После сцены с Борисом и детьми неожиданно открывается занавес: на сцене весь хор во главе с Шаляпиным, все опускаются на колени — и запевают царский гимн.
Мы сразу не поняли, в чем дело. Когда стало ясно, что сейчас вступит хор со словами «Боже, царя храни», я вскочил, затем поднялась царица-мать, после нее моя жена; маленькие Ольга[69], Ирина[70] и Ксения[71] тоже встали — и затем сам государь. Оркестр перехватывает гимн, и весь зал оглашается криками «Ура!» и аплодисментами. Гимн повторили трижды. Царица-мать подтолкнула государя, стоявшего в углу ложи, за шторой, вперед, и он кланяется артистам и публике. Такого напряженного момента я никогда еще не переживал и не смог сдержать слезы».
Алексей еще слишком мал, чтобы принимать участие в вечерах, встречаться с оригинальными личностями, вносящими разнообразие в жизнь русской столицы: среди них своенравный граф, с особого разрешения царя содержащий личную армию, которая упражняется в его обширном приусадебном парке и эксцентричный князь Юсупов, состояние которого превышает даже романовское: его сказочный дворец на Мойке заполнен даже не сотнями, а тысячами предметов мебели, картинами итальянского Ренессанса и не менее многочисленной посудой, в которой вместо безделушек лежат чистейшей воды драгоценные камни.
Атмосферу, царящую на этих званых вечерах, Алексей едва ли может себе представить. Такие личности, как Шаляпин, — центр внимания. Чем была бы общественная жизнь Петербурга без известных певцов, цыганской музыки или, к примеру, знаменитой исполнительницы народных песен Плевицкой, крестьянской девушки с юга, завоевавшей славу своим прекрасным голосом? Благодаря природному таланту и прежде всего силе выразительности ее пение настолько очаровывало публику, что при исполнении грустной песни слезы появлялись даже у тех, кто ни слова не понимал по-русски.
Юбилейные торжества начинаются утром 6 марта. Из Петропавловской крепости раздается тридцать один пушечный выстрел. Вслед за этим о начале праздника возвещают колокола всех петербургских церквей.
Весь город на ногах. Фасады магазинов и домов украшены государственными гербами и эмблемами царствующей династии, повсюду развеваются официальные черно-желто-белые и национальные сине-бело-красные флаги, а над центральными улицами еще и флаги с геральдическим знаком Романовых на красном поле и флаги с якорем — символом города Петербурга. Давно столица не была на столь высоком патриотическом подъеме: такое впечатление, словно гордость за последнее столетие России, в которое русское государство достигло нынешних размеров и силы, в эти дни овладевает сознанием каждого.
Празднества открываются торжественной литургией «Тедеум». По пути праздничного кортежа из Зимнего дворца к Казанскому собору оцепление из элитарной гвардии, сдерживающее толпы бесчисленных зевак, собравшихся, несмотря на хлещущий дождь, в надежде хоть мельком увидеть царскую семью и царевича, впервые появившегося в столице.
С Дворцовой площади слышатся командные окрики. Герольды — верхом на конях с поднятыми вверх трубами — открывают процессию. За ними казачья сотня в красных гвардейских мундирах. И затем громко вступает военный оркестр, объявляя о приближении царской семьи.
Крики «Ура!» и ликование становятся громче. Вид царской семьи вызывает новый взрыв воодушевления. Открытый экипаж царя с царевичем прикрывает усиленный наряд конной казачьей гвардии. Рядом со своим отцом Алексей выглядит как миниатюрная копия: подобно Николаю, он в форме императорских стрелков. Обе монархини (царица и царица-мать) едут следом в карете, за ними дочери царя и придворный штат. В, церкви, однако, происшествие. В первых рядах, сразу за родственниками царской семьи и вельможами, бородатый мужик в длинной шелковой рубашке, крестьянских шароварах и сапогах, желающий сидеть рядом с депутатами Думы, — Распутин. Вскоре только и разговоров, как о скандальном «лжестарце»: присутствующие оборачиваются, шушукаются, тянут шеи. Внезапно перед ним возникает тучный председатель Думы Родзянко с красным от гнева лицом: «Если ты сию минуту не исчезнешь, я прикажу тебя вывести!» Со словами: «Господи, прости ему его грехи…» Распутин поднимается и удаляется.
С минуты на минуту ожидается появление царской семьи. В начищенных до зеркального блеска серебряных окладах икон отражаются тысячи свечей, ярким огнем отливает золотой иконостас. Перед собравшимися, в усыпанной сверкающими каменьями митре и праздничном облачении выступает патриарх, который будет служить торжественную обедню.
В собор вступает царская семья и все взоры обращаются на Алексея. Это его первое публичное появление после несчастья в Спале, и он еще не может ходить. Коренастый казак несет его на своих сильных руках. Царь понимает, насколько утомительной будет церемония для сына, но в то же время осознает, что означает присутствие на ней престолонаследника: в такой день народ должен видеть его воочию.
Последствия заболевания в Спале сказываются не только на царевиче. Переживания, напряжение и волнение отражаются и на царице. Она появляется на единственном балу — на том, который дает дворянское собрание по поводу юбилея. В сарафане — традиционном праздничном придворном наряде из белого атласа, вышитого серебром и золотом, — с голубой перевязью ордена Андрея Первозванного через плечо и роскошной диадемой, императрица, несмотря на бледность и измученный вид, удивительно прекрасна. Все же настроение у гостей портится, потому что она, выслушав гимн и оттанцевав в паре с царем первый полонез, покидает бал и даже не появляется на следующий день на приеме в Зимнем дворце.
Только на торжественном концерте в Мариинском театре, где дают «Жизнь за царя» Глинки, и на другом приеме в Зимнем дворце царица показывается на публике. Подле Александры обе старшие великие княжны во всем белом (с красными лентами ордена Екатерины и алмазами на груди), и церемониймейстер представляет им гостей, с которыми они обмениваются несколькими фразами. Алексея — что для него крайне унизительно — вносят в зал на руках. Страдая от боли и унижения, он вскоре распоряжается отнести себя в свою комнату. А ведь он так любит именно такие мероприятия, а теперь приходится не только от них отказываться, но и терпеть такой позор: в его возрасте — девять лет! — он даже не может ходить.
Царица-мать дает в своем Аничковом дворце бал для великих княгинь. Заслуживает внимания постановка «Парсифаля» Вагнера в театре Эрмитаж Зимнего дворца. Приглашены лишь самые близкие, благодаря чему — в противоположность праздничному представлению в Мариинском — мероприятие, несмотря на присутствие царя, носит чисто семейный характер.
За этим следует путешествие царской семьи со свитой по древнерусским городам, каким-либо образом связанным с историей дома Романовых. Древний Псков с кремлем и монастырем — родина русского национального композитора Модеста Мусоргского, создавшего оперы на темы русского национального эпоса («Борис Годунов» и «Хованщина»). Затем Владимир и, наконец, Нижний Новгород — один из старейших русских торговых городов, возвышающийся над Волгой.
На корабле плывут дальше по Волге в Кострому — исторический, Екатериной Великой радиально спланированный на возвышенности над Волгой торговый город — исходный пункт пути на престол первого Романова. В окрестном Ипатьевском монастыре скрывали юного Романова от поляков, триста лет назад стремившихся владычествовать в России. Отсюда шестнадцатилетнего Михаила московские бояре призвали на царствие.
Сестра царя, великая княгиня Ольга, описывает плавание через исконно русские, населенные крестьянами земли:
«Нами овладели бурные чувства. Когда наш пароход плыл по Волге, мы видели большие толпы крестьян, входивших по пояс в воду, чтобы поближе рассмотреть Ники [царя Николая]. Когда в населенных пунктах мы сходили на берег, то видели иногда ремесленников и рабочих, которые повергались ниц, чтобы поцеловать тень от Ники, когда мы проходили мимо. Приветственные крики были оглушительными».
Жители некоторых деревень по берегам Волги становились на колени, услышав колокольный звон своих церквей, там, где находились в тот момент, и крестились. Вновь и вновь на берегу появляются священники, под открытым небом проводящие богослужение и благословляющие крестным знамением проплывающий мимо корабль. Алексей впечатлен столь великим почитанием, какого еще никогда не переживал. В Костроме — апофеоз. «Тедеум» в церкви Троицы Ипатьевского монастыря и крестный ход вокруг церкви с «чудодейственной иконой святой Федоровской богородицы».
Алеша в этой церемонии не участвует и вынужден с матерью ожидать на руках казака — вместо того, чтобы вместе с другими посетить палаты, где жил первый Романов до провозглашения его царем. От этой непонятной и якобы щадящей меры Алексей в отчаянии. Успокаивается он только после того, как уже на борту парохода его посещает депутация полков и преподносит в подарок древнерусскую шапку, украшенную кривым кинжалом.
После парада войск и посещения Епифаньевского монастыря, где все монахини к удивлению Алеши свое имя предваряют эпитетом «грешница…», путешествие продолжается до Ярославля, откуда императорский поезд доставляет их в Ростов. Этот город славится церковными колоколами, каждый из которых имеет собственное имя. Из поездки Алеша возвращается с массой приятных впечатлений.
Несмотря на историческое значение Костромы и восторженный прием царской семьи населением, своего апогея торжество все же достигает в конечном пункте путешествия — Москве. 24 мая (6 июня 1913 г.) праздничный поезд въезжает в столицу.
И вновь вдоль пути следования эскорта собираются многочисленные толпы зевак. В сопровождении великих князей царь проезжает по улицам в Кремль. Какое унижение для Алеши, который по этикету должен ехать верхом за своим отцом, возглавлять в карете матери дамскую свиту! Он собирает все свои силы, чтобы не показать отчаяния и подобающе отвечать на неистовые приветственные возгласы в свой адрес.