Бедняга Цицерон!
Между тем ему стало известно, что Клодий добивается должности трибуна и что Цезарь причастен к его усыновлению Фонтеем.
Вот что Цицерон пишет об этой важной новости Аттику в своем письме, датированном апрелем 695 года от основания Рима и помеченном Тремя Харчевнями:
«Представь, какая встреча! Я спокойно выезжаю из Анция по Аппиевой дороге в самый день Цереалий и, добравшись до Трех Харчевен, вдруг вижу перед собой моего дорогого Куриона, едущего из Рима.
— Знаешь новости? — спрашивает меня Курион.
— Да нет, — отвечаю я.
— Клодий домогается стать трибуном.
— Да что ты?
— А ведь он злейший враг Цезаря и, как говорят, намерен отменить все его установления.
[Цезарь уже год как не был консулом.]
— И что говорит Цезарь?
— Цезарь уверяет, что непричастен к усыновлению Клодия».[54]
Затем Цицерон переходит к другой теме.
Но в июле обстоятельства уже изменились; на этот раз свое письмо он помечает Римом.
Он снова пишет Аттику:
«Покамест же наш любезный Клодий не прекращает угрожать мне и открыто объявляет себя моим врагом. Надо мной нависла гроза: при первом же ударе мчись ко мне».[55]
Однако Цицерон не может поверить в опасность.
Помпей дает ему слово, что Клодий ничего не предпримет против него.
Цезарь, добившийся для себя пятилетнего правления в Галлии, предлагает ему должность легата в своей армии.
«Цезарь настойчиво зовет меня быть его легатом, — пишет Цицерон. — Это было бы весьма почетным уклонением от опасности, но я не избегаю ее. Чего же тогда я хочу? Принять борьбу?. Пожалуй, да».[56]
И он действительно вступит в борьбу.
Однако в августе дела принимают самый серьезный оборот и опасность вырисовывается все яснее.
«Тем временем, мой дорогой Аттик, брат нашей Волоокой богини не останавливается на полпути в своих угрозах в мой адрес. Он отрицает свои намерения перед Сампсикерамом [это одно из прозвищ, которым Цицерон награждает Помпея], но кичится ими и похваляется перед всеми прочими. Ведь ты нежно любишь меня, не правда ли? Конечно, любишь. Так вот, если ты спишь, вставай; если ты встал, иди; если ты идешь, ускорь шаг; если ты бежишь, лети на крыльях…Ты непременно должен быть в Риме ко времени комиций или, если это невозможно, самое позднее к тому моменту, когда будут объявлены итоги голосования».[57]
Восемь месяцев спустя, когда все уже свершилось, Цицерон снова пишет все тому же Аттику:
Если б только небу было угодно, мой дорогой Аттик, чтобы однажды я смог поблагодарить тебя за то, что ты заставил меня жить! Но поныне я жестоко раскаиваюсь, что послушал тебя. Я заклинаю тебя, спеши приехать ко мне в Вибон, куда меня привела необходимость свернуть с прежнего пути; приезжай! Мы вместе обсудим мой путь и мое прибежище. Если ты не приедешь, я буду удивлен; но я уверен, что ты приедешь».[58]
Так что же произошло?
Сейчас мы это расскажем.
Клодий был назначен народным трибуном в конце 695 года от основания Рима.
Консулами тогда были Пизон и Габиний.
Он начал с того, что привлек их на свою сторону, добившись, чтобы Пизону отдали в управление Македонию, а Габинию — Сирию.
С этого времени Цицерон мог найти поддержку лишь у Красса, Помпея и Цезаря.
Красс никакой опасности не представлял: он ненавидел Цицерона, который по любому поводу насмехался над ним, называя его Лысым или Богачом, Кальвом или Дивесом.
Помпей, в пятьдесят лет пылко влюбившийся, целиком находился во власти чар своей молодой жены Юлии и, как мы видели, в ответ на все страхи Цицерона ограничивался словами: «Ничего не бойся, я ручаюсь за все!»
Что же касается Цезаря, то, хотя после заговора Катилины горячей дружбы между ними не было, он слишком высоко ценил талант оратора, чтобы отказать ему в своем покровительстве; впрочем, Цезарь, защищая Цицерона, отблагодарил бы Цицерона, защитившего Цезаря.
В итоге, как мы видели, Цезарь предложил Цицерону должность легата в своей армии.
И Цицерон уже был готов принять это предложение.
Клодий почувствовал, что враг ускользает от него.
Он бросился к Помпею.
— Почему Цицерон собирается покинуть Рим? — спросил он. — Неужели он думает, что я сержусь на него? Да меньше всего на свете! Ну разве что у меня есть небольшая обида на его жену Теренцию, но к нему, великие боги, я не питаю ни ненависти, ни гнева!
Помпей повторил эти слова Цицерону и прибавил к ним свое личное поручительство.
Цицерон решил, что он спасен, и вежливо отказался от должности легата.
Цезарь пожал плечами.
Между тем в одно прекрасное утро Клодий действительно выдвинул против Цицерона обвинение.
Состояло оно в том, что Цицерон без суда предал смерти Лентула и Цетега.
Обвиненный Клодием, Цицерон не осмелился воззвать к Цезарю, который предупреждал его.
Он бросился к Помпею, который постоянно внушал ему, что бояться нечего.
Помпей безмятежно проводил медовый месяц в своей вилле в Альбанских горах.
Ему доложили о приходе Цицерона.
Помпею было бы крайне неловко увидеться с ним, и он бежал через потайную дверь; Цицерона провели по всему дому, желая доказать, что Помпея там нет.
Цицерону стало понятно, что он погиб.
Он вернулся в Рим, надел траурное платье, перестал стричься и брить бороду и начал обходить город, умоляя народ о защите.
В то же время Клодий, окруженный толпой своих сторонников, каждый день отправлялся навстречу Цицерону, потешаясь над переменой в его облике, в то время как друзья Клодия примешивали к его угрозам камни и комья грязи.
Между тем всадническое сословие оставалось верно своему бывшему предводителю; все всадники одновременно с ним облачилось в траур, и более пятнадцати тысяч молодых людей ходили за ним следом с растрепанными волосами и просили за него народ.
Сенат пошел еще дальше: он объявил о народном трауре и повелел всем римским гражданам облачиться в черное.
Но Клодий расставил вокруг сената своих людей.
Тогда сенаторы бросились наружу, с громкими криками раздирая на себе тоги.
К несчастью, ни эти отчаянные крики, ни эти разорванные тоги не вызвали у народа никакого сочувствия.
Впереди была борьба, которую предстояло выдержать, сражение, исход которого должно было решить оружие.
— Останься, — говорил ему Лукулл, — я ручаюсь тебе за успех.
— Уходи, — говорил ему Катон, — и народ, пресытившись яростью и бесчинствами Клодия, вскоре сам пожалеет о тебе.
Цицерон совету Лукулла предпочел совет Катона.
Он обладал гражданским мужеством, но был начисто лишен мужества воинского.
Посреди ужасающей суматохи, царившей в городе, он велел отнести статую Минервы, которую с особым благоговением хранил у себя дома, на Капитолий и принес ее в дар богине, надписав на цоколе:
Затем той же ночью он в сопровождении своих друзей покинул Рим и двинулся сухим путем через Луканию.
Его путь можно проследить по его письмам: 3 апреля он пишет Аттику из земли бруттиев; 8 апреля ему же с берегов Лукании; около 12 апреля, опять ему же, по пути в Брундизий; 18-го числа того же месяца, снова ему, из окрестностей Тарента; 30-го числа своей жене, дочери и сыну, из Брундизия, и, наконец, 29 мая, Аттику, из Фессалоники.
Как только о бегстве Цицерона стало известно, Клодий добился постановления о его изгнании и издал указ, запрещавший всем гражданам в пределах пятисот миль от Рима давать изгнаннику огонь и воду и пускать его под свой кров.
Всего двенадцать лет минуло с тех пор, как Цицерон горделиво восклицал: «Оружие отступило перед тогой и лавры сражений померкли перед трофеями слова!»
И, тем не менее, победитель Катилины, не проклинай богов за это изгнание: твоим худшим несчастьем станет не изгнание и твоим худшим врагом станет не Клодий!
XXVIII
На протяжении всей этой схватки Цезарь сохранял спокойствие.
Он подчеркнуто не становился ни на сторону Клодия, ни на сторону Цицерона, позволяя событиям идти своим чередом.
Вот что он видел, окидывая взглядом Рим: город, погруженный в полнейшую анархию; народ, не знающий, к кому примкнуть.
Помпей являл собой огромную славу, но был ближе скорее к аристократии, чем к народу.
Катон — огромную известность, но вызывал скорее восхищение, чем любовь.
Красс — огромное состояние, но вызывал скорее зависть, чем уважение.
Клодий — огромную отвагу, но скорее блистательную, чем непоколебимую.
Цицерон ослаб, Бибул ослаб, Лукулл ослаб.
Катул умер.
Что же касается органов государственного управления, то с ними все обстояло еще хуже.
После оправдания Клодия сенат был унижен.
После бегства Цицерона всадническое сословие было обесчещено.
Цезарь понял, что настало время покинуть Рим.
Каких соперников он оставлял в Риме?
Красса, Помпея и Клодия.
Катон — это имя, шум, гул, но это не соперник.
Красс настойчиво склоняет к войне с парфянами.
Он вот-вот может добиться своего и тогда, в шестьдесят лет, отправится в дальний поход к диким, свирепым, безжалостным народам.
Велика вероятность, что он не вернется оттуда.