Цезарь
I
Цезарь родился 10 июля, ровно за сто лет до Рождества Христова, и позднее мы скажем, каким образом, на наш взгляд, он оказался одним из предтечей христианской религии.
Ни одно из нынешних родословий, каким бы кичливым оно ни было, не может сравниться с происхождением Цезаря: ни родословие Мероде, притязающих быть потомками Меровея, ни родословие Леви, именующих себя родственниками Девы Марии.
Послушайте, что сам он изрек в надгробном слове своей тетке Юлии, жене Мария Старшего.
«Мой прадед по матери, — сказал он, — ведет происхождение от Анка Марция, одного из первых царей Рима, а отец мой принадлежит к роду Юлиев, начало которого восходит к Венере; стало быть, в моем роду коренятся святость царей, властвующих над людьми, и величие богов, властвующих над царями».[1]
Возможно, мы, люди нашего времени, скептики по натуре, и усомнимся в этом родословии, но за восемьдесят лет до Рождества Христова, то есть в эпоху, когда Цезарь произносил свою речь, оно ни у кого не вызывало сомнений.
И в самом деле, Цезарь носил в себе многие передавшиеся ему через века достоинства упомянутого четвертого царя Рима, который, по словам историков, присовокупил к доблести Ромула, своего предшественника, мудрость Нумы, своего деда; расширил и распространил до самого моря пределы римских владений, основал Остийскую колонию, перебросил через Тибр первый постоянный мост, включил в Померий холм Марса и Авентин и организовал, если можно применить это слово к античности, знаменитую римскую общину, сельский плебс, давший Республике ее самых великих людей.
Но и Венера, со своей стороны, была щедра к нему.
Он высок и худощав, у него белая тонкая кожа; его стопа и кисть вылеплены по образцу стопы и кисти самой богини счастья и красоты; у него черные и живые глаза, говорит Светоний; «глаза сокола», говорит Данте, и его нос с легкой горбинкой придает ему то особое сходство с этой птицей, и даже с орлом, какое имеют с этими поистине благородными животными поистине великие люди.
Что же касается его элегантности, то она вошла в поговорку.
Он тщательно выщипывает волоски со своей кожи; даже в молодости у него редкие волосы на голове, что приведет его к раннему облысению, и он с величайшим искусством зачесывает эти волосы с темени на лоб; вот почему Цицерон не опасается этого столь хорошо причесанного юношу, который почесывает голову лишь одним пальцем, чтобы не потревожить сбереженные остатки шевелюры.
Но Сулла, куда больший политик, чем адвокат из Тускула, и чьи глаза куда проницательнее глаз друга Аттика, Сулла, видя, как тот расслабленно ступает в своей сенаторской тоге, украшенной длинной бахромой и весьма небрежно перехваченной в поясе, Сулла указывает на него пальцем и говорит: «Остерегайтесь этого распоясанного юнца!»
О ранней юности Цезаря известно немного.
Рим, занятый кровавыми распрями Мария и Суллы, не обращал внимания на этого мальчика, подраставшего в тени.
И в самом деле, Цезарю было уже шестнадцать лет, когда диктатор замечает на Форуме, на Марсовом поле, на Аппиевой дороге красивого подростка, который ходит с высоко поднятой головой и с улыбкой на устах, редко пользуется носилками — ведь на носилках ты недостаточно заметен — и, в отличие от Сципиона Назики или Сципиона Эмилиана — мы не припомним в точности, кто именно из них, — спросившего однажды крестьянина с мозолистыми руками: «Друг мой, ты, верно, ходишь на руках?», так вот, в отличие от этого Сципиона, пожимает своей белой женственной рукой самые грубые руки; этот молодой человек знает по именам даже рабов; он надменно проходит, не опуская головы, перед самыми могущественными особами, но обхаживает плебея в тунике и угождает ему; он весел в ту эпоху, когда все печальны, щедр в то время, когда все прячут свои деньги, популярен в тот момент, когда популярность служит поводом для проскрипции.
И вдобавок ко всему, он еще и племянник Мария!
Диктатор, повторяем, замечает его; он хочет знать, чего от него можно ожидать, и навязать ему свою волю: если Цезарь уступит этой воле, значит, Сулла ошибся; если же тот воспротивится ей, значит, Сулла верно расценил Цезаря.
В детстве Цезарь был помолвлен с Коссуцией, одной из самых богатых наследниц в Риме, но родившейся в семье всадников, то есть людей посредственной знатности; он не может смириться с подобным союзом; всадники, да и вся подобная знать недостойны его: ему нужны чистейшие патриции.
Он отказывается от Коссуции и берет в жены Корнелию.
Отлично! Она вполне устраивает его; Цинна, ее отец, четырежды был консулом.
Однако Суллу вовсе не устраивает, чтобы юный Цезарь опирался одновременно на влияние своей собственной семьи и на влияние семьи своего тестя.
Цезарь получает приказ развестись с Корнелией.
Кстати говоря, этому предшествовал сходный случай: Помпей получил от Суллы подобный приказ, и Помпей подчинился ему.
Но Помпей — натура заурядная, человек с раздутой славой, злоупотребивший своими несчастьями, чтобы через века предстать перед нами фигурой куда более великой, чем он был на самом деле; так что Помпей, повторяем, подчинился.
Цезарь отказывается.
Для начала Сулла лишает его жреческого сана, а вернее, мешает ему достичь этого сана.
В Риме можно было преуспеть лишь с помощью денег; мы еще вернемся к этому.
Сулла, как сказал бы современный газетчик, лишает Цезаря средств к существованию.
Каким образом?
Посредством закона Корнелия.
Что такое закон Корнелия?
Это закон, который позволял конфисковывать имущество лиц, подвергшихся проскрипции, и обирать их родственников.
Так вот, поскольку во время гражданских войн отец Корнелии, Цинна, и кое-кто из родственников Цезаря были подвергнуты проскрипции как приверженцы Мария, часть состояния Цезаря оказалась под секвестром вследствие неукоснительного соблюдения этого закона.
Цезарь не уступил.
Сулла отдал приказ арестовать Цезаря.
В те времена донос еще не стал, как он станет позднее, во времена Калигулы и Нерона, политической доблестью.
Цезарь укрылся у крестьян Сабины, где популярность его имени открывала ему двери даже самых убогих хижин.
Там он заболел.
Каждый вечер, с наступлением темноты, его переносили из одного дома в другой, так что он ни разу не провел две ночи подряд в одном и том же месте.
Во время очередного такого переселения его встретил и узнал один из пособников Суллы, по имени Корнелий, но за два таланта золота, то есть за десять или одиннадцать тысяч нынешних франков, тот позволил ему продолжить путь.
В Риме решили, что он схвачен, и это вызвало чуть ли не революцию.
Во времена, когда люди ходатайствовали исключительно за себя, нашлось кому ходатайствовать за него.
Вся знать и даже весталки пришли заступиться за него и просить о помиловании.
— Что ж, будь по-вашему, — произнес Сулла, пожимая плечами, — но берегитесь: в этом мальчишке таится много Мариев!
Гонцы помчались в Сабину сообщить эту новость Цезарю.
Он пустился в путь.
В какие края?
Никто не знал этого.
Позднее история и его собственные ветераны будут попрекать его этой ссылкой.
Он был в Вифинии, у Никомеда III.
Сегодня уже никто не знает, ни где находилась Вифиния, ни кто такой Никомед III.
Скажем об этом: как известно, мы имеем притязание обучать наших читателей истории в большей степени, чем это делает историческая наука.
Вифиния составляла северо-западную часть Анатолии.
На севере она прилегала к Понту Эвксинскому, на юге граничила с Галатией и Фригией, на западе — с Пропонтидой, на востоке — с Пафлагонией; ее главными городами были Пруса, Никомедия, Гераклея.
До Александра Македонского это было небольшое персидское царство, которым правил Зипойт.
Александр мимоходом включил это царство в ту македонскую мантию, по лекалу которой ему предстояло впоследствии скроить Александрию, и сделал его одной из своих провинций.
За двести восемьдесят один год до Рождества Христова Никомед I вернул Вифинии свободу.
Ганнибал скрывался там у Прусия II и отравился, чтобы не быть выданным римлянам.
Всем известна трагедия Корнеля на этот сюжет.
Никомед III был сын Никомеда II.
Он царствовал с 90 по 75 год до Рождества Христова; дважды изгонявшийся из своего государства Митридатом, он дважды возвращался на престол благодаря римлянам и умер, завещав свое царство Римской республике.
Что же касается обвинений в адрес Цезаря по поводу этого царственного завещателя, то они кратко изложены, как мы уже говорили, в насмешливых песенках, которые позднее будут распевать, обращаясь к Цезарю, его собственные солдаты:
Галлов Цезарь покорил, Никомед же Цезаря:
Днесь ликует Цезарь, покоривши Галлию,
Никомед же не ликует, покоривши Цезаря.
Цезарь рассердится на это.
Он принесет клятву в свое оправдание, но солдаты рассмеются ему в лицо и споют под носом у него вторую песенку:
Горожане, прячьте жен: блядуна ведем к вам лысого.
Деньги, взятые у Рима, проблудил он в Галлии.
Итак, Цезарь находился у Никомеда III, когда ему стало известно о смерти Суллы.
И действительно, Сулла умер, отрекшись перед тем от власти.
Это неожиданное отречение вызывает удивление у потомков.
Бедные потомки! Они не удосужились подсчитать количество людей в Риме, которые были заинтересованы в том, чтобы с Суллой не случилось никакого несчастья, и берегли его, ставшего частным лицом, куда тщательнее, чем они берегли диктатора, который, будучи диктатором, не нуждался в их охране, поскольку у него были телохранители.
Он ввел в сенат около трехсот своих людей.
В одном только Риме число рабов тех, кто был подвергнут проскрипции, — рабов, освобожденных им и именовавшихся корнелианами, — в одном только Риме, повторяем, число освобожденных им рабов превышало десять тысяч.