие здесь у Св. Гроба носят митры — армяне, абиссинцы и другие, только мы одни не имеем ее". Митра была, разумеется, послана, а кроме того, оказана помощь русскому монастырю св. Пантелеймона на Афоне77.

В 1562 г. Собор греческих патриархов прислал грамоту, признающую Ивана IV достойным царского титула, так как род его ведется от Анны, сестры Василия Багрянородного, вышедшей замуж за св. Владимира, и Константин Мономах прислал с Ефесским митрополитом Владимиру Мономаху царскую утварь (см. гл. I, § 3). Грамота содержала, между прочим, следующее: "Всех сих ради причин и смирение наше, с согласия всех здесь обретающихся священнейших митрополитов и боголюбивейших епископов, действием же и благодатию Всевышнего, Живоначального и Совершителя Духа, преподает и дарует реченному царю, господину Иоанну, быть и называться ему царем законным и благочестивейшим, увенчанным и от нас правильно, вместе и церковно. И сие полезно всему христианству, по всему законно и проведено для утверждения и пользы всей полноты христианской".

Грозный царь, омрачивший свое царствование жестокими преступлениями и пороками, многим обязан был Церкви. Историк проф. Виппер пишет: "Время малолетства Ивана IV — критический момент для Московского самодержавия, которое Герберштейну78 показалось властью, не имеющей себе равной на свете. Если монархия в Москве спаслась от крушения, не потерпела ущерба от "вельмож", как в Польше, то всего более она обязана была своей могущественной союзнице — Церкви. Иерархи с какой-то особой горячностью ринулись в политическую борьбу: князья Шуйские, рассчитывавшие вытеснить правящий дом Калиты, встретили резкий отпор духовенства; в короткие три года им пришлось свергнуть одного за другим двух митрополитов, Даниила и Иоасафа. Но в результате церковники одержали победу: с 1542 г. начинается у правление знаменитого митрополита Макария... Под его влиянием Иван IV был объявлен в 1547 г. совершеннолетним, но поставлен под опеку священника Сильвестра, которая еще на шесть лет (1547—1553) оставляет в тени неоперившегося, не расправившего свои гениальные дарования будущего Грозного" (Виппер. "Иван Грозный", 1922).

Митрополит Макарий, которому Русь обязана защитой самодержавия от боярской олигархии, погубившей, как было сказано, Галицкое княжество, так поучал Ивана IV, им венчанного: "Христолюбивому воинству будь приступен и милостив и приветен по царскому своему сану и чину. Всех православных христиан блюди и жалуй и попечение о их имей от всего сердца. За обидимых стой царски и мужески и не попускай и не давай обидити их не по суду и не по правде — сего бо ради, царю, приял еси правити хоругви великаго царства Российскаго и разсуди и прави люди твоя в правду".

Мы неоднократно подчеркивали гармонию, царившую между русскими государями и митрополитами, что столь благоприятно отзывалось в массах, проникнутых духом Православия. С умилением летописец пишет о юном Иване: "Когда царь и великий князь достиг двадцатилетнего возраста, то, видя государство свое в великой скорби и печали от насилия и неправды79, он советовался с отцом своим Макарием митрополитом, как прекратить крамолу и укротить вражду, после чего велел собрать из городов людей всякого чину".

За все время своего бурного правления Грозный сохранял таковой взгляд на необходимость тесного союза между престолом и своим народом, видя в этом непременное условие государственного благосостояния.

Иван, несмотря на тяжкие падения, твердо помнил это и, кроме того, рассматривал царскую власть как неразрывно связанную с Церковью и ее иерархией. Первая половина его царствования проходит под знаком веры и ознаменована несколькими Соборами, которыми живо интересовался царь. После славного покорения Казани, в котором Грозный принимал личное участие, Москва устроила ему торжественный прием. Карамзин приводит речь царя, обращенную к духовенству: "Собор духовенства православного! Отче митрополит и владыки! Я молил вас быть ревностными ходатаями пред Всевышним за царя и царство, да отпустятся мне грехи юности , да устрою землю, да буду щитом ее в нашествии варваров; я советовался с вами о казанских изменах, о средствах прекратить оные, погасить огонь в наших селах, унять текущую кровь россиян, вывести их из темницы, возвратить отечеству и Церкви. Дед мой, отец и мы посылали воевод, но без успеха. Наконец, исполняя совет ваш , я сам выступил в поле. Тогда явился другой неприятель — хан Крымский — в пределах России, чтобы в нашем отсутствии истребить христианство. Вспомнив слово Евангельское: "Бдите и молитесь, да не внидите в напасть!", вы, достойные святители Церкви, молились и Бог услышал вас, и помог нам, и хан, гонимый единственно гневом небесным, бежал малодушно! Ободренные явным действием вашей молитвы, мы подвигались на Казань, благополучно достигли цели и, милостию Божьей, мужеством князя Владимира Андреевича, наших бояр, воевод и всего воинства, сей град многолюдный пал пред нами: судом Господним в един час изгибли неверные без вести, царь их взят в плен, исчезла прелесть Магометова, на ее месте водружен святой крест; области Арская и Луговая платят дать России; воеводы московские управляют землею; а мы во здравии и веселии пришли сюда к образу Богоматери, к мощам великих угодников, к вашей святыни, в свою любезную отчину, и за сие небесное благодеяние, вами испрошенное, тебе — отцу своему и священному собору мы с князем Владимиром Андреевичем и со всем воинством в умилении сердца кланяемся".

Тут государь, князь Владимир и вся дружина воинская поклонились до земли. Иоанн продолжал: "Молю у вас и ныне, да ревностным ходатайством у престола Божия и мудрыми своими наставлениями способствуйте мне утвердить закон, правду, благия нравы внутри государства; да цветет отечество под сеною мира в добродетели; да цветет в нем христианство; да познают Бога истиннаго неверные, новые подданные России и вместе с нами славят Св. Троицу во веки веков. Аминь!" (Н.М.Карамзин. "История Государства Российского", т. VIII, с. 171).

Добавим, что в Казань святители отправили в 1555 г. первым архиепископом Гурия, снабдив его утварью, книгами и деньгами для построения храмов и основания школ и приютов; ему был дан строгий наказ: никого не обращать насилием, а действовать в духе евангельском, как веками проповедовалась православная вера на Востоке и на Руси. Кроме того, Гурию вменялось в обязанность всегда заступаться за своих пасомых пред воеводами и всячески содействовать водворению среди татар — недавних супостатов Руси — мира и справедливости. Нечего и повторять, кажется нам, насколько прозелитизм эпохи Грозного царя разнился от тогдашних методов латинского миссионерства в Западной Европе, Литве, Южной Америке и т.д.

После покорения Астрахани русское влияние стало простираться до Кавказа. В 1559 г. князья Пятигорские и Черкасские просили Ивана IV прислать им отряд для защиты против набегов крымских татар и священников для поддержания веры; царь послал им двух воевод и священников, которые обновили павшие древние церкви, а в Кабарде проявили широкую миссионерскую деятельность, крестив многих в Православие.

Вообще царствование Грозного ознаменовалось неустанной проповедью Православия в далеких краях государства. Отметим житие преп. Трифона — новгородского уроженца — апостола Печенгских лопарей, и построенный им монастырь Св. Троицы в 1533 г. на реке Печенге за Колою. Этот ревностный проповедник основал еще на самой норвежской границе на реке Паэс храм во имя святых Бориса и Глеба. В 1558 г. преп. Трифон посетил Москву, собирая средства для своей миссии. Умер он в 1583 г. В то же время подвизался среди Кольских лопарей преп. Феодорит, также немало потрудившийся для Церкви. Новгородские архипастыри продолжили проповедь среди язычников, кое-где державшихся на Водской Пятине. Забота об этом видна в послании Макария, архиепископа Новгородского, адресованном в разные уезды Чудской области, где сохранились еще некоторые языческие обряды в народе. Завоевание Сибири Ермаком Тимофеевичем и его казаками и взятие им столицы Сибири — Искера — положили начало обращения тамошних инородцев: войска Ермака сопровождали два священника и иеромонах.

При Грозном скончался в России один из выдающихся ученых того времени преподобный Максим Грек (1470—1556), известный всему Западу гуманист, Михаил Триволис д'Арта. Он был другом Савонаролы и сотрудником ученого Франциска Пик де ля Мирандоль. Убедившись в пороках романизма, он стал обличать папство, особенно после мученической кончины Савонаролы, останки которого он подобрал у костра во Флоренции. Вернувшись на свою родину в Грецию, Триволис стал сотрудником патриархов Иоакима( 1500—1506) иПахомия(1506—1511). Приняв монашество, он поселился на Афонской горе и работал над переводами в Ватопедской обители. После он путешествовал по Балканам, в Египте и т.д.

Услышав о его трудах, Василий III послал на Афон делегацию с приглашением Максима в Россию. Там он приступил к исправлению и переводам священных книг и скоро привлек к себе учеников и последователей, из которых назовем кн. А.Курбского, защитника Православия в Польше. Своей основной задачей Максим Грек считал возобновление прежних сношений между Москвой и патриархом Константинопольским, прерванных пресловутой "Флорентийской унией"; он горячо ратовал также за освобождение греков от турецкого ига.

Максим Грек, автор многих богословских трудов, выступал безбоязненно как обличитель недостатков русского общества и как проповедник истинного христианства, в чем нашел таких известных учеников и соратников, как митрополит Макарий, священник Сильвестр и Адашев.

Его противники всячески старались обвинить Максима в ереси, и на борьбу с ними он потратил немало сил и здоровья. Пять последних лет своей жизни великий гуманист провел в Свято- Троицкой Сергиевой Лавре, где и скончался, окруженный всеобщей любовью и уважением.

Философская, филологическая и историческая деятельность преп. Максима Грека подробно исследована в сочинении И.Денисова "Максим Грек и Запад" (Брюссель, 1943 г., по-французски).

Век Грозного ознаменован также выходом в Москве первой печатной книги. Это был "Апостол" (в 1565 г.)80. Два памятника остались нам от этой эпохи, рисующие нравственный облик древнего русского общества, стремившегося, несмотря на все свои человеческие недостатки, строить жизнь по правде Божьей. Эти писания — "Домострой" и "Минеи" митрополита Макария (1542—1563).

В 1550 г. царь повелел составить новый царский Судебник, в котором особенно караются правители и судьи, обвиняемые в неправедном суде и взяточничестве. Напомним, что в 1497 г., при Иване III, дьяк Гусев составил "Судебник" на основании "Русской Правды", судных грамот и обычаев Московского судопроизводства. Этот "Судебник" Иван IV счел нужным пересмотреть и дополнить. В отличие от княжиного (Гусевского), Судебник 1550 г. назван был "царским".

Собор архиереев, созванный в Москве после возведения Иоанна IV на царство в 1547 г., занялся канонизацией ряда русских угодников и чудотворцев и их празднованием. Тому же был посвящен Собор 1549 г., также прошедший под председательством митрополита Макария. Постановлено было праздновать 12 святых повсюду на Руси, а 9 — только на месте их подвигов и прославления. Имена первых суть: свв. Иоанн, архиеп. Новгородский, Александр Невский, Павел Обнорский, Никон Радонежский, Савватий Соловецкий, Дионисий Глушицкий, Михаил Клопский, Иона, митрополит Московский, Пафнутий Боровский, Зосима Соловецкий, Макарий Калязинский, Александр Свирский. Ко вторым относятся: свв. Максим Юродивый (Москва), Арсений (Тверь), князья Константин, Михаил и Феодор (Муром), кн. Петр и княжна Феврония (Муром), Прокопий и Иоанн (Устюг). Кроме того, установлено было чествование многих святых, прославившихся до первой половины XVI в.

Собор 1551 г. занялся различными воспитательными и образовательными вопросами. На нем были обсуждены: вышеназванный царский "Судебник", церковные суды, богослужения, поведение духовенства белого и черного, отношение Церкви к гражданской власти и т.д. Соборные решения составляли особую книгу 'Стоглав", или "Стоглавник".

Собор 1553г. состоялся в Москве под председательством митр. Макария и в присутствии царя. На нем были осуждены некоторые еретики81 на монастырское заключение. Собором 1564 г. было решено дать Новгородскому и Казанскому архиепископам право носить белый клобук, отличавший прежде одного митрополита Московского.

Московские Соборы 1573 и 1581 гг. снова разбирали вопрос о церковных землях.

Грозный, которого некоторые историки считают воплощением абсолютизма, на самом деле, несмотря на все свои жестокости, был одним из русских государей наиболее чутким к народной воле.

Мы уже сказали о предварительном всестороннем обсуждении на Соборе составленного при нем "Царского Судебника". Желая оградить народ от хищений бояр, царь учредил систему областного самоуправления, которая, не будь Смутного Времени и последующей разрухи, смогла бы предотвратить некоторые пагубные результаты Петровых реформ.

Особенное внимание Иван IV обратил на устройство суда, а по его "Судебнику", в городах и волостях нельзя было судить без общественных представителей. "На суде быть дворскому и старосте и лучшим людям" (Беляев. "Крестьяне на Руси").

Согласно царским грамотам, крестьянам было дано право выбора своих приказчиков, старост, целовальников (т.е. присяжных, целовавших крест), сотских, пятидесятских, десятских. Для уголовных дел или "губных" (от слова "губить") выбирались из их же среды "губные" приказчики, целовальники и дьяки.

Монастыри определяли свои отношения к крестьянам церковных земель "уставными грамотами".

В управительной системе Грозного заметно желание сблизить царский престол с жизнью всех сословий путем привлечения толковых людей, независимо от их рода. Царь, говоривший, что ему — выше других поставленному, тем самым виднее то, что не видит "куриное око", предвидя вред бюрократии, т.е. чиновничества (впоследствии ставшего костью между престолом и народом), хотел опираться на живые силы государства, самоуправляющиеся под верховенством царской власти. Грозный обратил также большое внимание на земские Соборы, созываемые государями для решения важнейших дел. Сам состав Соборов указывает нам на пользу этого характерного для Московской Руси учреждения. В Соборах принимали участие выборные служилые и тяглые люди со всего государства, благодаря чему их мнения, не в пример западным парламентам современных демократий, подлинно выражали народные настроения и чаяния.

Так, в 1566 г. земский собор в Москве призван был решать важнейший вопрос внешней политики — войны или мира с Литвой, и Иван IV поступил согласно соборного приговора. Один этот факт полностью разрушает обвинение Грозного в абсолютизме.

Независимо от своих личных качеств и недостатков самодержавный государь, стоявший выше сословных и социальных делений, черпая силу и полноту власти из своего органического единения с народом и союза с Церковью, несомненно являлся в то время, в этот жестокий для народов Европы XVI век, монархом наиболее совершенного типа.

Россия, выпутавшаяся из-под тяжкого монгольского ига, нуждалась в перестройке многих отраслей своего быта и в экономических и технических усовершенствованиях, введенных на Западе. Вместе с тем, система правления была налажена правильно, отвечая полностью тем идеалам, на которых веками возрастала русская государственность, окончательно оформившаяся в Москве.

Иван IV глубоко сознавал свою ответственность пред Богом за служение русскому народу, как до него сознавали это лучшие князья, создававшие государство. Несмотря на все войны и внутренние потрясения, Россия крепла и одухотворялась, покуда оставалась нерушимой гармония, царившая между Церковью и государством.

Глава IV